Данава прожил со своей сеструхой всю свою сознательную жизнь. Казалось бы, знал её как облупленную, но почему-то ей каждый раз удавалось его застать врасплох. Этот раз исключением не был. Ещё когда они пошли Скотьего Духа гонять, а затем в лесу слышалась какая-то заварушка, колдуны знатно перепугались. Им то не знать, коль кто под этих опоенных баб попадёт, то исход один - смерть. А потом всё затихло и на долго. Эта тишина и спокойствие вокруг ещё больше нагнетало нервозности. И он сам и Батра, который вовсе мало что знал о Данухиных выходках, были на пределе нервного срыва, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Для взрыва не хватало искры, и она прилетела вместе с распахнувшейся входной шкурой и кучей голых девичьих тел, шипящих как змеи, с бешенными глазами и с колами в руках, неудержимо прущих и толкающихся в узком проходе шатра.

- Скотий Дух, - прошипела изуродованное гримасой лицо Данухи.

И толпа мокрых девок, ворвавшихся в шатёр, стала кривляясь, расползаться вдоль стен.

На этом и закончился предел Данавиного терпения. Он вскочил, как будто ему в задницу стрелу воткнули, взвизгнул не своим голосом и кинулся на стену шатра. Он во что бы то не стало старался запрыгнуть на неё, цепляясь ногтями за потолочные шкуры и всякий раз не удачно. Падая на пол, он вновь вскакивал и вновь прыгал, колотясь в натуральной истерике. Батра, в отличии от Данавы воспринял приход отряда "голая смерть" очень спокойно, даже через чур. Он просто закатил глазки и повалился на спину, раскидывая руки в разные стороны. В одно мгновение шатёр наполнился зловоньем. Дануха выпрямилась, зажимая нос пальцами и обидчиво просипела:

- Фу, обосралися, засранцы. Вот и шуткуй с вами опосля этого.

Отовсюду послышался шелест безголосого смеха и девки демонстративно зажимая носы, побежали за предводительницей обратно в баню.

На пир "колдунки" не пришли и обещанное ритуальное избиение мужиков не состоялось, а на следующее утро они, обидевшись "на всегда", а Данава "как всегда", не с кем не прощаясь, покинули лагерь этих "дур невменяемых" и отбыли в неизвестном направлении.

Они.

Клип двадцать пятый.

Малха.

В новолуние, через тридцать две седмицы от зачатия, где-то в первой половине марта, речники начинали гулять, пожалуй, самый весёлый и шумный праздник, который нам сегодня известен как Масленица. У беременных маточные сокращения начинают отличаться от тех, которые бывали ранее. Схватки становятся более регулярными. Появляются сложности со сном. хождение в туалет каждый час, постоянные болевые ощущения в спине. Таким образом Природа готовит к будущим бессонным ночам. Им необходимы посильные прогулки и эмоциональный подъём, ощущение радости и веселья.

Многие сегодня уже не знают, а если и знают, то лишь специалисты, что раньше масленица праздновалась не одну, а две седмицы. И практически никто не знает, что изначально и это было не так. Праздник чётко делился на две части. Поминальная масленица проходила ровно седмицу на убывающую луну до новолуния. Проводился ритуал поминания-призыва Дедов. Поминали всех, кого помнили, но призывали к себе не всех, а лишь тех, помощь которых планировалось использовать в предстоящем сезоне. Различие помин и призыва современному человеку будет понятно на примере компьютерной памяти. Есть общая память жёсткого диска, это так сказать память о всех дедах, то память оперативная, будет соответствовать поминальному призыву.

Вторая часть праздника называлась Разбитной Масленицей. Она начиналась в новолуние и по времени продолжалась по-разному! При этом ровно в седмицу редко укладывалась. Это было связано с тем, что заканчивалась она на Сороки, которые не были привязаны к строгой сетке дней, а являлись фактом фенологического порядка. Когда в следующем году сорокам вздумается куманиться, да кто его знает. Не один орнитолог не сможет спрогнозировать этих чёрно-белых бестий. Где-то в конце Разбитной Масленицы, плюс, минус килограмм.

На Масленицу праздновалось в первую очередь явление спуска на землю Дедов и каждый был обязан выражать радость, притом очень шумно. По мимо Дедов было ещё одно событие, важное для жизни леса - пробуждение бера, медведя, хозяина. Люди верили, что, если бы не их шумные гуляния, бер бы не проснулся и всё на свете проспал.

Поминальную Масленицу Дануха решила не игнорировать, ибо прямая помощь Дедов в её делах не помешала бы. Готовилась она к этому действу как следует. Перебрала в памяти всех, кого вспомнила, определилась кому печь блины, кого звать в непосредственные помощники. Долго думала, как быть со Сладкой, ведь Деды ещё на Дедовой седмице признали их родство в третьем колене, но взвесив все "за" и "против", решила её пока не приглашать, коль та тем более обещалась ужиться в Матёрой Ку, то есть её можно будет призвать к себе в любое время, вернее в то время, как понадобиться. Свой очаг разбирать и перетаскивать на поляну она не стала, а общими усилиями вынесли на поляну очаг Данавы, шатёр которого пустовал до сих пор, вернее с тех пор, как он с Батрой пустился в бега. Девкам тоже всем было предложено поучаствовать, но кроме Хохотушки и Голубавы, никто не изъявил желания. Неважна не знала и не умела, к тому же мотивируя отказ тем, что находится под покровительством Хозяйки Леса и ей более никого не надо, Елейка сослалась в том же ключе на Степную Деву, а Буря с Белянкой просто промолчали, не вмешиваясь в дискуссию по поводу предстоящих действий, но тем не менее от поедания блинов не отказались, обещая на Разбитной Масленице наверстать упущенное, но главным действующим лицом в поедании всё же являлась Воровайка. Блины эта крылатая бестия обожала до умопомрачения. Как только выставили очаг на поляне и раскалили камень, смазав его кабаньим жиром, Воровайка забыла про все свои обязанности и как приклеенная уселась на плече Данухи, постоянно нагло оря и ругаясь, чтоб ей давали в первую очередь, да и тормошила она их с завидной скоростью, порой выдёргивая их прямо из рук хозяйки, что-то высматривающей в узорах пропалены на его сторонах. Блины пеклись на не ровном, раскалённом камне и никогда круглыми не были. Они растекались замысловатыми фигурами, да и подпаливались с разными рисунками. Так как каждый блин был именным, то есть выпекался строго определённому родственнику, то по его форме и рисунку зажарки, опытные бабы могли рассказать очень многое и о том, что было, и о том, что есть и о том, что будет.

Воровайка метала один блин за другим. Казалось эта ненасытная прорва не заполнится никогда, но вдруг сорока выронила из клюва кусок блина на снег и замерла, уставившись на лес. Тяжело оттолкнувшись от плеча Данухи, отлетела на ветку, попрыгав немного на ней толи прислушиваясь к чему-то, толи принюхиваясь, а толи приглядываясь. Дануха ощутив увесистый толчок в плечо, при её старте, внимательно следила за своей питомицей. Чувство "что-то случилось", уже держало её в напряжении и предвкушении. Она не обманулась. Сорока не долго находилась в раздумье и резко встрепенувшись, как будто в неё кто из пращи попал, застрекотала тревогу, однозначно указывая в сторону бывшего баймака. Девки кинулись по своим шатрам срочно вооружаясь.

Выскочив с клюкой из своего шатра и уже прижав волчий колдовской хвост к древку, Дануха обратила внимание, что поведение Воровайки изменилось. Теперь с поведения "Тревога!", она просто указывала, что кто-то пришёл и отчаянно звала за собой. Дануха остановилась и задумалась. Все так же замерли, ожидая команды и не совсем понимая, чего это она впала в стояк.

- Голубава, останься с мальцом, - распорядилась она, - Елейка, Злыдня оставь, айда ножками, хотя нет. Ты скачи-ка на Злыдне через источник, а мы с Красной Горки, но в баймак не суйся, пока с горы знака не подам. Поняла?