Не знаю, помнишь ли ты местность около Дубинина поста. Направо находится совершенно ровная и открытая местность, а налево сопка и лес. Было около часу, когда началась перестрелка. Перестрелка самая бесплодная; солдаты стрелять почти не умеют. В два часа какая-то шальная нуля залетела мне в ногу и прошла сквозь икру. Злость взяла меня страшная. Приставал я и прежде к Маркову, чтобы атаковать с поля во фланг, но безуспешно, а тут почти разругался. «Вот изволите ли видеть, их много», -был один ответ. Прошёл час и другой, успел я сходить за 5 вёрст на перевязку, вернулся назад, а дело всё в том же положении; храбрый забайкалец потерял одного казака убитого и одного барабанщика раненым, а всё по-прежнему пукал да пукал. Было 5 часов, когда увидели с горы, что половина разбойничьего обоза потянулась назад и ушла под прикрытием 50 человек. Убедившись теперь, что их стало меньше, Марков велел стягиваться направо. Вышли направо, и тут разбойники побежали без выстрела, бросая всё. Разумеется, наши гнали и били. В версте от поста отбили вторую половину обоза (первая так и ушла). Прихрамывая, бежал я сзади ещё версту, а потом вернулся на станцию. Там остались следы страшных гостей; ни окон, ни дверей, даже пол разломали до последней доски. ... Через полчаса привезли возов 10 отбитой добычи. К общей радости почти все вещи оказались целы, потерпел только Краевский. ...

Результатом этого дня были с нашей стороны, один казак убит и двое ранены (в том числе и я). Разбойники потеряли около 50 человек, много пороху, свинцу, ружей, два знамени с надписью «смерть русским», несколько пудов муки и много разного хлама. Убежало их около 300 человек и обоз в 10 возов. Протянув на 6 часов глупую перестрелку, выпустив почти половину всех своих патронов, Марков, конечно, не мог преследовать за темнотой, между тем, как клад давался в руки. Атакуй тремя часами раньше, и шайка если бы не была истреблена окончательно, то лишилась бы всего обоза и конечно рассеялась, а теперь всё-таки имеем перед собой шайку довольно страшную для мелкого отряда. Марков, имея 200 человек, только и отвечал: «Изволите видеть, их там много», и потом в подтверждение слов своих говорит, что держались они шесть часов, значит была сила (при чём поднимает палец). Весь следующий день, т.е. 30-е число посвящён разбору добычи. Казаки нагрузились до того, что не могут нести. 31 пошли до Никольского. Там картина страшная — всё выжжено, трупы не похоронены; сам собственными глазами видел человеческую ногу обгрызенную собаками, а один из крестьян узнал труп своей старухи и просил закрыть. Куда скрылись манзы, неизвестно. Марков предполагает, что манзы пошли вверх по Суйфуну и пошёл за ними»⁸⁹.

Благодаря разысканиям Н.М.Тихменёва и рапорту И.В.Фуругельма мы можем пополнить и уточнить описание Зотикова. Возглавляемые «цымухинским жителем Чунгофа», манзы заняли позицию на поросшей густым кустарником опушке редкого леса, покрывавшего склоны сопки, возвышавшейся над окружающей местностью. В 500—600 шагах от неё, за небольшим гребнем, залегла цепь из казаков и солдат. На левом фланге, в 400 шагах от манзовской позиции, находилась промоина старой дороги, глубиной около 2 аршин (1,42 м). Солдаты воспользовались ею как траншеей и именно отсюда сумели нанести неприятелю наибольшие потери. На правом фланге манзы сами подползли кустами вперёд и сблизились с отрядом Маркова до 470 шагов. Противников разделяла топкая долина речки Тудагоу.

Манзами поддерживался жаркий, но почти безрезультатный огонь. Около 5 часов дня подпоручик Дубинин взял из резерва, стоявшего в овраге, шагов за 500 от передовых стрелков, 40 человек и двинулся с ними в охват сопки. Когда эта группа зашла во фланг манзам, то развернулась цепью и с 700 шагов открыла огонь, продолжая подниматься вверх по склону, пока не оказалась в 150 шагах от неприятеля. Тем временем фельдфебель Милютин, командовавший правым крылом, тоже перешёл в наступление. Приблизившись к опушке леса обе части цепи с криком «ура» атаковали неприятеля одновременно с его левого фланга и фронта. Не устояв под напором солдат, сначала ближайшие из манз, а затем и все прочие бросились бежать. Убедившись в успехе Дубинина с Милютиным, Марков повёл остальных своих людей через речку вперёд, но настойчивого преследования не организовал и шайку упустил. Тем не менее, дело у станка Дубининского принесло командиру Уссурийского батальона чин полковника, «за военные отличия». Впрочем, незаслуженное повышение не пошло ему впрок: после описанных событий Марков пустился в злоупотребления, был уличён в жестоком обращении с казаками и отстранён от должности.

Того же, 29 числа штабс-капитан Нейман, прибывший с отрядом в Суйфунскую во второй половине дня и не заставший там хунхузов, отправился далее, в Никольскую. Однако он остановился, не доходя до деревни, на сопке у берега Суйфуна, в 10 верстах от места боя, а на следующий день возвратился в Раздольный. Если бы Нейман и утром 30 мая продолжал марш к Дубининскому, то потерпевшую накануне поражение манзовскую шайку, скорее всего, удалось бы истребить полностью.

Первое краткое известие о бое у Дубининского пришло в Бельцову из Раздольного 30 мая, а 31-го поступили лаконичные, но довольно бестолковые телеграммы Маркова: «Было дело — догоняю» и «Хунхузы разбиты — преследую». Не располагая подробным донесением, которое позволило бы уяснить истинное положение вещей, Тихменёв предположил, что хунхузы рассеялись под Суйфунской, и отдал начальникам отрядов приказания для подготовки окружения и уничтожения остатков шайки. Но уже 1 июня из двух более подробных телеграмм, от капитана Холевинского и раздольнинского телеграфиста, стало ясно, что план этот ошибочен, ибо манзы ушли в верховья Суйфуна. Поэтому предыдущие распоряжения были изменены с тем, чтобы движением войск обеспечить безопасность тылов Маркова и населённых пунктов, главным образом Никольской, куда возвращались крестьяне, и Раздольного.

Как водится, не обошлось без недоразумений. Дьяченко, так и не дождавшийся Тихменёва в Лоренцовой, решил выйти навстречу командующему войсками и сделал это 30 мая, отправив соответствующее донесение. Между тем, в Лоренцову было передано предписание, направлявшее подполковника к Никольской. Он ознакомился с ним только на следующей станции — Орловой, 31 числа, и сразу повернул отряд обратно, но не доложил об этом. В результате Тихменёв, считавший, что Дьяченко не получил последнего предписания, отправил в Никольскую Неймана, а на его место в Раздольный приказал двинуть часть 1-го батальона, что и было исполнено.

Ещё перед выходом из Лоренцовой Дьяченко послал присоединившихся к нему Холевинского и Лаубе на Суйфун. Дойдя до Утёсного, Холевинский встретил Маркова, который, в отмену первоначального распоряжения, приказал капитану идти на Лефу и «обрекогносцировать» её на всём протяжении. Исполнив это приказание, Холевинский вернулся к Дьяченко, а тот направил его в Раздольный за провиантом и далее в Никольскую для защиты крестьян. Их положение казалось подполковнику особенно опасным, так как со слов Холевинского он знал о намерении Маркова свернуть к Суйфуну, не доходя Никольской, от Неймана же получил известие о сожжении деревни Суйфунской. Последовавшие события у Дубининского оставались неизвестными Дьяченко вплоть до 31 мая, когда им было получено предписание Тихменёва.

Во время стоянки в Лоренцовой подполковник деятельно занимался поиском разбойничьих шаек и выяснением настроения лефинских манз. Последние, под влиянием хунхузов, заметно колебались. Об уходе крупной шайки с Лефу они сообщили Дьяченко в столь невразумительной форме, что эти сведения не привлекли его внимания. Выходя из Орловой, он отправил конную разведывательную группу из 30 отборных солдат под начальством поручика Седова для проверки дорог, ведущих вдоль Лефу и Чагоу на Никольскую. Одолев за два дня около 100 вёрст, Седов 2 июня, почти одновременно с основным отрядом, прибыл к месту назначения. По пути группа встретила лишь два десятка манз, прятавшихся у стоявшей в глухом горном углу фанзы и напавших на четырёх солдат, задержавшихся при переседловке лошадей. Схватка была замечена сопровождавшим разведчиков Лаубе. Он поднял тревогу, и в скоротечном бою манзы потеряли 14 человек убитыми. Это столкновение оказалось единственным. Но следы недавней стоянки крупных шаек попадались Седову неоднократно. По утверждению местного китайца, хунхузы проводили в лагерях по несколько дней, запасаясь провизией, после чего уходили к Суйфунскому.