Несколько раз Погосов пытался узнать, каким же образом им удалось выбраться, обойдя угрозу Грега "стереть память". Почему-то ему представилось устройство вроде детектора в аэропорту для обнаружения металла.

Добиться от Леры, что у нее произошло с Грегом, он не мог. Он помнил, как она соглашалась с Грегом, но, очевидно, когда Погосов вырубился, что-то переменилось. Вырубился или вырубили? Неизвестно, сколько он был в отключке. Это не важно, его занимало другое - чего ради Лера так поступила.

- Я хотела оставить вам...

- Что?

- Ну... уверенность.

Она чего-то недоговаривала.

Погосов оглянулся. Берег оставался пустынным. Только вдали на заливе можно было различить несколько черных точек рыбацких лодок.

- Мне все кажется, что за нами следят.

- Кто?

- Все же странно, как вам удалось?

Погосов стянул с головы вязаную шапку, причесал волосы пятерней.

- Мало того, что вы не верите мне, так вы еще не верите и себе, сказала

Лера. - Вы обижаете нас обоих.

Они подошли к перевернутой лодке, Лера остановилась, дальше она не пойдет, ей надо вернуться.

- Я вас не отпущу.

- Зачем я вам?

- Как свидетель. Без вас никто не поверит. Вы единственное доказательство, - он подумал и добавил: - И для меня самого, я действительно себе не верю.

- Только для этого? - живо спросила она.

Слава тебе Господи, она произнесла это с обидой, как произносили женщины всех времен, подчиняясь древней потребности - услышать слова признания, извлечь их из мохнатого мужского нутра.

- Нет, не только, - пробормотал Погосов. Он заставил себя посмотреть ей в глаза.

- Чего вы хотите?

- Останьтесь.

- Времени уже нет, поздно. Был у нас с вами момент. Мы его упустили.

- Я? Я ничего не упустил. Когда это?

- На этом самом месте. Прошлый раз. Вас тогда более всего занимала загадка следов.

- И что же это я упустил?

- Мы могли бы провести это время иначе, но вы выбрали следы.

Она сообщила это с некоторым злорадством. Было и огорчение, однако та обида или досада не давала ей покоя, и теперь она не преминула уязвить Погосова.

- Да, да, вы шли не за мной, а за ними.

- Черт возьми! Извините, то были еще не вы, то была случайная встреча, для одноразового приключения.

Честно говоря, некоторая необычность, конечно, тогда чувствовалась, но утро на эту особу тратить не следовало, другое дело, вечерком, после ужина, чтобы все получилось само собою. Не прислушался он к тем сигналам, они поступали, как говорится, из свернутой реальности, не доступной наблюдению, еле уловимые сигналы.

- Как раз то была я. Больше, чем я сейчас. Но теперь я понимаю ваш выбор. Выбирая, конечно, что-то теряешь. Не всегда мы знаем, что именно потеряно. Да, выбор это и приобретение, но и всегда потеря. Не ругайте себя. Вы выбрали то, что хотели, и кое-что вы приобрели. Может, не так мало.

- Нет, нет, это была ошибка.

- Неблагодарный вы человек. Взвесьте сами: в лучшем случае уложили бы в кровать еще одну особу. Не надо морщиться, элементарная мужская задача. Знали

бы - за голову схватились, - тайну природы променял на бабу! - Рука ее легла Погосову на плечо. - Я изучила вас.

Изучила? Может, и так, во всяком случае, эта женщина знает его лучше всех других. Она снимала всякие его характеристики, сравнивала виртуальные варианты его поведения, его экстремальные состояния, неизвестно, что они еще там выведали.

- ...слишком высокого мнения вы были о своем предназначении. Другие ценности у вас в счет не шли.

- Вы о чем? - Но он уже догадался и в сердцах стукнул ногой по лодке. А вы разве не такая, вы явились сюда вовсе не романить, вам нужен был подопытный экземпляр. За ним и явились.

Кажется, он попал в цель, что-то с ней произошло, она окинула печальным взглядом берег, холодное небо, тусклый блеск залива, дымку над дальним городом и сникла, зябко поежилась.

- Ничего нам не исправить, - что-то она еще хотела сказать, но не успела, прислушалась, сердито кивнула кому-то невидимому, неразборчиво ответила.

Погосов поклялся бы, что она слушает и говорит без всяких аппаратов, чего, конечно, быть не могло. Он не выдержал:

- Вы переговариваетесь! Как это происходит?

Лера невесело улыбнулась.

- Вот видите!

- Тьфу! Действительно, на кой это мне. Спросите: вам можно задержаться? Хоть ненадолго.

- Нет, невозможно.

- Значит, мы больше не увидимся?

Она кивнула.

- Какой-то дурдом, - сказал Погосов.- Все запрограммировано! - Он вдруг вспылил. - Вы и в тот раз не смогли бы остаться. Так что нечего мне травить.

Взгляд ее с нежностью скользил по его лицу.

- Может, надо было все стереть... И меня стереть из вашей памяти. Наверное, Грег был прав, - она вопросительно остановилась.

- Что ж вы емy помешали?

- Мне хотелось хотя бы так задержаться...

Она не договорила, улыбнулась виновато, жалко, от этой улыбки можно было прийти в отчаяние. Вдруг обняла его, прижалась всем телом, губами к его губам, всей своей телесностью, он жe стоял болван болваном, очнулся, когда она исчезла, словно истаяв. Утренний берeг опустел, то была первобытная пустынность. Торчали древние серые валуны. Сосны чуть шевелили заиндевелыми ветвями. Стали появляться

звуки - потрескивало, звенело, шелестело, - и звуки эти были древние.

Ничего не осталось от нее. Только их парные следы, мужские и женские, петляя, вели к перевернутой лодке, здесь потоптались, дальше к поселку потянулся одинокий след больших мужских кед.

Под вечер на своем помятом стареньком "Москвиче" прикатил заместитель Погосова по лаборатории Наум Тырса. Привез на подпись отчет, заявки, ксероксы статей из "Physical Review".

Топилась печка. Погосов в ковбойке сидел перед огнем. Был он хорошо поддавши. Бутылка "Столичной" стояла у его ног и банка с огурцами. Допили остатки. Погосов хотел открыть новую. Тырса отказался, он был за рулем. По какому поводу шеф надрался, выяснить не удалось. Известно было, что Погосов в одиночку не принимал. О лабораторных делах не расспрашивал, требовал пойти на берег что-то посмотреть. Угомонить его не удалось.

Из леса выползали сумерки. Темные дома стояли за позеленелым штакетником. Тырса придерживал Погосова, умеряя его шаг. Рассказывал про старшего лаборанта Муркина. Появился на новой "Тойоте". Откуда у него, спрашивается? Недоучка, бездельник. Он, Тырса, кандидат наук, мается со старым драндулетом, а этот прохиндей...