— Да, директор Снейп.

— Ты принял помощь и защиту Хогвартса, теперь ты должен подчиняться мне. — Кикимер задрожал. — Мне нужна информация о том, что случилось в пещере с твоим хозяином Регулусом. Клянусь магией, что не использую эту информацию во вред наследникам Блэков.

Общение с Винки очень сильно изменило его отношение к эльфам, он предпочитал договариваться, а не приказывать.

Кикимер рассказал все и показал свою копию медальона.

— Значит, вот за какой вещицей эта троица рванула в министерство. Кикимер, приложу все силы, чтобы уничтожить медальон, но в обмен на это ты дашь клятву, что больше ни одна живая душа не узнает эту историю без моего позволения.

Клятву эльфа и волшебника скрепила я. Северус задумался.

— У Люциуса пропала одна ценная вещь Лорда, насколько я понял — это дневник. С чем-то подобным бегала девчонка Уизли. С ее-то характером она быстро получит взыскание. Если сможешь, то отведи ее ко мне. Нужно понять, что произошло. Дамблдор запретил мне выяснять обстоятельства и читать ее сознание. — Он сделал паузу, что-то обдумывая. — Белла хвастала, что ей, как самой верной последовательнице, Лорд доверил что-то на хранение. Здесь скорее вопрос не столько в доверии, а в том, что у Лестрейнджей самый защищенный сейф. Нужен повод, чтобы туда попасть.

— А в омуте памяти хранятся просмотренные воспоминания?

— Думаешь, там что-то есть?

Я кивнула.

— Надо будет проверить, Алекс как-то просил приготовить одно зелье, но после него сам омут памяти становится негодным для просмотра новых воспоминаний. А тот, что в Хогвартсе, возможно, еще со времен основателей. Горация не мешает расспросить, но он вряд ли что-то скажет. Слишком осторожен.

Я ликовала — у нас все получится, обязательно получится, просто обязано получиться!

Начались первые квиддичные матчи. Пару Гриффиндор-Слизерин я оставила напоследок. Первыми должны были играть Хаффлпафф и Райвенкло. С Минервой мы постоянно ругались. Если с Северусом, Амикусом и Алекто она держалась отстранено, принимала гордый и непокорный вид, то со мной ругалась по любой мелочи. Будь то расписание, тренировки или взыскания учеников. Пришлось ставить ее на место, иногда жестко. Алекто меня просто бесила, а я — её. С ее братом все было сложнее — он был не так прост, было чувство, что он пытается на чем-то нас подловить. Он был спокойнее сестры, но если его вывести из себя, то берегов Амикус не видел вообще.

Нотт и Паркинсон неплохо справлялись с обязанностями старост. Особой инициативы не проявляли, но то, что от них требовалось, выполняли беспрекословно. Панси, конечно, иной раз тешила свое самолюбие, снимая баллы с неугодных, но этим ограничивалась.

Самые большие проблемы были с Гриффиндором. Ромильда вошла во вкус и начала цеплять Уизли младшую, та отвечала ей несдержанно, пару раз чуть было до драки не дошло. Минерва в конфликте поддерживала Джинни, чем сильно рассердила мисс Вейн.

Пришлось вмешаться. Вызвала в кабинет директора двух девиц и их деканшу. Минерва всегда злилась, если я вела разговор в директорском кресле. Хотела войны — получай. Мисс Вейн я отчитала за недостойное поведение для чистокровной волшебницы, объяснила — если не сможет справиться с эмоциями, то значок старосты на стол. Джинни же пригрозила лишить ее статуса ловца и запретить полеты. Кажется, это единственная вещь, которая могла ее пронять.

Могу сказать точно — Поттера она любила, я бы предпочла, чтобы она не выказывала своих чувств так явно. В большом зале она с такой надеждой и тоской смотрела на сов во время завтрака, что у меня аппетит пропадал. Хоть бы завела себе кого-нибудь для отвода глаз. Не я одна это вижу. Минерва же постоянно делала намеки о большой и светлой любви, а нам, недостойным толстокожим развратникам, не понять всей глубины чувств. В конце концов, не выдержала Септима и попыталась что-то доходчиво объяснить.

***

В учительской я застала заплаканную Помону. Увидев меня, женщина тут же вытерла слезы. Самым поганым в моем замстве был вежливый бойкот друзей. Бывшие подруги общались исключительно на школьные темы. Помона, с которой мы рассматривали фотографии ее семьи, сейчас держала дистанцию. Это вежливое молчание ранило больнее, чем едкие реплики Минервы — язвить она умеет похлеще Северуса.

Гораций опустил газету и взглядом дал знать, чтобы я села к нему. Он-то старался своей выгоды не упустить. С новым директором у него были натянутые отношения, поэтому действовал через меня. К его добродушным улыбкам я иллюзий не питала, но использовала его в своих целях, он был моим источником информации. Я подсела к нему, он расточал комплименты, разговаривали о каких-то знакомых. Потом он передал мне газету, а сам пошел на занятия.

В «Пророке» была выделена статья о суде и заключении Реджинальда Кэттермоула на три года в Азкабан. Его маглорожденная жена и дети будут лишены палочек и также будут содержаться в Азкабане год. Как я могла забыть — это же крестник Помоны, я же для их детей вещи рунами вышивала. Как они вообще попали под арест? Я начала читать.

«Под личиной Реджинальда Кэттермоула злоумышленник и двое его сообщников прорвались в министерство с целью дискредитировать регистрацию маглорожденных, спровоцировали панику и напали на сотрудников. Мистер Кэттермоул признал, что именно он снабдил преступников нужной информацией, но имен назвать не смог. Скорее всего, это был непреложный обет».

Вот значит, как! После ухода нашей героической троицы этих несчастных схватили и посадили, разбирательство дела шло около месяца. Черт! Я мельком глянула на Помону, а ведь он ей почти как сын, и детей его она очень любит. Сердце просто защемило. Реджинальду уже не помочь, а вот жене и детям стоит попытаться, и Долорес как раз обещала заехать.

Амбридж прибыла в субботу, Северус ее терпеть не мог, так что общение с ней опять взяла на себя я. Все как обычно, ничего нового. В кабинете я издалека завела разговор о Лорин Кэттермоул, намекнула, что она бастард одного влиятельного иностранца. Глазки жабы заблестели. Я протянула крем от язв на руках. Северус сказал, что это последствие проклятия Грюма, которое он наложил на свой стеклянный глаз. Кто к нему прикасался без разрешения, тот и получил. По моей просьбе он приготовил состав, временно устраняющий эти язвы.

— Благодарю, Аврора, — она протянула руки за банкой. — Эта мазь творит чудеса. Жаль, так и не удалось выяснить от чего это.

— Может, аллергия на дементоров?

— А вы шутница, Аврора. Боюсь, дело Кэттермоул закрыто. Даже я не смогла бы помочь бедняжке. Как, говорите, фамилия ее настоящего отца?

— Долорес, о таких вещах не говорят. Вы же понимаете.

— Да. Конечно, — она отпила чай из чашки и внимательно осматривала рисунок на фарфоре, потом посмотрела на меня. — Всегда восхищалась вашим вкусом, Аврора. Да, поначалу мне показались ваши наряды вызывающими, но теперь я вижу, как вы тяготеете к классике, а эти заколки — просто произведение искусства. Очень красиво смотрятся на темных волосах.

Вот к чему ты клонишь, стерва. Одна из самых дорогих мне вещей или жизнь трех человек. Надеюсь, Северус меня простит.

— Я думаю, вам пойдет, Долорес. — И сняла все.

— Только из уважения к отцу миссис Кэттермоул я пойду на беспрецедентный шаг, но об этом никто не должен знать. Мисс Спраут, думаю, тоже будет держать язык за зубами. — Она написала постановление об освобождении и при мне отправила его в Азкабан, ей теперь даже подпись министра не нужна, сама кровавым пером подписала и печать кольцом поставила. — С вами очень приятно общаться, Аврора.

— Взаимно, Долорес, — улыбалась гадине в ответ и поднялась, чтоб проводить.

— Ну что вы, провожать не надо. — В этот момент вошёл хозяин кабинета. — Северус, рада вас видеть. — Он, кажется, предложил ей кофе. — Нет-нет, я уже ухожу.

Северус внимательно смотрел на Амбридж, галантно открыл дверь. Похоже, зол как черт. Когда горгулья закрыла проход, заговорил:

— Что все это значит? Почему на ней мой подарок тебе?