Сама Зорька ярицей стала только по зиме. Вспомнила она сейчас и о том, как маму донимала "когда кровить начну, да, когда начну кровить". На что мама всегда отшучивалась:
- Жри нормально, да скачи поменьше, может тогда вес и наберёшь.
- Я чё жирная должна стать, как Малхушка чё ли? - окрысилась тогда Зорька, - Не хочу я такое седалище отращивать. Причём тут вес?
- А при том. Природа не дура. Прежде чем детей рожать ты должна сама из детей вырасти. Так уж мы бабы устроены, что в первую очередь для этого должна попа вырасти.
- Фу, мама. А может как-нибудь без неё?
- Не-а. Вес, конечно, можно набрать костями да мясом, а всё равно рожать без неё ну никак. Кость не разойдётся ни ребёночку света не видать, ни тебе боле света белого не зреть.
А как перед Волчьими Свадьбами кровя замазала, так весь бабняк поздравлять припёрся. Пьянку закатили, рождение ярицы отмечали. Зорька тогда ещё подумала, ну, что бабы за народ, по любому поводу повод найдут, чтоб загулять, да напиться с веселухой. Как вчера было помнит. В аккурат в полнолуние, что через двадцать шесть седмиц от зачатия засветило (конец января). У беременных молочные железы начинают секретировать молозиво. Их переводили на корм костными отварами - холодцами и студнями. Это время считалось полузимницей. Продуктов и кормов для скота должно остаться не менее половины от запасённого. Скота на зиму загоняли больше чем запасали корма с расчётом на падёж, волков и прочие непредвиденные обстоятельства. Вообще Волчьи Свадьбы была очередная важная века в жизни речников, только этой вехе больше мужики радовались, чем бабы. Заканчивалась лютая война с волками, аж до следующего года. Волчьи стаи и семью распадались, завязывались новые, ну или старые продлялись, так или иначе волк был занят воспроизводством будущего потомства и от людей на некоторое время отступал.
На Зорькино заяривание мяса в дом нанесли столько, что они потом, целую седмицу им только питались, аж до тошноты и отвращения наелась. Рубаху с кровавым пятном с неё стянули, Дануха лично её долго рассматривала, с кем-то из очага перешёптывалась. Потом своими грязными, засаленными ручищами ей меж ног залезла, да испачканные пальцы вынюхивала. Дальше Зорька смутно помнила, что было. Помнила, что пьяные бабы плясать её на этой рубахе заставили, помнила, что стирали её и мама воду куда-то выносила, да ещё так торжественно, а в конце концов, Дануха затащила Зорьку в баню, заставила подмыться, рассказав, как это надо делать и закрыла её на всю ночь со словами:
- Ну ладно, молодись, девка.
Вышла и закрыла Зорьку снаружи, завязав чем-то входную шкуру, чтоб не вылезла. Ох, сколько страху она тогда натерпелась ночью. Лучше не вспоминать...
А в Купалу после девичьего купания начинались пацанские забавы, которые Зорька откровенно считала тупыми. Поссыкухам мужицкого полу шести, семи лет, мамы давали высушенную пуповину, завязанную на узел. Ту, что резали им ещё при родах. Тогда же и завязывали. И вот поссыкухи теперь должны были развязать этот узел. Вот и всё. Узел-то простецкий, любая девка - ещё в пять лет его бы развязала, а эти пыжатся, репы чешут. Кто с узлом справляется, того сам артельный атаман поздравляет, какие-то погремушки дарит, кличку даёт. Кстати, кутыркам тоже клички после купания давали с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Кто с узлом не справляется, отправляют дальше поссыкушничать, до следующего года. Прошедших испытание атаман нарекал разумными, сметливыми и говорил, что теперь они становились человеками. А девки что? Не люди что ли? Зорьку всегда бесило это мероприятие, поэтому она на них никогда и не ходила. Но кроме этого была ещё одна причина по которой Зорька терпеть не могла эти мужицкие тупые сборища. Причина эта была в самом атамане. Этого старого хрена она на дух не переваливала и вместе с тем до мокрых ляжек боялась. Он уж года два, наверное, зыркал на неё своими масляными глазками. Всё ждал не дождался, когда Зорька созреет. И на предстоящий Крес она бы уже точно под него угодила, не отвертелась бы. Атаман всегда и на Крес и на Кокуй только молодух выбирал или как будто они его, отгрызи ему волчок, да по самы яйца.
Крес - четвёртый день Купальной седмицы. Мужицкий выбор. Мужики ходили ночевать к бабам и молодухам, которых хотели бы поиметь. Как правило, это определялось заранее на артельных сборах. Делёж доходил до драк. Ни одна женщина не могла отказать тому, кто её выбрал. Кокуй - пятый день Купальной седмицы. Бабий выбор. Если в предыдущую ночь мужик мог и сачкануть, не ходя ни к кому, то в эту он был просто обязан. Развод мужиков по кутам производила сама большуха, определяя приоритеты. Для некоторых мужиков, что были уже в годах или слабы на секс, эта ночь становилась приговором, обрывающим его пребывание в роду, потому что на шестой день Купальной седмицы, что звался Скит, мужики, которые были не способны к исполнению "мужицких" обязанностей, а некоторые, по каким-то соображениям не ходивших на "бабий выбор", прощались и собирая свои не хитрые пожитки, покидали род, уходя в дикую степь в скитания...
Зорьку аж передёрнуло от воспоминаний о Нахуше. Какая мерзость эти вековые мужики. В общем не нравился ей Купальный день и всё тут. А вот третий день, что Яром кликали, другое дело. С этого дня начинался их праздник. Главным в этот день, а вернее в ночь, был особый костёр. Огонь для него добывался руками, вернее сухими деревяшками. Этим колдовством занимался исключительно родовой колдун Данава. Костёр устраивался на Красной Горке и зажигался на закате, впитывая в себя заходящее солнце. По мере того, как солнце тухло за горизонтом, разгорался священный костёр, который так и назывался - Яр. Это был не простой костёр, даже среди священных. Необычность его состояла в том, что он был куклой для небесного светила, то есть своеобразной ловушкой для его сущности. Считалось, что поговорить с солнцем, так сказать по-простому, с глазу на глаз, было нельзя. Даже если человек дойдёт до его землянки, что за краем земли, то лишь одним глазом увидев его, тут же сгорит до пепла. А поймав светило в куклу, в виде Ярого костра, с ним можно запросто поговорить и вполне безопасно для собственной шкуры. К тому же солнце в этом костре всячески задаривали. Поили, кормили, веселили. От него во многом зависела жизнь всего живого, населяющего землю. Поэтому тут кабы как, было нельзя. Надо было с душой и на полную катушку, а то светило могло и обидеться и тогда... Зорька сама не знала, что будет тогда, но то, что ничего хорошего, догадывалась. Это был единственный праздник летом у жителей Страны Рек на который собирался весь род от мала до велика. Весь день уходил на приготовления. Бабья половина готовила поесть и чем эту еду запить, мужицкое поставляла бабам мясо, да таскала на Красную Горку сухой валежник для костра. К вечеру, к закату, всё было готово и доставлено на горку. Во всех жилищах гасили очаги. Даже на артельных загонах, в лагерях, весь огонь гасился. При отсутствии луны на небе, земля погружалась в полный мрак и только Яровы костры на Красных Горках, указывали небесам, что жизнь на реках есть.
На утро, после того, как солнце будет выпущено с рассветом из куклы на волю, катящемся, горящим колесом с этой горы, именно угли Яровых костров, пылавших этой ночью на реках повсюду, становились предтечами обновлённых очагов во всех землях Страны Рек.
После того, как костёр разгорался, а солнце полностью исчезало за горизонтом, взрослые начинали какие-то не понятные для Зорьки действия. Собирались в кучу, о чём-то бурно спорили, мужики даже бывало дрались меж собой, но молодёжь это особо не интересовало. Для них эта ночь была ночью обжорства и игр. Взрослые, наконец, поделившись на пары, рассаживались за едой и начинали бурное гулянье. Наевшись и напившись, тоже начинали чудить, как дети малые. Раздевались до гола, да через Яров костёр сигали, прямо через пламя. Бабы волосы на голове тканью кутали, чтоб лысыми не остаться, мужики маски страшные на морду натягивали, чтоб бород своих не лишиться, по крайней мере, так Зорька думала, а все волосы, что на теле росли, выгорали все и всюду. Смешно было смотреть, как какой-нибудь мужик с воплями из огня вылетает, а на нём всё искрится и дым валит. И вот он прыгает, да скачет, свой отросток колотит ладошками, а там аж порой пламенем всё пышет. Маску сбросит, ругается, а сам доволен, как хряк в луже. Бабы снизу вообще на лысо сгорали, ни одной волосины не оставалось. Зорька тогда ещё подумала, зачем они это делают? Кому они мешают? Кутырка залезла себе под нижнюю рубаху, ощупала мелкую, но жёсткую растительность на своём лобке. Странно. Зорьке они не мешали. Наоборот, так со стороны красивее даже, а то лысая - страшная она какая-то. Но вспомнив мамино "ничего просто так не делается, а если делается, то для "надо"", перестала заморачиваться на эту тему и побежала дальше играть с девками.
