Не только наш вождь и герой,
Но и сам тверд и скромен,
В нем — корни нашего мира,
И его душа путь к звездам указует,
Но он все же остается человеком,
Таким, как ты и я (180—365).
Фюрер — воплощение истины, сама истина. Когда он говорит, всякая ложь отступает. Его слова вдохновляют на творчество, на подвиг. Таким предстает Гитлер в стихотворении Карла Эмиля Улофа «Фюрер говорит» (1935):
Когда фюрер говорит, рушится всякая ложь.
Фюрер говорит! Рушится ложь!
Победоносная истина попирает тупую манию.
Объявляет войну пустой и трусливой иллюзии.
Презренье — самодовольству и пресыщенности!
Фюрер говорит! Слова становятся делами,
И вчера еще бессильное слово
Обретает для творчества силы.
Фюрер говорит,
И становится слово законом (180—366).
В стихотворении «Обет» Макса Вегнера, опубликованном в «Национал-социалистских тетрадях» (1940), звучит мотив, привычный для фашистского государства, в котором все связано с личностью фюрера. Без него нет счастья, нет солнца:
Ты, вождь, для нас — закон!
Мы живем именем твоим.
Рейх — цель нашей борьбы.
Ее начало и конец.
Твое слово — пульс нашего дела.
Твоя вера строит для нас башни (180—367).
Фюрер ведет народ «сквозь бури и опасности», ведет его «к свободе и хлебу», и поэтому народ несет в своем сердце его образ (Генрих Анакер — «Мы несем твой образ в своих сердцах»):
Мы все несем в сердце твой образ,
Все мы поднимаем тебя на наших плакатах!
Идешь ты впереди нас в трудные года,
Идешь ты впереди нас сквозь бури и опасности.
Мы следуем за тобой слепо, в бурном порыве.
От Альп до моря нужна сегодня наша песня.
Мы смеемся в лицо трудностям и нужде.
Хайль Гитлер, с фюрером к свободе и хлебу! (180—104).
В стихотворении Луцки Игенау «Свободный гимн Адольфу Гитлеру» (опубликованном в национал-социалистском сборнике песен, т. I, Берлин, 1933) Гитлер уподобляется «свободной песне» немецкого народа:
Немецкому вождю — наше сердце!
Для него оно бьется в радости и горе!
Да здравствует Гитлер наша свободная песня!
Мы боремся так, как ты велишь!
День настал, свобода приветствует нас!
Она поет старые немецкие песни!
С богом! Отдайте Гитлеру свою мощь!
Он борется и думает о нас!
В стихотворении (опубликованном в «Фаналгедихте», Берлин, 1933) Вольфрам Крупка обнаруживает, что Гитлер —- «великий и непринужденный», «скромный и дорогой»:
Стоишь ты, светлоглазый
[6]
, на посту.
Ты нас ведешь, сильный и смелый, от битвы к битве.
От победы к победе. Вокруг тебя плещутся знамена,
Ты знаешь: у Германии не должно быть заката!
Ты скромен, и дорог нам, потому ты — великий и непринужденный.
Потому ты — вождь героического поколения (180—107).
В руках фюрера — «судьба миллионов», живущих в его сердце. Так говорится в стихотворении Леопольда фон Шенкендорфа «К фюреру» (1933):
Веди нас!
В твоих руках
Судьба миллионов.
Живущих в твоем сердце,
ибо ты для них — их вера (180—110).
И, наконец, приведем строки Вилли Фешнера (1933), в них фюрер представлен выходцем из народной среды, подобно старинным немецким вождям, которых выбирал народ.
Снова в силе
Обычай предков:
Вождь выдвигается
Из народной среды.
Люди не знали тогда
Ни короны, ни трона.
Но вел их
Самый достойный сын народа (180—111).
Разумеется, мы привели ничтожную часть того, что было написано о Гитлере немецкими поэтами. Но и этого достаточно, чтобы понять, каких масштабов достигает культ личности в условиях фашистского государства, — он доходит до безграничного политического идолопоклонства. Вождю приписываются все самые возвышенные добродетели, какие только можно вообразить. Первыми поэтами считаются те, кто написал лучше других о верховном партийном и государственном вожде. Вся поэзия пропитана духом придворного угодничества.
В журналистике наблюдается то же явление. Достаточно фюреру произнести речь, чтобы вся пресса, как по команде, начала петь ему хвалу, интерпретировать его слова дни и недели подряд, превозносить его гениальные мысли. Страницы газет предоставляются специалистам, выступающим с обширными толкованиями, цель которых представить речи фюрера как «решительный» или «революционный поворот» в данной области.
В 1937 году по случаю Дня немецкого искусства Гитлер выступает с речью, в которой предает анафеме абстракционизм и всякого рода модернизм, ставит перед немецким искусством задачу «служить народу», идя вместе с ним «по пути национал-социалистской революции». Шеф Палаты немецкого искусства Адольф Циглер оценивает речь Гитлера так: «Мой фюрер, когда по случаю Дня немецкого искусства Вы выступили с этим освящающим словом, Вы не только открыли Палату, но и указали в Вашей программной речи правильный путь немецкому искусству. Каждый из нас, кому посчастливилось пережить эти дни, понял, что стал свидетелем решительного поворота в нашей культурной жизни. Эта первая большая немецкая выставка, устроенная по Вашей воле и с Вашим личным участием, является бесспорным подтверждением той точки зрения, что от всего смертного и преходящего в искусстве нужно отделить вечные художественные ценности. Кроме того, выставка «Выродившееся искусство» показала всему миру силу Вашей воли, мой фюрер. Так День немецкого искусства в 1937 году благодаря Вашей личной инициативе стал для немецкого искусства решительным поворотом, величие и размах которого мы сегодня еще не в состоянии оценить. Однако мы знаем: придет время и история запишет его как первый день возрождения нового немецкого искусства. Вместе со мной Вас благодарят все настоящие немецкие художники. Мы обещаем Вам сделать все, чтобы быть достойными этого дня» (178—339).