По утренней поре, Монзырев на пару с Мишкой объехал места расположения засад, еще раз напоминая старейшинам северян кто, что и когда должен делать при появлении и атаке печенегов. Конный наворопник, прибывший от Андрея, доложил, что отряд степняков приближается к селищу, но идет неспешно, практически не имея передового дозора. Кочевники в нем, усталые и оборванные, пугаются любого шороха, раздающегося из лесной чащи. Их действия совершенно не походили на стремительный набег, к которому привыкли славяне, многие годы отражая в пограничье приходы орды. Леший, находившийся при Андрее, передал свои пояснения о происходящем боярину. Посмеявшись над рассказами лесного господаря, Монзырев, тем не менее, строго наказал разведчикам и их начальнику не расслабляться, отправил посыльного обратно.

   Ждали ворога. Утреннее солнце поднялось над кронами деревьев, день обещал быть ясным и теплым. Затянувшееся ожидание наконец-то оправдалось появлением у лесной опушки неприятеля. Со стороны было видно, как плотная конная масса, выйдя на простор в полуверсте от деревни, вдруг остановилась. Ощущение казалось таким, будто печенежский вождь не решается бросить на захват деревни своих воинов. Наконец, русичи увидели, как от основного отряда отделилось подразделение, составляющее не более трех десятков копченых, и опасливо озираясь, потрусило на мохноногих лошаденках к селищу, остальные кочевники, сгрудившись тесной толпой сидящей в седлах, остались на месте, пристально вглядываясь, не произойдет ли чего с конной разведкой. Такого просто никто из славян не ожидал.

   Разведка, подъехав к околице, не распалась по десяткам, чтоб обследовать деревню, а застыла на месте.

   - Да что происходит? Объяснит мне кто-нибудь? Это не печенеги, а какие-то затурканые монгольские араты из двадцать первого века, твою мать!

   - Батька, по-моему, они чего-то боятся, - отозвался Мишка.

   - Спасибо, что подсказал, а то я сам не вижу.

   В это время северяне, находящиеся в деревне, не выдержали первыми, они стрелами забросали стоящих у околицы печенегов, ссадив с лошадей троих степняков.

   Признав в случившемся в деревеньке, знакомое и родное для любого участника разбойной тусовки мероприятие, вождь печенегов в одночасье пришел в себя, стал оживать на глазах, даже обрадовался засаде. Раздались команды на проведение атаки, и к околице устремились с гиканьем, криками и свистом две сотни людокрадов. Уставшие от лесных блужданий, они с радостью поскакали грабить селище. Закрутилось, завертелось колесо времени, метроном отщелкивал плановые события. Кочевники ворвались в саму деревню, пускали стрелы в ответ на стрелы северян, вламывались во дворы, спешившись с лошадей и тут же нарываясь на противодействие рукопашного боя. Знакомые гвалт и крики боя долетали до спрятанной в лесу конной монзыревской дружины.

   - Ну, что, пора, батька? - задал вопрос один из командиров.

   - Рано.

   - Дак, ведь порубят сиволапых.

   - Рано, я сказал. Ждать!

   Вождь печенегов окончательно уверился в том, что имеет дело с людьми, а не с болотной нежитью, бросил на помощь своим оставшихся людей. Те с радостными криками помчались в деревню. Жажда добычи, наживы, жажда поквитаться за проведенные в лесу дни и ночи, за животный страх, все равно с кем, просто с тем, первым, кто попадется на пути, гнала их вперед.

   - Ну?

   - Нишкни!

   И тут послышались отдаленные приглушенные лесом крики из-за спины остатков печенежского отряда.

   - Андрюха работать начал. А вот теперь пора, - молвил Монзырев.

   Дружина с ревом выскочила из леса и, проскочив редкую, насквозь просвечиваемую березовую ополицу, вырвалась на луговой простор, столкнулась с остатками отряда кочевников, числом около сотни, прикрывающим вождя, которые сразу смекнули откуда исходит наибольшая опасность. Попытались поворотить лошадей на лесную дорогу, но и там их поджидала неудача. Андрей отбив обоз и полоняников, не ушел в лес, а перекрыл дорогу, лишив печенегов возможности всякого отступления, куда бы то ни было. В свалке боя, попавшие в западню печенеги рубились ожесточенно, понимали, что пощады не будет. Теснота рукопашной, ломовая сила бронных русов, свежих, не прошедших проклятых болот, превратила бой в побоище, а вскоре в бойню. Живых в плен не брали, раненых тут же дорезали или прикалывали. Одним из последних погиб родовой князь Данавой.

   Расправившись с печенегами на дороге, Монзырев повел возбужденных и окрыленных победой дружинников на помощь северянам в саму деревню. Сумевшие вырваться из тесноты улиц конные печенеги, образовали подобие строя, забросали кривичей сотнями стрел. Те, "свиньей" врубились в ряды кочевников, своим напором опрокинули их боевой порядок. И снова скрежет металла, рубка, снова дикая рукопашная схватка. С тыла подмогнули пешие северяне, расстреливая из луков спины захватчиков. Бой был закончен.

   После завершения схватки, еще дрожа от нервного возбуждения и не ощущая смертельной усталости, Монзырев окинул взглядом поле брани, прикидывая свои потери.

   - Мишка, живой? - выкрикнул, углядев знакомый стальной шлем, мелькнувший неподалеку в среде дружинников.

   - Живой, батька!

   - Оповести командиров подразделений, пусть посчитают погибших и раненных.

   - Сделаю.

   Уже потом, после, отпустило напряжение, Толик силой воли отогнал опустошенность в душе, в отличие от славянских старейшин он воспринял потери своего отряда и селян все-таки как выходец из двадцать первого века. Русь десятого века относилась к происходящему не в пример проще. Многочисленные трупы степных бандитов "ошкуривали", грузили на телеги и вывозили по лесной тропе в яр. То, что не растащит хищное зверье, потом можно будет прикопать, а сейчас времени возиться с татями, ни у кого нет.

   Анатолий Николаевич подошел к Святогору.

   - Волхв, организуй похороны, вои погибли на поле брани, и требуется попрощаться с ними.

   - Сделаю, боярин.

   В ночное небо вырывались языки пламени из сложенной поленницы крады. В дальний путь отправлялись погибшие кривичи и северяне, вместе воевали, вместе их и положили на погребальный костер. Провожали погибших не только воины, но и освобожденные из плена смерды. В село возвращались женщины с детьми, пригоняли скотину и на себе несли пожитки. Тризну устроили возле околицы селища, вместить в себя столько народа, деревушка могла, но тесниться не хотелось. По приказу Монзырева поминки не затянулись, поутру предстоит поход, а еще нужно было на повозках отправить раненных в свое городище, туда же запросилась большая часть освобожденного полона, лишившаяся крова в сгоревших весях. Монзырев согласился их забрать к себе. Военные трофеи были поделены еще днем. Но больше всего боярина обрадовало то, что на границу в междуречье с ним попросились идти сотни полторы северян, лишними они там не будут.

   - Прощевай, боярин. Расходятся наши дорожки, ты пойдешь на восход, а я теперь в другую сторонушку. Это по моей земле движется войско печенегов, за всем пригляд нужон. Не поминай лихом, чем смог, тем помог! - подошел к Анатолию лешак.

   - Прощай, дружище, помог нам знатно, считай перед боем отряд поганых уполовинил. Свидимся еще.

   - Пригласишь по зиме в гости, приду, нет - так, как обычно в спячку до весны залягу, а летом, извиняй, не досуг. Сам видишь!

   - Приглашу, если доживем.

   - А ты постарайся. Увидишь другана мово, Сашку, поклон ему от лесного брата передавай.

   - Передам.

   Поручкались, лешак отступил в ночной сумрак и пропал, будто его и не было вовсе, только удаляющийся шелест шагов недолго слышался в чащебе.

- 21 -

   - Сколь велико владений было когда-то у Хазарского Кагана и как мало осталось их сейчас. Таврида перешла под власть Византии, и в приморских городах стоят гарнизоны императора. Степи между великими реками заняли печенеги, разрушили десятки замков, сожгли сотни имений и селищ. Нам стало опасно кочевать в своей стране, - полулежа возле костра, молодой шад рассказывал Сашке и его командирам о жизненных проблемах хазарских родов.