В голове продуктивно начали всплывать воспоминания.
Я открыл глаза. Солнечно! Ага! Сейчас!
Я был в больнице. Белые стены, белый потолок, белые лампы дневного света, белая кровать, белая мама… Ой!
- Мам! Ты как здесь оказалась? - сказал, а точнее, прохрипел я.
Она вздрогнула. Кажется, спала.
- Том! Ты проснулся! Как себя чувствуешь? - круги под глазами ясно показывали, насколько она устала. Бедная моя мамочка, сколько же она провела здесь…
- Можно попить?
- Конечно, сыночек, конечно! – она вскочила и засуетилась. Наконец, протянула мне стакан с водой.
- Спасибо, - я попытался сесть.
- Нет-нет, лежи, я помогу. Доктор велел лежать несколько дней.
Я кивнул. Через пару мгновений живительная вода проникла внутрь. Я ощутил теплую мамину руку на затылке. Который, кстати, тоже болел. У меня хоть что-то не болело, интересно?
- А можно еще? – ко мне вроде бы вернулся голос, но я по-прежнему хотел пить.
- Сейчас.
После второго стакана моя жажда убавилась наполовину.
- Мам… а… э-э-э… еще можно?
- Сыночек, конечно, ты уже вторые сутки без сознания был, вот и пить хочешь.
- Что?! - я вскочил, забыв обо всем. - А-а-а-ай!
- Тише-тише. Что с тобой? Что-то не так? - обеспокоенно поинтересовалась она, усаживая меня поудобнее.
Я, превозмогая жуткую боль, от которой мутнело в глазах, попросил:
- Расскажи, пожалуйста, по порядку.
- Хорошо-хорошо, только лежи тихо. Иначе кровь пойдет. Хочешь кушать? Хотя, что я спрашиваю, конечно! – она вскочила и выбежала в коридор.
- Мам, подожди!
- Как только поешь, задавай хоть какие вопросы! А сейчас я за доктором! Лежи тихо!
Ну вот. Интересно, а как я мог лежать громко? И вообще, как я мог двигаться, если при любом движении боль в плече тут же отдавалась в ноге и вообще во всей левой части тела?
Сутки! Господи, сутки! То есть вчера весь день я валялся тут без сознания? Боже, Билл… Что с тобой сейчас происходило? Где ты был? Как ты? Жив ли еще? Не поймали ли тебя?
- Томас, это доктор Краузе, он твой лечащий врач.
- Здравствуйте, - протянул я.
- Утро доброе, офицер! - жизнерадостно поприветствовал он. Настроение слегка поднялось от такого пусть и шутливого, но уважения.
- Можно просто Том. Офицера подстрелили, так что пока здесь только я.
- Вы еще способны шутить? Что ж, похвально, Томас. Люблю позитивных пациентов! Сейчас мы сменим повязку на вашем боевом ранении.
- Да какое там боевое? Так…
- Ну как же? - он ловко размотал бинт, было почти не больно, только чуть-чуть, - Считайте, боевое крещение. Не каждому полицейскому довелось схватить пулю, да еще так счастливо!
- Вы что говорите! - возмутилась мама, - Пулю схватить! Счастливо! Ну это уже…
- Успокойся, мам, все нормально, - настойчиво сказал я.
- Нормально? Ну ладно, - она немного остыла при взгляде на меня.
- Так больно? - куда-то надавил доктор.
- А-а-ай! Да, - кажется, я поморщился.
- Томас, это серьезно. Я надавил аж в двадцати сантиметрах от раны. Заживать будет долго. Около месяца только сама рана.
- Что?! А когда же я на работу? – я едва не задохнулся от возмущения.
- Простите, на работу в конечном счете вы сможете вернуться только месяца через полтора.
- Боооооже… - я провел правой рукой по лицу. - А раньше никак? Все-таки, рука левая.
- Нет! Никак! - опять вмешалась мама, подозревая, что я хочу сказать. Только герр Краузе явно был на моей стороне.
- Почему же никак, фрау Каулитц? Через месяц. Но! - он воздел палец к небу, - Исключительно кабинетная работа. Никаких выездов и перестрелок. Только так.
- А выписка? - как же мне выбраться отсюда раньше?
- Недельки через три, Томас. Не раньше.
- Бооооооже…
- И он вам тоже не поможет, к сожалению, - грустно улыбнулся доктор, - Выписку он вам раньше не даст.
- Да уж конечно, - вздохнул я. А что прикажете делать?
- Тогда я пойду. У меня там еще с десяток таких, как вы. До вечера, Томас!
- До вечера.
Как только дверь за ним закрылась, мама оказалась возле меня. И не одна, а в компании тарелки с бульоном.
- Давай, Том, надо покушать.
- Ты еще прибавь «за мамочку» - фыркнул я, но послушно проглотил горячую соленую жидкость. По желудку мгновенно разбежалась теплая волна. Оказывается, я и правда хотел есть.
***
Было девять часов вечера. Естественно, сна не имелось ни в одном глазу, а отбой уже был объявлен. Мама кое-что мне объяснила. Пока ее не пускали ко мне, она переговорила с Райнером. Он обещал прийти завтра.
Я отключился как раз перед тем, как меня положили на носилки, и повезли в больницу. Райнер был со мной все это время. Исследование нового трупа и места преступления полностью пало на остальных. Это все. Но главного я не знал.
Я не видел тебя во сне, Билл. Я не слышал твоих мыслей. Почему?
Откуда вообще возникла эта связь? Между двумя совершенно посторонними людьми?
Или нет? Или не посторонними?
Откуда взялась эта похожесть? Причем не просто сходство. Я как будто видел обратное зеркало. Я почти не носил темных цветов, даже дреды периодически осветлял. Я любил день, солнце, радость. А ты наоборот. Ты был весь в черном и темнота была твоей стихией. Ты предпочитал спокойствие. Но при этом наши черты были идентичны.
Могло ли так быть, что мы братья?
Я так и не осмелился спросить маму, где мой отец, кем он был и из-за чего они расстались. Странно, но меня никогда это не интересовало. Мама как-то сказала в моем раннем детстве, что папы с нами нет, и он ушел по очень важной причине. Но мне и без него было неплохо. Потому я и не спрашивал.
Я все равно знал, что добьюсь ответа. Мне он был нужен. И не потому, что я хотел узнать папу, а потому что я хотел узнать… брата. Как странно звучало это слово. Для меня - странно.
Теоретически, все могло быть. Ведь иначе просто не объяснить. Или может, я искал логики в мистике? Там, где ее нет по определению?
Но здесь все могло быть. Возможно, это был тот самый случай, когда логика и мистика вступают в хрупкий, но все же союз.
Тогда чем была наша связь?
Чем была ее основа?
Когда это происходило? Когда я либо соприкасался с важными кусочками твоей жизни, Билл, либо твои чувства брали верх над разумом. Так же и ты слышал мои.
Истоки связи. Здесь оказалось сложнее. Где они таились? И почему они не возникли раньше?
Возможно, потому что мы были далеко друг от друга. Но это вряд ли была доминантная причина. Дело, скорее всего, было как раз в том, что наша полярность, учитывая родственность, породила волну двух противоположных сил: ненависти и понимания. Столкнувшись, они образовали некую нить между нами.
Только вот могла ли эта нить прерваться от выстрела, если она не имеет физического аналога?
А почему бы и нет? Если она засчитала это предательством братства…
То есть у нее существовал свой разум? Вот это уже переходило всякие границы.
Томас, ты псих. Причем на последней стадии.
От всего этого у меня заболела голова.
«… Кто же ты? Такой похожий на меня и такой красивый. Неужели так восхищаюсь собой, ведь ты - моя копия? Нет, ты полная противоположность мне. Твои плечи - загорелые. Ты весь как дитя солнца. А я бледен, как чадо тьмы. Ты натурален, твои волосы русые, как мои когда-то, только ты видимо, осветляешь их, тянясь к свету во всем. Я наоборот, стал темнее, и лишь зачем-то сделал несколько белых. Как остатки моей человечности. Ты не замерз, ведь окно открыто?..»
Нет, Билл, мне тепло, только болит немного. Что?!
До меня только что дошло.
- Билл, - позвал я тихо, надеясь непонятно на что, - Билл…
- Ты иногда лезешь в мысли не вовремя, Томас».
========== Глава 11 ==========
POV Билл
«Ночь. Улица. Фонарь. Я.
Как быть, когда быть не хочется?
Как быть, когда теряешь то, что вроде бы ненавидел, но что имело к тебе большее отношение, чем что-либо еще?
