Мастер иронично усмехнулся.
– Никто.
– Ну, хорошо, допустим, я поверил.
Вошёл Роман с подносом, на котором стоят кофейник и чашки.
– Вот и обещанный кофе, – сказал Мастер, – я прошу прощения, но скоро подъедет народ. Когда допьёте кофе, можете посмотреть нашу библиотеку. В ней собрана большая коллекция книг, посвящённых вампирам, фильмы, картины. Небольшой музей вампиризма. Роман вас проведёт. Можете пока пофотографировать, если нужно. Еще никого нет.
Мастер расшаркался и вышел. Роман тоже вышел, сказав, что будет в зале, но всегда к нашим услугам.
– Клоун напыщенный, – проворчал корреспондент, – и кофе у них дрянной.
– Я пойду пока поснимаю интерьер, присмотрюсь, – я взял Лейку и пошёл в зал.
Месса началась ровно в полночь. Часов в десять съехались участники. Представительные люди на дорогих автомобилях. Женщины в шубах, мужчины в длинных плащах. Приветствия, рукопожатия, похлопывания по плечу. На меня никто не обращал внимания. Михаил остался в трапезной и не выходил. Наверное, доедал мясо. Я сходил в библиотеку, но меня не впечатлило. Куча дешёвых книг – ужастиков, правда, нашлась пара полок из старинными фолиантами, но я даже побоялся их в руки взять.
Приехавшие адепты куда-то разошлись, так что зал опять опустел. К одиннадцати все ввалились в зал. Это было впечатляюще. Мужчины одеты в чёрные плащи, фраки, смокинги. На головах колпаки либо цилиндры. Женщины затянуты в корсеты. Длинные просторные юбки, шляпки, вуаль, веера. И все намазаны толстым слоем грима, придающего им вид покойников, восставших из гробов. У некоторых я даже заметил клыки во рту. Детский сад «Солнышко», праздник Хеллоуин.
Всего собралось человек двадцать, в театральных нарядах и макияже они напоминали манекенов. Они расхаживали по залу, держа в руках бокалы с вином, отливающим рубиновым цветом. Разговаривали тихо, спокойно, никакой лишней жестикуляции, лица застывшие, полное отсутствие внешнего проявления эмоций.
В одиннадцать внезапно заиграла музыка. Орган и ударные. Странное сочетание, но эффект впечатляющий. Низы давят на внутренности, верхи ввинчиваются в мозг, а тамтам отбивает шаманский ритм. Музыка странная, органист явно импровизирует. Представьте «Блэк Саббат», исполненный на органе. Блюз, написанный Бахом.
Присутствующие зажигают расставленные по всей комнате свечи, люстра гаснет. Комната наполняется тенями, дрожащими, беспокойными, запахом плавящегося воска, шелестом одежд. На сцене появляется Мастер. Все умолкают и выстраиваются полукругом возле сцены. Несколько минут Мастер стоит молча. Орган захлёбывается последним аккордом, остаётся только ритм тамтама, под который Мастер затягивает то ли песню, то ли молитву на тарабарском языке. У него высокий звонкий голос, поначалу режущий слух. Паства подхватывает, и уже эхо хора мечется по стенам, резонируя, усиливая и так мощные голоса.
Я всё это время делаю снимки. Блики свечей в бокалах, бледный профиль женщины с губами, накрашенными ярко-алой помадой, спину музыканта, ряд свечей на фоне кровавых портьер, Мастера, закатившего глаза в экстазе молитвы.
Пение разливается, растекается, тягучее и вязкое, то распадаясь в неприятной какофонии, то собираясь в необычайно стройные и красивые напевы. Древнее, языческое, нечеловеческое. Что-то из глубин генетической памяти. Мурашки бегут по коже. Мне хочется, чтобы они пели и пели. Кажется, что когда они закончат концерт, то повернутся ко мне, Мастер укажет на меня пальцем, и они не спеша пойдут в мою сторону, протягивая мёртвые руки и обнажая совсем не бутафорские клыки. Уверенные в том, что мне некуда будет деться, они будут наслаждаться моим страхом. Адреналин в крови улучшает её вкусовые качества. Это то, что им нужно – страх в венах. Деликатес. Они питаются не кровью, они питаются страхом.
Тамтам ускоряет ритм, голоса становятся визгливее и беспорядочнее. Это уже не песня. Это вой голода. Вой ночи.
Внезапно всё стихает. Тишина вакуумом бьёт по перепонкам.
Все поворачиваются ко мне. Мастер поднимает руку. У меня подкашиваются колени от страха. Но профессионал во мне сильнее. Это будут мои последние кадры. Вурдалаки идут медленно, словно завязая в паркете. Я фотографирую их пустые глаза, приоткрытые рты, нелепые наряды. Я понимаю, что бежать бессмысленно, и перехватываю Лейку поудобнее, чтобы вмять её в лицо первому, кто ко мне подойдёт. Второй рукой я пытаюсь выудить из сумки объектив, тот что поувесистей. Я не сдамся без боя.
Я отступаю, прицениваясь, кого ударить первым. Но что-то не то. Они смотрят не на меня, а за меня. Краем глаза я замечаю сбоку какое-то движение. Это Михаил машет мне рукой. Он стоит возле портьеры, похожий на портрет на красном фоне, и жестом показывает мне отойти в сторону. Оглядываюсь и вижу за моей спиной чудесное создание – девушку с распущенными чёрными волосами, огромными глазищами, прелестным румянцем, в длинной шёлковой накидке до пола. Эти кровопийцы шли к ней. Зачем им нужен свихнувшийся жёлчный фотограф, если есть такой деликатес?
Михаил машет всё энергичнее, требуя, чтобы я отошёл в сторону и не мешал этому странному шествию. Что я и делаю, но подумываю, а может, отметелить мне этих пижонов, спасти девушку и жениться на ней. Чары моей фантазии убрались восвояси, и я снова вижу бал-маскарад с ряжеными, а не мистерию древних вампиров.
Михаила я потерял из виду уже давно. Я подхожу к журналисту и вздрагиваю от неожиданности, взглянув вблизи на его лицо, отштукатуренное пудрой и косметикой.
– Ты что, тоже вампир? – спрашиваю его.
– Мне предложили присоединиться к празднику. У них профессиональные гримеры. Я решил, а почему бы и нет? Чтобы вжиться в образ, прочувствовать на себе. Возможно, тогда напишу что-нибудь стоящее, а не рядовой набор фразочек.
– А что это за дамочка? – я указываю на девушку, которую уже взяли в круг, и мне уже не видно её, не видно, что с ней делают. Только спины, фалды смокингов, шелестящие юбки и головные уборы окруживших её людей.
– Понятия не имею, – пожимает плечами Михаил.
В этом макияже, с серьгой в ухе и крашеной взбалмошной причёской он точно похож на голубого, ему бы ещё глазки подвести и губки подмалевать.
– Это жертва, – раздаётся голос за спиной.
Мы оглядываемся и видим мужчину лет пятидесяти в стильном сером костюме, разительно отличающегося от этих клоунов.
– В смысле? – я не могу оторвать взгляд от его лица – короткие волосы, узкий подбородок с небольшой эспаньолкой, тонкие аристократичные черты лица. И глаза настолько глубокого чёрного цвета, что создаётся впечатление, что это окна в иные миры. Он бледен, но не присыпан пудрой, а действительно бледен. В руке – бокал с вязким красным напитком, похожим на густой сироп.
– Жертва. Еда. Вы забыли, где вы находитесь?
– То есть, сейчас эти люди будут пить её кровь?
Мужчина улыбнулся.
– Конечно, нет. Это игра. Ритуал, заменяющий жертвоприношение. Имитация реальности. Хотя, даже сам Христос предлагал испробовать его кровь. И плоть. Не переживайте, ничего с ней не случится.
Михаил взглядом показал на бокал.
– А что вы пьёте? – спрашивает он, – не похоже на вино.
– Кровь.
Михаил рассмеялся.
– Ну конечно, конечно. Кровь. Точно! Что здесь ещё могут пить? Я – Михаил Синицкий, корреспондент журнала Вокс, – он протянул руку для рукопожатия.
– Тадеуш. Я здесь вроде спонсора. Вы присоединитесь к пиршеству?
Девушку подводят к столу, стоящему посреди зала. Накидка соскальзывает с её плеч и падает на пол. Под накидкой нет никакой другой одежды. Её поднимают на руки и укладывают на стол.
– Давайте подойдём поближе, – сказал Тадеуш, – это то, ради чего и проводятся подобные сборища. Поздний ужин.
– Позволите сделать несколько Ваших кадров? У Вас такой такое интересное лицо. Я не практикуюсь на портретах, но всё же… – я придерживаю его за рукав. – Это быстро.
– Если желаете – пожалуйста. Но только потеряете время.