(1980)

Так что гонясь за смыслом достаточно долго в смысле его восходящих уровней, ты обнаружишь, что совершил полный круг и заканчиваешь тем, что встречаешь наивысшее божество, готовящее на кухне, приплясывая под попсовый мотив по радио, находишь его в популярных романах и в дыхании ветра в кронах деревьев на аллее.

Если это и есть последняя тайна, тогда никакой тайны нет — как говорит Роберт Антон Уилсон с «Космическом триггере» о том, каково это быть за пределами замка, когда ты думаешь, что ты в нем, и быть внутри, думая, что ты снаружи.

И по сути парадоксальнее всего то, что я все это высказал в «Убике» много лет назад! Так что моя экзегеза 2-3-74 сводится к одному: «Убик прав». Все, что я знаю сейчас — это то, что когда я писал «Убик», я не знал, что это не фантастика. За всю историю ни одна система мышления не подходит к 3-74 так, как «Убик», мой собственный ранний роман. Пока приходили и уходили метафизические и теологические системы, оставалось необъяснимое: волна дыхания в кронах деревьев на аллее — подсказка в цвете и движении. Безымянный, напористый анализ или систематизация: все здесь, сейчас, приземленно, на грани восприятия и бытия. Кто это? Что это? Я не знаю.

(1980)

Я пристрастился. Пристрастился к бесконечности. С моей стороны это Любовь к Богу и его познание.

3-74, Валис были Metis Dei [Разумом Бога]. Я понимаю это. Странно получить привыкание к постижению Разума Бога.

Должно быть, я суфий; под «красотой» (сущностью Бога) читаю «удовольствие» — я делаю то, что делаю, потому что это приносит мне удовольствие.

(1981)

Больше я ничего не могу сказать. То, что я сделал, может быть хорошо, а может быть плохо. Но реальность, которую я вижу — это истинная реальность; ведь я в основном аналитик, а не творческий человек; мои сочинения — это лишь творческое выражение анализа. Я фантазирующий философ, а не романист; мои способности к написанию романов и рассказов используются для выражения моего восприятия. В центре моих сочинений не искусство, а истина. Потому то, что я говорю — истина, и мне нечем ее смягчить, ни действием, ни объяснением. Однако это как-то помогает определенным чувствительным к проблемам людям, для которых я и говорю. Кажется, я понимаю, что общее у тех людей, которым адресованы мои книги: они не могут или не хотят притуплять свои предчувствия иррациональной, мистической природы реальности и для них весь корпус моих сочинений одно долгое умозаключение об этой необъяснимой реальности, расследование и представление, анализ, отчет и личная история. Моя аудитория всегда будет ограничена этими людьми. Для них, конечно, плохой новостью является то, что я «медленно схожу с ума в Санта-Ане в Калифорнии»^[119], поскольку это укрепляет наше общее осознание того, что ни ответа, ни объяснения этой загадочной реальности не последует.

В этом суть и направление современной теоретической физики, как указала Пэт^[120] много лет назад. Я добрался до этого в 50-х. К чему это все приведет, я не могу сказать, но за все эти годы на мои вопросы никто так и не ответил. Это раздражает. Но это может стать началом новой эры человеческого мышления, эрой новых открытий. Я могу быть зачинщиком чего-то многообещающего: ранний, несовершенный исследователь. Возможно, на мне все это не закончится.

Я как эксперимент Михельсона-Морли^[121] доказал, что весь наш мир ложен; но в отличие от Эйнштейна, я не могу предложить никакой новой теории, которая его заменит. Однако с этой точки зрения сделанное мной исключительно ценно, если вы сможете выдержать постоянное незнание и знание, что вы ничего не знаете. Моя попытка знать («Валис») провалилась как объяснение. Но как дальнешее изучение и представление проблемы она бесценна. И, еще раз, мой полный провал в попытке состряпать рабочее объяснение крайне знаменателен, т. е. то, что я в этом провалился. Это доказывает, что в коллективном плане мы все еще далеки от истины. Эмоционально это бесполезно. Но эпистемологически бесценно. Я уникальный первопроходец… который безнадежно потерялся. И даже тот факт, что мне никто не сможет помочь, крайне знаменателен!

Кто-то должен прийти и сыграть роль Платона для моего Сократа.

Проблема как я ее вижу в том, что Платон был на 180 градусов неправ; эйдос, абстрактный и совершенный, не становится частным и несовершенным; вопрос следует ставить так: «Как частное, уникальное, несовершенное, локальное становится абстрактным, эйдетическим и универсальным?» Мы должны искать частности, кроны и дебри аллеи, ответ там: я видел маску и она работает с точностью до наоборот от того, что говорил Платон; он считал эйдос онтологически первичным, предшествующим частностям. А я увидел, как частное создает эйдос (или «филогон», как я это назвал); эта вечная постоянная реальность создается и основывается на текучем мире; вся западная метафизика отклонилась на 180 градусов. Здесь-то и происходит крах. Универсалии реальны (дело не в номинализме; дело в реализме, а эйдос начинается со многих уникальных частностей. Эта (истина) как-то связана с моей мета-абстракцией: в ней я как-то увидел реальную связь между частностями и эйдетическим и путь, Направление, Поток, Линию, по которой движется действительная реальность. Это я и постиг 2-74.

(1981)

Просветление: 3 апреля 1981 г., в пятницу ночью в 4:45 утра я увидел Чань-Дао (3-74). Чем более оно изменяется, тем более остается тем же самым, оно всегда новое, всегда присутствующее; оно абсолютно самодостаточно. Наконец я смог познать это, как оно изменяется, беспрестанно изменяется — посредством диалектики — и всегда остается тем же самым — о великое Чань-Дао! Я увидел тебя в противоположностях, которое ты объединило; объединив, ты противостало самому себе; объединив, ты разделилось; объединив, ты стало (многим) (но все равно всегда остаешься единым (полем)). Ты не хочешь ничего. Чем более ты изменяешься, тем более становишься собой. Для тебя изменяться значит оставаться неизменным. Это твоя великая тайна: изменяясь (в диалектике), ты обновляешь себя, потому ты никогда не изменяешься. Всегда новое, всегда присутствующее. Все, что можно о тебе сказать (в смирении!!!) — что ты беспредельно Тихо.

Глава четвертая

Трактовка собственных работ

Так что «Свихнувшееся время», «Глаз в небе», «Стигматы», «Убик», «Лабиринт» и «Слезы» — это части последовательно разворачивающегося повествования, в котором излагается высшая Герметическая макромикрокосмология. Разоблачаются фальшивые миры, а в «Лабиринте» и особенно в «Слезах» обнажается истинное положение вещей — шесть романов и несколько рассказов сцепляются вместе, чтобы встряхнуть наши воспоминания. Мы не можем осознать собственное забвение (сон и иллюзорные миры), потому что из-за ЧЖТ, из которой мы бежали, забвение за последние 5000 лет стало смертельным; ЧЖТ росла и росла благодаря нашему невольному сговору.

«Помутнение» продолжает повествование предыдущих шести романов, не предполагая объективный внешний мир ирреальным, а обращаясь к «Самозванцу» и изучая ложные внутренние идентичности и утраченные воспоминания об истинной личности! Две личности сражаются друг с другом при помощи вторгающихся сообщений (немецких, включая «Фиделио»^[122]), которые, как и сообщения в «Убике» просто врываются «из загадочной той стороны»! Я никогда не врывался из-за «загадочной той стороны»! Я никогда раньше этого не осознавал — это не Фред, конечно, и это не Боб^[123]! Это другая личность, говорящая на протоязыке (основано на моем опыте с койне [греческий, на котором говорили и писали во времена Христа]!). У него есть дедушка (или двоюродный дед?), который говорит на немецком. Предшественник!

Информация, изложенная хронологически в последовательности романов, интересна: