-Нет. Не выходит каменный цветок, видно старость подходит. Однажды встану поутру с криком "Здравствуй маразм!". Никто и не удивится. Ну, а ты чего не спишь? Или твое время сторожей стоять?

   -Нет, в карауле сейчас Наседа с Хвощем. Я вот о чем подумал. Помнишь, верстах в сорока от Чернигова мы вроде бы следы потасовки зрели? Неподалеку от пересечения дорог.

   -Ну?

   -Там еще, поросший мхом жига, дорогу кажет.

   -Ну, одна на север к смолянам ведет, другая к границе, в Переяславские земли. И, что?

   -А, то, батька! Мыслю неподалеку в засаду садиться надобно, неча нам дорогу бороздить туда-обратно.

   -О-о, да таких примыкающих дорог, на всем тракте десятки, так что, мне вас у каждой по одному расставить?

   -Таких, да не таких. Я у челяди на постоялом дворе узнавал, поблизу от тех мест уже с добрый десяток пропаж было. Одно смуту на ум несет, я на месте потасовки окромя людских, волчьи следы зрел. Може волки опосля наведались, на запах крови приходили? Так днесь зима ушла, в лесах живности много, сытые они нынче. Чего им на дорогу выходить? А, все-ж, решайся на засаду, батька!

   -Добро. Иди, ложись, утро вечера мудренее.

   -Да и ты б ложился, глухая спень на дворе.

   Утром, перекусив остатками еды, выехали, взяв направление на Чернигов. Галопом поскакали по извилистой, довольно широкой дороге, с песчаным грунтом, утоптанным сотнями повозок. Справа и слева тянулся пейзаж густого леса, в котором пространство между деревьями заполнил колючий, высокий кустарник и лещина. Шорох песка под копытами глушил лошадиный топот. Возницы телег, едущих навстречу, издали заметив всадников одетых в кольчуги и шоломы, оружных до зубов, принимали правее, выезжая на обочину, нашаривая, подвигали поближе к себе топоры и мечи, с опаской наблюдали, как вои верхами проходят мимо, спешат по своим делам.

   К деревянному, широкому и длинному мосту через Десну, отряд вышел только к средине второго дня, а переправившись, уже версты через три, подъехал к вожделенному перекрестку, где на обочине дороги, ведущей в смоленские земли, лежал огромный, с сединой от поросшего мха, камень, вещающий о дорогах и их направлениях - жига.

   Горбыль огляделся. Простора для маневра было мало. Вокруг перекрестка и дорог, уходящих с него, простиралась стена густого леса.

   -Кветан, ну и где предлагаешь залечь в засаду? - спросил у подъехавшего юноши.

   -О прошлом разе нападение было менее чем в версте отсель. Мыслю, что ежели и нападут, то менять место не будут. Так и мы недалече схоронимся.

   -Мал, Ощера, слазьте с коней. Значит так, остаетесь на перекрестке, выберете дерево повыше и погуще, но так, чтоб дорогу видеть. Следить за всем что происходит. Где, куда, откуда кто появится, проедет, пройдет, все подмечайте. Сидите тихо, а главное, что-бы не происходило, ни во что не вмешивайтесь. Если ворог на нас выйдет, я думаю, что с лесными братьями мы и без вас справимся. Маскхалаты надевай прямо на броню. Задача ясна?

   -Так точно! - два голоса слились в один.

   -Выполнять!

   Проскочив еще с версту, кривичи спешились, увели лошадей подальше в лес. Ослабив подпруги, стреножили животных, оставили пастись на крохотной полянке, случайно найденной в двухстах метрах от дороги. Напялив маскхалаты, просочились в обратном направлении. Каждый выбрал себе схрон, чувствуя присутствие соседа справа-слева, замер, слился с местностью, затих в ожидании.

   До самого вечера на дороге ничего не происходило. Перед сумерками в сторону Курска, торопясь проследовали десяток подвод. Лошади тащили тяжелые, загруженные до верха товаром телеги. На первой, рядом с возничим сидел дородный, в преклонных летах, бородатый словен, в наброшенном прямо на плечи тулупе, видимо мерзли старые кости. На остальных повозках возничие восседали по одному. Шестеро верховых, вооруженных и бронных, державших в руках круги деревянных щитов, сопровождали караван спереди и сзади. Постепенно скрип телег перестал быть слышен.

   К Горбылю ужом проскользнул Кветан, прилег рядом.

   - Торопятся. Но думаю, до постоялого двора к ночи не успеют. До него отсюда, через реку верст пять будет, а то и боле. Либо у обочины расположатся, либо ночью пойдут.

   - Согласен. Что предлагаешь?

   - Может, сдвинемся к перекрёстку?

   - А, смысл? Глядишь, сейчас еще караван в другую сторону пройдет. Что нам, разорваться?

   - Тоже верно.

   - Здесь не десятком, минимум сотней работать нужно. Иди на место, замри. Ждем.

   Стемнело, в лесу темнеет раньше. Потом и дорога погрузилась в ночь. Звездное небо по-весеннему было чистым. Похолодало, только от лесной прели слегка шло тепло влажного духа. Ближе к полуночи по дороге глухо распространился топот ног одинокого бегуна. Пробежав чуть дальше засады, человек негромко окликнул:

   - Батька!

   Горбыль выбрался на дорогу.

   - Чего шумишь, Ощера?

   Боец подбежал к сотнику, зашептал, хотя смысла в этом шепоте уже не было:

   - По правую руку от перекрестка был шум борьбы, правда, далековато от нас. Ржали лошади, люди кричали. Потом все стихло, а к перекрёстку подъехали десять телег с привязанными за уду к задкам оседланными лошадьми. На перекрёстке повернули к смолянам. Мал остался на посту, а я сюда, доложить.

   - Добро, - Горбыль повысил голос, подал команду. - Всем ко мне, вывести лошадей на дорогу!

   Галопом выдвинулись к месту вероятного нападения, хотя торопиться, в общем-то, уже и не требовалось. В "кармане" у дроги обнаружили следы пребывания каравана, тлеющие кострища, следы крови и натоптанные людские следы. В лесополосе, как не шерстили, трупов не нашли.

   - Собаками их травили, что ли? - указал на следы Честигнев, подняв факел над головой.

   - Какими собаками? - возмутился Гостил. - Здесь поработали волки. Ты смотри, следы-то какие крупные, а много-то как! Стая. Волков двадцать-тридцать не меньше. Батька, уж не оборотни ли тут побывали?

   Горбыль, прожив на Руси много лет, уже ничему не удивлялся. Собрав для себя всю информацию, какую только можно было собрать ночью, принял решение:

   - По коням! Идем по следу каравана.

   Остановившись на самом перепутье, ожидая пока Мал слезет со своего насеста и подбежит к отряду, Горбыль задумчиво смотрел на сереющего в свете факела жигу.

   - О чем задумался, батька? - спросил подъехавший Кветан.

   - Да, вот думаю, когда возвращаться назад будем, поставлю вам задачу очистить камень от наростов, а вместо невидимых сейчас указательных словес напишу на нем: "Здесь покоится Змей Горыныч. Он был рожден для высокого полета, имел пламенное сердце и владел тремя языками".

   Юноша опешил от таких слов.

   - Зачем?

   - А, чтоб лет этак через восемьсот-девятьсот, потомки, когда найдут камень и прочитают надпись, офигели и выдвигали гипотезы, какая сука украла останки пресловутого Горыныча и кому и за сколько их загнала.

   - ...

   - Шевелись, Мал. Ползешь как беременный таракан.

   Встав на дорогу в северном направлении, отряд поскакал рысью, высматривая свежий след повозок. Ночью прошли мимо одиноких хуторов по сторонам широкого летника, миновали три деревушки с десятком изб в каждой, а в утренних сумерках Жвар, сам родом из лесного поселения, сызмальства натасканый отцом-охотником читать следы, на развилке указал вправо.

   - Туда свернули.

   Дорога явно сузилась, но позволяла скакать в колонну по два. Зазмеилась между лесной опушкой и возделанным полем по левую руку. Вскоре встающий рассвет вывел десяток к прилегающему к лесу баштану, неполивному огороду, неподалеку от которого проявилась околица селища, домов на тридцать, с хозяйственными постройками, крепкими изгородями, за которыми во многих дворах были видны стога прошлогодней травы.

   - Богато живут смерды, - выразил общее мнение Ощера. - Ничуть не хуже нас в пограничье.