— Все так просто, — недовольно проворчал Кэл, разжал пальцы и хлопнул мужчину по плечу. Тут же сунув руки в карманы, потеряв интерес к детективу, направился к дому.

— Вы кто? — путь Кэла преградила женщина коп, — Вам нельзя, сэр, — уперев руки в бока, она с высоты своего гренадерского роста, с сожалением приподняла дугообразную, неожиданно рыжую бровь, словно приклеенную к излишне смуглой физиономии.

— Мне можно, — вильнув в сторону, Кэл хотел обойти по газону так не вовремя возникшее препятствие, но оказался пойманным, коп ухватила его за полу пиджака, и водворила на место.

— Нельзя, — ее голос пророкотал во внезапно наступившей тишине, — Таким, как вы любителям совать нос во все дыры, там,— она указала оттопыренным большим пальцем себе за спину, — Делать нечего. Только наследите.

Действительно в Кэле Лайтмане погиб великий актер. Для этого природа наградила его всем необходимым — запоминающейся харизматической внешностью, обаянием, врожденным чувством стиля, глубокой эмоциональностью и чисто животным магнетизмом. Когда все эти качества сливаясь, проявлялись в полной мере, Кэл становился по истине неотразимым. А в данный момент так и было. Женщина-коп, суровая и неприступная, как прибрежная скала, от которой с недовольным ревом откатываются назад в океан самые могучие волны, рассыпалась на песчинки прямо на глазах, попав под влияние Кэла. Не прошло и минуты – ее грозное «Вам туда нельзя», превратилось «Прошу вас сэр» и вдобавок приукрасилось широчайшей улыбкой, путеводным маяком, вспыхнувшей на круглом лице цвета хорошо выдержанного красного дерева. Она услужливо приподняла желтую ленту и со вздохом глянула в след Кэлу, которому даже не пришлось согнуть шею, чтобы попасть за полицейское ограждение.

— Что там? — растеряв свое театральное обаяние, озабоченно спросил Кэл, и с легким прищуром окинул взглядом Джиллиан. Она показалась ему немного растерянной и удивленной, но в ее глазах он не рассмотрел страха или подавленности.

— Я должна войти внутрь. Ты со мной?

Она протянула руку Кэлу так, словно искала опору и поддержку.

Детектив Шеппард растворился в недрах дома, оставив Джиллиан одну на пороге.

— Безусловно, милая. — Кэл чуть подался вперед, — Не зря же я охмурял этого носорога в форме копа.

— Кэл! — Джиллиан закатила глаза, но не смогла не признать верной характеристику, данную Кэлом женщине полицейской. Было в ней что—то от этого неуклюжего животного. Даже форменная кепи, торчала надо лбом, как рог.

— Я вижу твою улыбку. Хороший знак. Идем?

— Да, — Джиллиан стиснула ладонь Кэла, он отметил, что пальцы были холодными и липкими, но хватка сильной и уверенной. — Пошли,— она потянула Кэла за собой, и, столкнувшись плечами, они вошли в открытую нараспашку дверь.

Прихожая и та часть гостиной, которая была видна с порога, оказались разгромленными самым безжалостным образом. Увидев, во что превратился ее уютный дом, Джиллиан замерла на месте не в силах сделать шаг вперед.

— Осторожней мэм, сэр, прошу вас.

К ним подлетела молодая женщина в темно—синем комбинезоне, она сдернула с лица маску, и сердито морщась, со второй попытки вытянула из кармана две упаковки с медицинскими бахилами.

— Прошу вас наденьте, если хотите пройти внутрь. Здесь столько всего, и ваши следы могут навести путаницу….

— Понял, не идиот, — прервал ее излияния Кэл, забирая предложенное средство защиты.

— Спасибо, — улыбнулась криминалист и вернулась к прерванному занятию.

С треском вскрыв упаковки, Кэл протянул одну Джиллиан.

— Тебе помочь, — ему не нравилось выражение лица Фостер — холодно равнодушное, и любопытство во взгляде, словно она пришла не свой дом, превращенный в свалку разномастного мусора, а рассматривает одно из мест преступления.

— Спасибо, обойдусь, — она улыбнулась уголком рта и ловко натянула бахилы на туфли с высоченной шпилькой, ухитрившись не порвать тонкий латекс острым каблуком.

Медленно, словно робот, она двинулась в направлении гостиной, вздрогнула, негромко охнув, когда случайно наступила на осколок стекла, и он хрустнул под ногой.

В комнате не осталось ни одного целого предмета. Книги, вазы, диски, плюшевые игрушки, столовые приборы, подсвечники в хаотическом беспорядке валялись на полу, среди разгромленной мебели. Картины, сорванные со стен, выдраны из рамок и располосованы на узкие ленты.

Шкафчик ручной работы, который она привезла из Мексики много лет назад, перевернут вверх дном, ящики из него были вытащены, а содержимое раскидано по комнате. Но этот дорогой сердцу предмет мебели остался цел, а вот другие памятные вещицы превратились в осколки или обрывки, не подлежа восстановлению.

Аккуратно перешагивая обломки, стараясь не наступать на стекло, в каком-то непонятном изобилии рассыпанное по полу, Джиллиан с колотящимся сердцем, испытывая при виде разрушений то отчаяние, то ярость, внешне оставаясь безразличной, обошла гостиную,и заглянула на кухню, там хотя бы мебель осталась на месте. Пострадала только посуда, и электроприборы. Кофеварка с тостером, выглядели так, словно по ним проехались асфальтоукладчиком, а у микроволновки вырвали с мясом дверцу. Бумажные салфетки и клочки тканевых полотенец, словно крупные хлопья снега покрывали стол, опрокинутые стулья, висели на распахнутых дверцах шкафчиков.

Нагнувшись, она подняла закатившуюся под лежащий на боку табурет и чудом уцелевшую кружку, с нарисованными на ее боку аляповатыми красно-рыжими маками.

По лицу Джиллиан скользнула теплая улыбка, женщина провела кончиком пальца по дну кружки, прочитала знакомую надпись и, стерев с кружки пыль, прижала к груди. Слишком яркими и радостными были воспоминания, связанные с этой керамической, жутко уродливой вещью. Восьмилетняя Эмили подарила кружку Джиллиан на Валентинов день в год их встречи, очень серьезно прошептав на ушко новой знакомой несколько слов, что навсегда остались в памяти «вы такая красивая и добрая, любите моего папочку, и не бросайте, пожалуйста». Взгляд Эмили не лишенный детского лукавства поразил мудростью и скрытой болью. Обняв девочку, пообещала, что обязательно выполнит ее просьбу, и каждый раз наливая себе утренний кофе, будет с любовью вспоминать её и её папу. И то, что кружка не разбилась, выглядело слишком символично. Джиллиан выполнила обещание на двести процентов, и теперь, как никогда была уверена, что никогда не бросит несносного и невыносимого, самого близкого и дорогого…

Расчувствовавшись, Джиллиан прижала ладонь ко рту, глотая подступившие слезы, сделала глубокий вздох, чтобы успокоиться. Оглянулась, поняв, что криминалисты заняты сбором улик, и не смотрят в ее сторону, украдкой сунула кружку в сумку.

Стиснув зубы, Джиллиан направилась к лестнице, ведущей на мансардный этаж — в спальню и рабочий кабинет. Она поднялась на три ступени, когда услышала звук закрывшейся наверху двери и через минуту из—за поворота лестницы показался мужчина. Сначала ей в глаза бросились начищенные до блеска ботинки, затем она увидела выглядывающие из-под отглаженных брюк серые носки и, наконец, идеальный представитель федерального служащего в темно-синем элегантном костюме, белоснежной сорочке и завязанным по всем правилам галстуком, в тонкую сине-белую полоску, остановился на одной ступени с Джиллиан. Такой свежий, благоухающий дорогим одеколоном, он выглядел инородным предметом среди мусорного развала. Случайно коснувшись локтем, покрытых слоем пыли перил, он едва заметно скривил губы, но моментально исправил оплошность, приветливо и ободряюще улыбнулся, окинув Джиллиан любопытным взглядом.

— Хочу вас обрадовать. Наверху все в полном порядке. Доктор Фостер, спальня и кабинет не тронуты,— он едва заметно склонил голову, что выглядело подобострастно и не особо уместно. — Если есть какие-то вопросы, агент Боуман к вашим услугам, представился он, кокетливо пропуская между пальцев идеально уложенные волосы. Но в его тихом вкрадчивом голосе, Джиллиан расслышала издевательские нотки, такие обычно звучат в обращении отца к ребенку, вновь попавшему в неприятность. «Опять разорвал штаны, снова двойка, сломал велосипед…»