«Не нынче ль на пороге...» Не нынче ль на пороге, От горя как в бреду, Я почтальону в ноги С мольбою упаду. «Одно письмо средь прочих У вас, наверно, есть. Там на конверте почерк Мужской, прямой, как честь. Мой адрес на конверте, Письмо мне из Москвы. Поверьте мне, поверьте, Его найдете вы!..» Старик, с мальчишкой схожий, Быть может, поворчит, Но, человек хороший, Он мне письмо вручит. Любую запятую Целуя без стыда, В письме твоем прочту я, Что любишь навсегда. Ты пишешь: будь спокойна, Клянешься, что придешь… Презренно, недостойно, Блаженно верю в ложь. Возможно ль быть несчастней? Я жду тебя весь год, Как смертник перед казнью Помилованья ждет. Город Чистополь на Каме… Нас дарил ты чем богат. Золотыми облаками Рдел за Камою закат. Сквозь тебя четыре ветра Насмерть бились день и ночь. Нежный снег ложился щедро, А сиял – глазам невмочь. Сверхъестественная сила Небу здешнему дана: Прямо в душу мне светила Чистопольская луна, И казалось, в мире целом Навсегда исчезла тьма. Сердце становилось белым, Сладостно сходя с ума. Отчужденностью окраски Живо все и все мертво — Спит в непобедимой сказке Город сердца моего. Если б не росли могилы В дальнем грохоте войны, Как бы я тебя любила, Город, поневоле милый, Город грозной тишины! Годы чудятся веками, Но нельзя расстаться нам — Дальний Чистополь на Каме, На сердце горящий шрам. 1943, март У меня большое горе, И плакать не могу. Мне бы добрести до моря, Упасть на берегу. Не слезами ли, родное, Плещешь через край? Поделись хоть ты со мною, Дай заплакать, дай! Дай соленой, дай зеленой, Золотой воды, Синим солнцем прокаленной, Горяче́й моей беды. Я на перекресток выйду, На колени упаду. Дайте слез омыть обиду, Утолить беду! О животворящем чуде Умоляю вас: Дайте мне, родные люди, Выплакаться только раз! Пусть мольба моя нелепа, Лишь бы кто-нибудь принес, — Не любви прошу, не хлеба, — Горсточку горючих слез… Я бы к сердцу их прижала, Чтобы в кровь мою вошло Обжигающее жало, От которого светло. Словно от вины тягчайшей, Не могу поднять лица… Дай же кто-нибудь, о, дай же Выплакаться до конца, До заветного начала, До рассвета на лугу… Слишком больно я молчала, Больше не могу. Июль 1943 «Мы начинали без заглавий...»
Мы начинали без заглавий, Чтобы окончить без имен. Нам даже разговор о славе Казался жалок и смешон. Я думаю о тех, которым Раздоры ль вечные с собой Иль нелюбовь к признаньям скорым Мешали овладеть судьбой. Не в расточительном ли детстве Мы жили раньше? Не во сне ль? Лишь в грозный год народных бедствий Мы осознали нашу цель. И можем быть сполна в ответе За счастье встреч и боль потерь… Мы тридцать лет росли как дети, Но стали взрослыми теперь. И яростную жажду славы Всей жизнью утолить должны, Когда Россия пишет главы Освобождающей войны, — Без колебаний, без помарок — Страницы горя и побед, А на полях широких ярок Пожаров исступленный свет… Живи же, сердце, полной мерой, Не прячь на бедность ничего И непоколебимо веруй В звезду народа твоего. Теперь спокойно и сурово Ты можешь дать на все ответ, И скажешь ты два кратких слова, Два крайних слова: да и нет. А я скажу: она со мною, Свобода грозная моя! Совсем моей, совсем иною Жизнь начинается, друзья! 1943 «Любовь, о любовь, ты опять, опять...» Любовь, о любовь, ты опять, опять! Следя за губами твоими, Я против желанья начну повторять Такое чужое имя. О стыд! Мне бы надо глаза отвести От пламени этих глаз И – сил не хватило. Сердце, прости, Жажда замучит нас. Куда же мне деться, – скажи, научи, Ответь – что же делать мне В не знающей сна раскаленной ночи, В не знающем радости дне?.. Уснуть бы, проснуться и – сняло рукой, Снова родной покой. Все это правда, все это ложь, Но их ведь не разберешь. Я счастья хочу, и смеется оно: Мол, я не тебе суждено, А ты притворись, притворись навсегда, Что ты холодна и горда. Ты это умела? Сумей же и впредь В притворстве прожить и во лжи умереть. 1943 |
