Посулив мне нечто невероятно скверное, Семка ожесточенно ткнул меня кулаком в бок и быстро пошел прочь…

Мне хотелось знать, что делает Мишка с нашей бывшей хозяйкой, и я тихонько отправился к ее дому. Мне не думалось, что я подвергаюсь какой-либо опасности или неприятности.

И я не ошибся.

Подойдя к дому и приложившись глазом к щели в заборе, я увидел и услышал только следующее: старуха сидела на ступеньках крыльца, держала в руках “выдранные с мясом” застежки своей библии и через очки пытливо и строго смотрела в лицо Мишки, стоявшего ко мне задом…

Несмотря на строгий и сухой блеск ее острых глаз, по углам губ у нее образовалась мягкая складка кожи; видно было, что старушка хочет скрыть добрую улыбку - улыбку прощения.

Из-за спины старухи смотрели какие-то три рожи: две женские, одна красная и повязанная пестрым платком, другая простоволосая, с бельмом на левом глазу, а из-за ее плеч высовывалась физиономия мужчины, клинообразная, в седых бачках и с вихром на лбу… Она то и дело странно подмаргивала обоими глазами, как бы говоря Мишке:

“Утекай, брат, скорей!”

Мишка мямлил, пытаясь объясниться:

- …Такая редкостная книга. Вы, говорит, все - скоты и псы… собаки. Я и думаю… Господи - верно! Так надо говорить по правде… сволочи мы и окаянные люди… подлецы! И опять же, думаю: барыня - старушка, может, у ней и утеха одна, что вот книга - да и всё тут… Теперь застежки… много ли за них дадут? А ежели при книге, то они - вещь! Я и помыслил… дай-ка, мол, я обрадую старушку божию, отнесу ей вещь назад… К тому же мы, слава те господи, заработали малу толику на пропитание. Счастливо оставаться! Я уж пойду.

- Погоди! - остановила его старуха.- Понял ты, что я вчера читала?..

- Я-то? Где мне понять! Слышу - это так… да и то - как слышу? Разве у нас уши для слова божия? Нам оно непонятно… Прощевайте…

- Та-ак!-протянула старуха.- Нет, ты погоди…

Мишка тоскливо вздохнул на весь двор и по-медвежьи затоптался на месте. Его уже, очевидно, тяготило это объяснение…

- А хочешь ты, чтоб я еще почитала тебе?

- Мм… товарищи ждут…

- Ты плюнь на них… Ты хороший малый… брось их.

- Хорошо…- тихо согласился Мишка.

- Бросишь? Да?

- Брошу…

- Ну, вот… умница!.. Совсем ты дитя… а борода вон какая… до пояса почти.. Женат ты?..

- Вдовый… померла жена-то…

- А зачем ты пьешь? Ведь ты пьяница?

- Пьяница… пью.

- Зачем?

- Пью-то? По глупости пью. Глуп, ну и пью. Конечно, ежели бы человеку ум… да рази бы он сам себя портил? - уныло говорил Мишка,

- Верно рассудил… Ну вот, ты и копи ум… накопи да и поправься… ходи в церковь… слушай божие слово… в нем вся мудрость.

- Оно, конечно…- почти простонал Мишка.

- А я еще почитаю тебе… хочешь?..

- Извольте…

Старуха достала откуда-то из-за себя библию, порылась в ней, и двор огласился ее дрожащим голосом:

- “Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого, ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же!”

Мишка тряхнул головой и почесал себе левое плечо.

- “…Неужели думаешь ты, человек, что избежишь суда божия?”

- Барыня! - плачевно заговорил Мишка,- отпустите меня для бога… Я вдругорядь лучше приду послушаю… а теперь больно мне есть хочется… так те вот и пучит живот-от… С вечера мы не емши…

Барыня сильно хлопнула книгой.

- Ступай! Иди! - отрывисто и резко прозвучало на дворе…

- Покорнейше благодарим!..- И он чуть не бегом направился к воротам…

- Нераскаянные души… Звериные сердца,- шипело по двору вслед ему…

Через полчаса мы с ним сидели в трактире и пили чай с калачом.

- Как буравом она меня сверлила…- говорил Мишка, ласково улыбаясь мне своими милыми глазами.- Стою я и думаю… Ах ты, господи! И зачем только пошел я! На муку пошел… Где бы ей взять у меня эти застежки, да и отпустить меня,- она разговор затеяла. Экий народ-чудак! С ними хочешь по совести поступать, а они свое гнут… Я по простоте души говорю ей: вот те, барыня, твои застежки, не жалуйся на меня… а она говорит: нет, погоди, ты расскажи, зачем ты их мне принес? И пошла жилы из меня тянуть… Я - даже взопрел от ее разговору… право, ей-богу.

И он все улыбался своей бесконечно кроткой улыбкой…

Семка, надутый, взъерошенный и угрюмый, серьезно сказал ему:

- Умри ты лучше, пень милый! А то завтра тебя с такими твоими выкрутасами мухи али тараканы съедят…

- Ну уж! Ты скажешь слово. Дава-ко выпьемте по стакашку… за окончание дела!

И мы дружно выпили по стакашку за окончание этого курьезного дела.