– Я должен идти, – спокойно, как нечто само собой разумеющееся сказал Кэл, присел на стул и начал надевать ботинки, все время чувствуя на себе сверлящий взгляд Шэрон.
– Как ты смеешь! Подлец! – воскликнула она, даже не подумав взывать к его совести. Резко села на кровати, не удержав равновесие, рухнула на подушку, стукнувшись об изголовье. Сердитым движением подхватила край одеяла, натягивая его на себя, прикрывая обнаженную грудь. – Ты чудовище! Приглашаешь меня на встречу, хамишь и оскорбляешь мои чувства. Говоришь, что между нами никогда ничего не было, а потом, как ни в чем не бывало, приходишь сюда, не предупредив меня заранее, пьешь мой виски, тупо молчишь пялясь в телевизор, затем все же ПЫТАЕШЬСЯ заняться со мной любовью,- уничижительно фыркнув, Шэрон закинула назад упавшие на лицо волосы, – Причем не очень успешно и сваливаешь молча. Торчишь в ванной, черт знает сколько времени, оставив меня на взводе, – она сердито посмотрела на него и добавила тем же резким обвиняющим тоном, – Потом украдкой возвращаешься сюда и спокойненько с видом праведника, начинаешь одеваться в темноте, как будто ты ничем мне не обязан. Ты явно собирался потихоньку смыться, – Шэрон замолчала и сузила глаза,- Отправиться к ней? Не понимаю, какого черта ты снова притащился ко мне с побитым видом, устал караулить около постели …
Шэрон вдруг заткнулась, видимо заметив, как на мгновение исказилось его лицо, он не сумел быстро скрыть терзающие его чувства.
Он поежился как от ожога, скривился, вскочил со стула и нависнув над женщиной, резко замахнулся, с трудом сдерживая гнев. Скрипнул зубами, понимая, что она права. Со свистом втянул в себя воздух, давя желание влепить ей затрещину. Присел на край кровати и взял ее за руку. Ему хотелось уладить все по-хорошему, расстаться с ней по-дружески. Она вырвалась и скрестив руки, прижала их к груди, занимая оборонительную позицию, он оттопырил губы и безучастно пожал плечами, наблюдая за тем как она, пытается сдержать злые слезы, готовые пролиться из ее темных глаз.
– Не передергивай, не строй из себя оскорбленную невинность. Ты могла не пустить меня на порог. Вышвырнуть вон. Захлопнуть дверь и послать к чертям. Но ты была рада, что я пришел, твое лицо мне это сказало. И не говори нет, дорогая.
– Зато теперь сожалею, что уступила и проявила жалость, – выдохнула она, закашлявшись при этом.
- Жалость, ко мне? – не стоит разыгрывать из себя мать Терезу, ты просто хотела трахнуться. В последний раз.
- Пошел к черту!
Он плотно сжал губы и не смотрел на нее. Его лицо было спокойно, на нем не отражалась ни единая эмоция, ничего – абсолютное безразличие. Но в душе он ощущал жуткую неловкость. Тем более, что она была права. Может это и есть жалость.
Она была той женщиной, кто не проявлял любопытства и не пробовал ковыряться у него в душе, расспрашивая о самочувствии. Что его очень устраивало. Ему было не понятно, но и не было желания вдаваться в подробности почему. Шэрон молча, и безропотно раскрывает ему свою постель. Значит хочет, было бы наоборот, она смогла бы легко избавиться от его присутствия. С ее то возможностями и выучкой копа.
Она по-своему истолковала его сдержанность и отрешенность.
– Извини, что я испортила тебе все в последнюю минуту, Кэл, – прошептала она, пойдя на попятную, ее голос немного смягчился, она теперь говорила каким-то заискивающим тоном.
– Без разницы, – проронил Кэл и всунул ногу в ботинок, понимая, что нужно как можно скорее сматываться из этого дома. – Мне нечего тебе прощать, – ответил он достаточно холодно, стараясь быть терпеливым, – Поверь, это все не имеет значения – честное слово, Шэрон.
Она услышала какую-то странную ноту в его голосе. Она не понимала толком, что это такое, но все равно вспылила.
– Это имеет значение для меня, – резко ответила она, от ее наигранной мягкости не осталось и следа.
Поскольку он не отвечал, она воскликнула с горячностью:
– Сегодняшний день окончательно доказывает мне это.
– Доказывает что? – спросил он утомленно.
– Что ты приходишь ко мне, когда хочешь ее. Ты даже не подозреваешь, что в момент оргазма выкрикиваешь ее имя. Ты используешь меня самым непотребным образом. Я миллион раз задавала себе вопрос – почему ты ее бережешь от себя. Почему позволяешь другим ее использовать по назначению. Ревнуешь, бесишься, следишь, но не даже не пытаешься трахнуть.
Его удивило, что она, сама того не зная, догадалась о настоящей причине, но всего лишь неопределенно хмыкнул, встал и потянулся на пиджаком, висящем на спинке стула. Движения Кэла были порывистыми. Он отошел от кровати.
– Я не использовал тебя, – возразил он и плотно сжал губы, взглянув на дверь, удивляясь легкости своей лжи.
– Я не использовал тебя, – зло передразнила его женщина, ее губы презрительно скривились, – Еще как использовал.
- Прелестно,- он сунул руки в карманы и уставился на Шэрон, – Использовал. Отлично, а почему ты терпела?
– А у тебя нет ответа? Невероятно, – она наигранно расхохоталась, – Ты же все всегда знаешь, – Шэрон покрутила рукой около своего лица, – Ты же все можешь прочитать, по подергиванию мускул, морщинкам, складочкам, приподнятым бровям …
- Не было особой нужды, меня все устраивало. Мы с тобой ни о чем не договаривались. У каждого своя собственная жизнью, между нами ничего не было и не могло быть, кроме секса. Мы всегда считали, никаких обязательств.
- Подсказывать не буду, – она вытянулась на постели, и перед тем как натянуть на голову одеяло, проговорила, – Ты сам ответил на вопрос.
Кел остановился, сдерживая поднимающееся раздражение. Наступила неловкая пауза.
– Мне пора идти. Я очень опаздываю. – это было сказано довольно ровным и спокойным тоном, но внутри у Кэла все кипело. Он пересек комнату, никак не попадая руками в рукава пиджака.
- Давай-давай, убирайся отсюда! Иди к своей даме сердца.
- Ты стерва, Шэрон, – бросил он ей в лицо, стоило лишь ей снова вынырнуть из-под одеяла.
Она истерически рассмеялась сквозь слезы, которые мешали ей видеть, потом провела рукой по глазам, пытаясь найти хоть каплю силы и совладать с собой, но безуспешно. Подавив рыдание, она закричала:
– Я стерва? А кто ты? Ангел? Должна признаться, одно мне любопытно: почему ты снова и снова приползаешь сюда, в мою постель, взведенный до предела и мечущийся от неосуществленного желания, готовый трахаться с кем угодно, если кто-то другой владеет твоим сердцем. А сейчас? Если я не ошибаюсь, врачи не дают ей не малейшего шанса. Она там под капельницами, еле дышит, а ты приперся ко мне с одной мыслью выебать Шэрон-давалку. Неужели ты настолько … – она не закончила фразу, увидев, как он изменился в лице от боли и отчаяния, сообразив, что перегнула палку обвиняя его, коснулась чего-то особенного слишком сокровенного того в чем он не желал признаться даже самому себе, того что безумно боялся. Она ни разу не видела такого выражения лица у Кэла.
Наверно если бы убийство могло разрешить его проблемы, он бы не задумываясь, свернул ей шею. Он сжав кулаки и сцепив зубы, замер посредине комнаты, и казалось не дышал, пожирая ее … она не могла дать характеристику этому взгляду, что застыл в его прищуренные глаза.
- Ты повторяешься, милая, – прозвучало холодно и презрительно с ленивым пренебрежением, но Шэрон невольно съежилась от страха.
– Кэл, прости меня, – в ту же минуту извинилась она, полная раскаяния. Ей стало по-настоящему жаль его, она испугалась, что зашла слишком далеко.
Она выпрыгнула из кровати и путаясь в рукавах, накинула халат.
– Кэл, прости меня! Я не хотела! Я, честное слово, не хотела быть жестокой и причинить тебе боль. Я люблю тебя, Кэл, – непроизвольно вырвалось у нее. Пожалуйста, прости меня. И забудь о том, что я только что говорила.
Он не отвечал. И больше не смотрел на нее. Ее больше не было в его жизни.
Он вышел на улицу, под дождь. Глубоко с хрипом вздохнул, втягивая в себя сырой и прохладный воздух. Дверь за ним глухо захлопнулась. Щелкнул замок. Это был конец. Конец того чего не было. Для него.
