- Кибальчиш! - восхищённо пробормотала Снежана.
Да, это был он. В восьмидесятых Егор Колесников участвовал в проекте "Кибальчиш". Тридцати мальчикам вкололи кровь Красного Октября. Выжил только Егор. Его организм принял изменения. Физическая сила, выносливость, замедленное старение. Был ещё режим "форсажа". Но его применение быстро изнашивало тело и психику. С помощью гипноза Колесникова запрограммировали включать это состояние на короткое время. Триггер - песня.
- Телепортируй меня в центр, - сказал Кибальчиш Ковылю. - А вы окружайте с флангов. Пора показать колдовской погани, как воюют русские.
- Чужаки! - заверещал кто-то за спиной.
Но тут пространство свернулось и снова распрямилось, и Егор оказался в центре круга. Позади пламя горело. Впереди пялили глаза косматые старухи.
Молнией сверкнуло лезвие, и ведьмы в панике подались назад. Легендарная шашка Чапая блестела зачарованными рунами. Сколько же дурной крови ты пролил, сколько голов поотсекал, священное оружие Красного Комдива? Пришло твоё время!
И Егор-Кибальчиш влетел в нестройные ряды. И полетели ошмётки плоти. А он рубил и рубил. Делал то, ради чего был создан.
С другой стороны шёл Красный Октябрь. В одной руке он держал боевой серп, а в другой молот. Он крушил черепа, кромсал плоть. И глухо пел. У него была своя песня. И в ней синие ночи взвивались кострами. Как когда-то, в детстве.
Снегурочка, морозная богиня, она танцевала танец вьюги. И лёд разрывал врагов. И кровь их сыпалась инеем. Её не нужно было звать трижды. Она пришла сама и принесла каждой ведьме в подарок мучительную смерть с запахом мандаринов и звоном ёлочных игрушек.
И как последний абзац - всё довершал Ковыль. Он терзал пространство, схлопывал тела, скручивал континуум и рвал его, как Тузик ссаные тряпки. И его перманентное похмелье только усиливало жестокость и ярость атак. Иван Ковыль шёл как комбайн. Поднимал кровавую целину. И никто не мог его остановить.
Некоторые ведьмы очухались, пытались сопротивляться. Но что их тёмная магия против тех, чьи сердца горят?
Всё закончилось. Четверо выжили. Четверо героев среди гор трупов и окровавленных тел.
Егор снова стал соображать трезво. Отпускало возбуждение и восторг. Он подошёл к алтарю и взял с него урну. Открыл.
- Это не прах, - тихо сказал он. - Что-то оранжевое.
Снежана вытерла губы от крови, взяла щепотку и осторожно лизнула.
- Просто добавь воды, - негромко пропела она.
Ковыль начал громко материться. Четверо героев стояли посреди Голосового оврага и понимали, что их поимели. Грубо и без смазки.
- Возвращаемся. Хера стоите, как девки на Тверской? - рявкнул Ковыль. - Доложить надо, что просрали первого Всадника. Двигайте. Нам ещё по этим долбаным лестницам топать.
Следующей ночью к Егору во сне пришла женщина. Красивая, статная, с правильными чертами лица. Пальцами щеки коснулась.
- Слушай меня, времени очень мало. Как договорю - ты проснёшься и побежишь к Ване в комнату. Ты его остановить должен. Он дурной, не понимает ничего. Скажи, что я обязана была... А он... "Красный орден" должен существовать... Вы остановите... Иначе...
Голос её становился всё тише и тише, а затем Егор проснулся, с кровати вскочил и в комнату к Ковылю побежал. А тот уже в петле дёргается.
Потом пили всю ночь. Жутко это, когда мужик-афганец слёзы льёт.
- Почему Маша ко мне не пришла? Почему к тебе?
- Не знаю, - Колесников уставился в пол. - Наверно не смогла. Она много говорила, но неслышно было. Похоже, что наша главная битва впереди. И ты нужен стране, Вань. И я нужен. И Снежка. И Октябрь. Без нас утопят Родину в крови. В чёрное время мы живём, в страшное время. И если мы струсим и бросим всё, то совсем тогда конец. Это ты понимаешь?
- Понимаю,- у самого губы трясутся. - Хороший ты мужик, Егор. Ты это... Не говори никому. Сплоховал я, смалодушничал.
И руку тянет. Ладонь у него грубая и сухая. Всё хорошо будет. Выстоят. Иначе никак.
- Знаешь, прости меня Егор. Помнишь ту ночь, когда мы тебя в "Оазисе" встретили? Не фига ты не помнишь. Начало вечера только, правда? Но ты вспоминать и не пытался.- Ковыль говорил медленно. - Кроме "форсажа" есть ещё один код, на который твоё сознание реагирует. На патриотизм твой воздействует. Так мы тебя и завербовали. Потому ты нам поверил так сразу, и сомнений у тебя не было. Я просто должен был тебе это сказать.
Егор помолчал немного, а потом сказал:
- Давай ещё выпьем.
Вместо эпилога.
Настоящий ритуал, который проходил одновременно с фальшивым, был гораздо скромнее. Шестеро стояли у разрытой могилы на Рогожском кладбище. Три ведьмы, два вампира и ещё один клыкастый лежал на бетонной плите без движения.
Ведьмы были из Высшего Ковена, одна из них - депутат от партии "Яблоко", две других - из аппарата президента Ельцина. Вампиры из Сходняка. Кроме того, кто лежал без сознания. Рядовой боец из братвы.
Ритуал, не особо зрелищный, только что закончен и все взоры были устремлены на братка-упыря.
Тот менялся на глазах. Будто сдувался. Бритая голова стала лысой, тело съёжилось, пропали раскаченные мышцы. Тщедушный человечек открыл глаза и внимательно посмотрел на присутствующих. Щелчком клыки выпустил.
- Приветствуем тебя, - заговорил один из вампиров. - Первый из Пьющих Кровь. Ты снова можешь охотиться под звёздами.
- Что за бред вы несёте. Не раздражайте меня, - отозвался тот.
Вампир заткнулся, а новооживший сел и потёр затылок.
- Какой сейчас год?
- Тысяча девятьсот девяносто пятый, - послушно отозвался клыкастый.
- Сорок два года... Мда... Очки мои целы?
Одна из ведьм всполошилась и подала ему футляр. Первый Вампир тут же нацепил их на нос. В круглых стёклах блеснули руны.
- Так-то лучше. Я голоден.
- В нашем особняке вас ждут молодые и сочные девственницы. Всё как вы любите, Лаврентий Павлович, - отозвалась колдунья.
- Молодцы! - он радостно взмахнул руками. - Выношу вам благодарность! Чего же мы ждём? Вперёд! А после ужина введёте меня в курс дела. - Всенепременно, Лаврентий Павлович, всенепременно. Добро пожаловать, Всадник.
