Прикусила губу, выпрямилась в кресле, потерла кончиками пальцев виски и неловко повернулась к окну, привалившись к боковой стойке. Наклонила голову, упираясь лбом в стекло и медленно, вслепую, выводила на нем какое—то слово. Глубоко вздохнула, опуская голову еще ниже, напряглась, боднула лбом стекло. Волосы рассыпались по плечам, обнажив шею, сквозь кожу до боли трогательно выступили позвонки. Тонкий шелк платья обтягивал острые лопатки, рука соскользнула с оконного стекла и безвольно повисла. Джилл выглядела потерянной и беззащитной, неожиданно хрупкой и Кэл вновь отметил, насколько она похудела за два последних месяца.

— Джилл,— негромко окликнул ее Кэл, внезапно ощутив тревогу и теплую волну нежности накрывшую его с головой,— Джилл, — позвал чуть громче, но так и не получил ответа. Фостер только вздрогнула, рывком подалась вперед, словно пыталась сорваться с места, но ремень безопасности, врезавшись ей в грудь, удержал, и Джиллиан еще сильнее съежилась, вцепившись пальцами в край сиденья.

Гримаса боли исказила лицо Лайтмана, и он даже был доволен, что Джиллиан не смотрит в его сторону, а значит, не было нужды скрывать свои эмоции за маской вежливого интереса. Он заплатил бы немалую цену, чтобы узнать, о чем сейчас думает Фостер и что вынуждает ее буквально сжиматься в жалкий дрожащий комок. Кэлу удавалось рассмотреть, как она беззвучно шевелит дрожащими губами, как прикусывает их, чуть ли не до крови, хмурит брови и то и дело сглатывает, словно пытаясь избавиться от застрявшей в горле гадости, мешающей свободно дышать. Хотелось грубо выругаться, встряхнуть Джиллиан и заорать на нее, приказать, чтобы перестала сдерживаться и дала волю слезам.

Как ни банально это звучит, но ведь порой только слезы могут излечить и облегчить душу, раздираемую мучительными противоречиями и скорбью. Именно скорбь и примешанное к ней сожаление отображались на бледном измученном лице Фостер.

Но Кэл, искривился и, пряча за гримасой нежность и рвущую наружу жалость, подавил желание, прижать Джиллиан к себе и ничего не говоря, не успокаивая и не осуждая просто дать возможность поплакать. Он, молча подергивая щекой, не спускал взгляда с Фостер, не замечая, что изо всех сил левой рукой сжимает рулевое колесо, хоть в этом не было необходимости, а правой упирается в спинку пассажирского сиденья, царапая ногтями кожаную обивку.

Машина стояла на подъездной дорожке к дому, мерно чиркали по лобовому стеклу работающие дворники, и кроме дыхания ничто не нарушало господствующую в салоне тишину.

Конец ноября 1991 года

Время тянулось медленно. Джиллиан слишком нервничала, чтобы читать один из растрепанных журналов, которые в беспорядке валялись на столе. За свои восемнадцать лет она всего лишь раз имела дело с доктором, когда запущенная простуда перешла в воспаление легких. Тогда она была напугана, как и сейчас, попав в руки к людям, которые могли сделать ей больно.

Доктор оказался слишком молодым и неприятно улыбчивым, с трудом верилось, что он уже окончил медицинский. Как не странно, но от этого Джиллиан почувствовала себя лучше — возникло ощущение родства.

Выпалив в нее обойму вопросов, отправил за ширму переодеваться, далее было тяжелее, она чувствовала себя так, словно лишилась последней защиты. Джиллиан потребовалась вся ее сила воли, чтобы прикрывшись тонкой бумажной рубашкой влезть на смотровое кресло и положить ноги на распорки. Когда холодные пальцы в перчатках стали ощупывать ее, лишь гордость удержала Джиллиан от крика.

— Шейка набухла,— пробормотал доктор,— Матка заметно увеличена. Все признаки, что вы беременны,— сказал он, с треском снимая резиновые перчатки,— Пройдите в процедурный кабинет, вам сделают УЗИ.

Через полчаса доктор предложил «радикальную меру», однако в независимости от того, что это все упростило, Джиллиан была неприятна сама мысль об аборте. Она и не могла подумать, что убьет ребенка. В конце концов, Джо должен знать и, как отец обязан нести ответственность за случившееся. Он ни какой—то нищий музыкант, да и она не случайная девочка, подружка на час. Они должны пожениться, а дальше… Когда—то услышанное от отца выражение «проблемы надо решать по мере их поступления» пришло на ум и Джилл решила следовать ему.

Перебранка в коридоре, невнятное бормотание, взрыв хохота, звук захлопнувшейся двери стали крушением надежд. И почему она решила, что все будет правильно?

Джиллиан, вернувшись в мотель, забилась в угол дивана и провела в оцепенении остаток дня, и все еще сидела в темноте, когда вернулись с концерта ребята. Первым ввалился в номер Джо, он протопал через комнату и включил свет.

— Какого черта? — воскликнул он, пораженный видом Джиллиан, которая сидела прямая как статуя и едва дышала,— Что все это значит? — язык Джо заплетался, и не стоило труда определить: пьян и укурен,— Малышка Джи, разве ты еще не уехала к мамочке? Где тебя носило весь день? — ирония Джо сменилась гневом.

Холодная ярость наполнила Джиллиан, она столько раз умоляла Джо о предохранении, а он лишь отмахивался, говоря: «Не волнуйся детка, у меня все схвачено». Она поднялась и поглядела в ухмыляющуюся физиономию.

— Я намного более зрелая, чем ты думаешь, Джо,— выпалила она,— Достаточно зрелая, чтобы иметь ребенка. Что ты на это скажешь?

От лица Джо отхлынула кровь, тело застыло в неподвижности, челюсть беззвучно заработала. Наконец он выдавил пару невнятных слов.

— Объяснись немедленно,— хрипло потребовал он.

— Твое «все схвачено» не сработало, у нас будет ребенок. Я беременна!

— Слушай, Джиллиан, да мне насрать, беременна ты или нет. В конце концов, ты ведь знала, что делаешь, когда расставляла свои длинные ножки. И я вовсе не уверен, что ребенок действительно мой.

— Как ты смеешь, Джо!

— Смею, крошка!

Пощечина, которую отвесил ей некогда нежный любовник, оказалась для Джиллиан неожиданной; она сбила ее с ног и швырнула о стену. Когда Джиллиан вцепилась в подоконник, чтобы не упасть, то почувствовала откровенный ужас. Никогда еще самообладание не отказывало вечно улыбчивому и беззаботному Джо.

Но прежде чем она пришла в себя, кулаки музыканта бешено обрушились на нее.

— Шлюха! Блядь подзаборная! — вопил он, его лицо исказилось от ярости,— Ты, переспала со всеми музыкантами группы и хочешь повесить своего ублюдка на меня. Не получится маленькая тварь. — И дугообразный удар попал ей в живот.

Боль показалась ослепляющей, согнувшись пополам, обхватывая себя руками, она заскулила:

— Джо, милый…пожалуйста… — умоляла она о пощаде, как сокрушенный болью испуганный ребенок.

Однако Джо, казалось, ничего не слышал. Глаза его остекленели, он продолжал неистово молотить кулаками девушку и осыпать ее словами ненависти, хотя еще утром называл ее «своей принцессой и любимой малышкой».

— Ты переспала и с ним тоже,— снова занося кулак, орал он, выхватывая из−за пояса джинсов револьвер.— Сука, подлая сука, хочешь добраться до моих денег!

Он помедлил глядя на Джиллиан, съежившуюся и захлебывающуюся рыданиями, и направил кулак ей в голову. Одновременно прогремел выстрел. Что−то горячее обожгло ей бок, и боль разрывающая тело на кусочки стала благоговением, потому что Джиллиан потеряла сознание.

Очнувшись, Джиллиан не увидела ничего кроме серого тумана. На какой—то миг ей пришло в голову, что она уже умерла. А окружающая ее белесая жижа — небеса. Но затем почувствовала в голове тупую, пульсирующую боль. И когда, мигнув несколько раз, смога сфокусировать взгляд, поняла, что лежит на жесткой койке в больничной палате. Серые госпитальные стены и голубая занавесь вокруг кровати.

Джиллиан попробовала повернуть голову, но не смогла. Ее тело, как ей показалось, было сломано во многих местах.

— Рада видеть, что ты проснулась,— откуда−то донесся ласковый женский голос,— Ты уже начала нас беспокоить.

— Мама…— прошептала Джиллиан, хотя голос мало походил на голос матери,— Я... — попыталась объясниться, но издала какое—то хриплое сипение.