Аристотель. Очевидно, будет.
Парменид. Но, простираясь равномерно по единому, не окажется ли малость равна ему, а охватывая его — больше, чем оно?
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. Выходит, что малость может быть равной чему-либо или больше чего-либо и выступать в качестве Великости или равенства, а не в качестве самой себя.
Аристотель. Нет, это невозможно.
Парменид. Итак, малость не может находиться в целом едином, разве только в его части.
Аристотель. Да.
Парменид. Однако и не во всей части, иначе роль малости будет та же, что и в отношении к целому, то есть она будет или равна или больше той части, в которой будет находиться.
Аристотель. Да, непременно.
Парменид. Итак, малость никогда не будет находиться ни в чём из существующего, раз она не может пребывать ни в части, ни в целом; и значит, не будет ничего малого, кроме самой малости.
Аристотель. Выходит, что не будет.
Парменид. Следовательно, в едином не будет и Великости: ведь тогда окажется большим нечто другое, помимо самой Великости, а именно то, в чём будет содержаться Великость, и вдобавок при отсутствии малости, которую это великое должно превосходить, если оно действительно велико. Но последнее невозможно, так как малость ни в чём не находится.
Аристотель. Верно.
Парменид. Но сама Великость больше одной только малости и сама малость меньше одной только Великости.
Аристотель. Конечно.
Парменид. Следовательно, другое не больше и не меньше единого, так как оно не содержит ни Великости, ни малости; далее, эти последние обладают способностью превосходить и быть превосходимыми не по отношению к единому, а лишь по отношению друг к другу; и наконец, единое тоже не может быть ни больше, ни меньше Великости и малости, а также другого, так как и оно не содержит в себе ни Великости, ни малости.
Аристотель. Очевидно.
Парменид. Итак, если единое не больше и не меньше другого, то не необходимо ли, чтобы оно его не превышало и им не превышалось?
Аристотель. Необходимо.
Парменид. Но совершенно необходимо, чтобы то, что не превышает и не превышается, было равной меры, а, будучи равной меры, было равным.
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. Далее, и само единое будет находиться в таком же отношении к самому себе; поскольку оно не содержит ни Великости, ни малости, оно не будет превышаться самим собой и не превысит себя, но, будучи равной меры, будет равно самому себе.
Аристотель. Конечно.
Парменид. Следовательно, единое будет равно самому себе и другому.
Аристотель. Очевидно.
Парменид. Далее, находясь в самом себе, единое будет также извне окружать себя и, как окружающее, будет больше себя, а как окружаемое — меньше. Таким образом, единое окажется и больше и меньше самого себя.
Аристотель. Да, окажется.
Парменид. Не необходимо ли также, чтобы вне единого и другого не было ничего?
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. Но существующее должно же всегда где-нибудь находиться [23].
Аристотель. Да.
Парменид. А разве находящееся в чём-либо не будет находиться в нём, как меньшее в большем? Ведь иначе одно не могло бы содержаться в другом.
Аристотель. Конечно, нет.
Парменид. А так как нет ничего, кроме другого и единого, и они должны в чём-то находиться, то разве не необходимо, чтобы они либо находились друг в друге — другое в едином или единое в другом, либо нигде не находились?
Аристотель. Видимо, да.
Парменид. Поскольку, стало быть, единое находится в другом, другое будет больше единого, как окружающее его, а единое, как окружаемое, меньше другого; поскольку же другое находится в едином, единое на том же самом основании будет больше другого, а другое — меньше единого.
Аристотель. Выходит, так.
Парменид. Следовательно, единое и равно, и больше, и меньше самого себя и другого.
Аристотель. Очевидно.
Парменид. Далее, коль скоро оно больше, меньше и равно, то в отношении к себе самому и к другому оно будет содержать столько же, больше и меньше мер, — а если мер, то и частей.
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. Но, содержа столько же, больше и меньше мер, оно, следовательно, и численно будет меньше и больше самого себя и другого, а также равно самому себе и другому тоже численно.
Аристотель. Каким образом?
Парменид. Если единое больше чего-либо, то по сравнению с ним оно будет содержать также больше мер, а сколько мер, столько и частей; точно так же будет обстоять дело, если оно меньше или если равно чему-либо.
Аристотель. Да.
Парменид. Итак, будучи больше и меньше себя и равно себе, оно будет содержать столько же, больше и меньше мер, чем содержится в нём самом; а если мер, то и частей?
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. Но, содержа столько же частей, сколько их в нём самом, оно количественно будет равно себе, а содержа их больше — будет больше, содержа меньше — меньше себя численно.
Аристотель. Очевидно.
Парменид. Не будет ли единое точно так же относиться и к другому? Поскольку оно оказывается больше его, оно необходимо должно быть и численно большим, чем оно; поскольку оно меньше — меньшим, а поскольку оно равно другому по величине, оно должно быть равным ему и количественно.
Аристотель. Непременно.
Парменид. Таким образом, единое снова, по-видимому, будет численно равно, больше и меньше самого себя и другого.
Аристотель. Да, будет.
Парменид. А не причастно ли единое также времени? Будучи причастным времени, не есть ли и не становится ли оно моложе и старше самого себя и другого, а также не моложе и не старше себя самого и другого?
Аристотель. Каким образом?
Парменид. Если только единое существует, ему, конечно, как-то присуще бытие.
Аристотель. Да.
Парменид. Разве «есть» означает что-либо другое, а не причастность бытия настоящему времени? А «было» разве не означает причастность бытия прошедшему времени, и «будет» времени будущему?
Аристотель. Да, конечно.
Парменид. Итак, если только единое причастно бытию, оно причастно и времени.
Аристотель. Конечно.
Парменид. Следовательно, текущему времени?
Аристотель. Да.
Парменид. Значит, оно всегда становится старше себя самого, коль скоро идёт вперёд вместе со временем.
Аристотель. Непременно.
Парменид. А разве ты не помнишь, что старшее становится старше того, что становится моложе?
Аристотель. Помню.
Парменид. Но раз единое становится старше себя, оно должно становиться старше себя как становящегося моложе.
Аристотель. Непременно.
Парменид. Получается, что оно становится и моложе и старше себя.
Аристотель. Да.
Парменид. А не старше ли оно, когда совершается его становление в настоящий момент, находящийся между прошедшим и будущим? Ведь, переходя из «прежде» в «потом», оно никак не минует «теперь».
Аристотель. Конечно, нет.
