и ненайденный покой.

Будет лучше ль

мир другой?

Кто же знает,

там посмотрим,

Скучно столько доживать,

Больше незачем страдать,

Время бить

бокал об землю,

Где вино

вобрало яд,

И искать,

в просторах дальних,

Для души

покоя сад.

Но вот сейчас, после всего, столь недавно им пережитого, это стихоплетство представляюсь ему уже не более, чем попросту лишь жалкой детской вздорностью, не заслуживающей и доброго слова. Да уж, думал он - кто бы мог тогда даже и представить, как отчаянно вдруг захочется жить, жить любой ценой, и именно в то самое мгновение, когда смерть тебя наконец схватила за горло своими костистыми, ледяными, как стылое на морозе железо пальцами! Как будешь ты тогда отчаянно сопротивляться, выцарапывая свою жалкую жизнь из её когтей, как величайшую в мире драгоценность! Будешь биться за неё без малейшего осознания происходящего, практически бессознательно - на одних лишь голых, неконтролируемых побужденьях воли своей, безоговорочно заглушающих в такое мгновение всякое сознательное действие!

И вот сейчас, лихорадочно прикидывая все возможности развития событий жизни своей, он отчаянно искал ту единственную щёлочку, в которую ему, может быть, удастся таки выскользнуть из той ловушки, в которой он сейчас очутился. "Да уж, Счастливчик, - думал он с отчаянием, - так вот раз свезёт, дугой, а потом - щёлк, и кранты! Кверху пузом!" Ни до чего не додумавшись, он под конец так и задремал -, не раздеваясь. Проснулся лишь поздней ночью, когда смотритель палаты пришёл устраивать его на одых, и разбудил, чтобы помочь раздеться.

Впрочем, вылежаться у него так и не получилось. Уже следующим вечером, только он покончил с ужином, в палату заглянул смотритель, из-за спины которого выглядывали Заднепят и приставленный к нему на постоянку в лечебнице целитель, и смущенно сказал: "Тут за вами пришли, вашвысокоблагородие! Давайте собираться, я вам помогу одеться-то".

Торопливо облачившись, с помощью служителя, в свою походную форму, которую ему заботливо заранее приготовили в одёжном ларе, прицепив на куртку новый командирский знак, который ему доставили как раз сегодня утром, надев перевязь с мечом и новым кинжалом, выданным взамен утопленного в реке, он взял с тумбочки наградное кольцо, и впервые надел его на безымянный палец правой руки. Подхватив увесистый мешочек с монетами, он сердечно простился со смотрителем, к котором успел привязаться за эти дни, и прошёл в главную палату лечебницы, где целитель уже заканчивал подробные разъяснения Зднепяту над несколькими каменными сосудами, которые тот как раз упаковывал в медицинскую сумку, набитую перевязочным материалом.

- ...В общем - если откроется кровотечение, то вот эту мазь, и - по глотку три раза в день из этого сосуда, вот это - если подымется температура, а вот тут - на случай нагноения, если вдруг случится, хотя это и вряд ли. Рана уже затянулась, но надо следить, чтобы грязь не попала, если речку там будете переплывать, или что по ходу. А если и попадёт всё же - то немедленно перевязать, и вот этим промыть, а тем - смазать.

Заднепят выслушивал указания терпеливо и предельно внимательно. Закончив упаковывать сумку целитель вручил её Заднепяту, попрощался за руку с Владиславом, сурово посоветовав ему быть осторожней, следить за тем, чтобы поменьше раздражать рану, и держать её в чистоте, и - постараться не попасть к ним в лечебницу снова. Владислав выразил ему горячую благодарность за своё исцеление и заботу. Тот только махнул рукой - "Чего там! Я только выполняю свой долг по службе. Высочайшего благодарите за наше общее благополучие!"

Заднепят заодно отобрал у Владислава и мешочек с монетами, помог ему накинуть поверх куртки плащ, и они споро покинули лечебницу.

Во дворе Цитадели царили тишина и полное запустение. Только перекликались изредка караулы. Даже ветра не было. Над всем висла мрачная, бурая, давящая темнота. Небо было низким, словно каменный потолок пещеры. Заднепят, довольно на него покосившись, сказал вполголоса: "Теперича такое висит далеко-далеко над западными землями. И днём тоже. Хорошо. Орки могут без проблем хоть целые сутки сражаться".

Они прошли в Башню. И здесь Владислав, с немалым для себя удовольствием, отметил, что несколько попавшихся им навстречу командиров, при виде его кольца, немедленно отдавали ему честь первыми. Даже - бывшие выше его на ранг. Правда, средний и высший комсостав он всё равно, по уставу, должен был приветствовать первым. Но такие им сегодня на пути не и попались. Так что первое удовольствие от всеобщих почестей у Владислава осталось совершенно незамутнённым.

В покоях Тайноведа их уже ждал Ладненький, который тут же провёл Владислава в его рабочую комнату со словами - "Только что от начальства вернулись. Сказали, как появитесь, сразу же к ним сопроводить!" Тайновед стоял у себя за конторкой, быстро просматривая разного рода служебные бумаги. Не прекращая копаться в них он поднял на Владислава глаза и спросил сочувственно:

- Ну, как ты себя чувствуешь-то? Эх, не привелось тебе отлежаться, брат! А что делать? Наши бравые парни с ходу захватили Корабельный остров, так что мы можем начинать свою работу немедленно. Я уже получил все указания, так что в путь выезжаем сразу же, как закончим сборы. Едем налегке, всё барахлишко отдай Ладненькому, он за нами поедет на обозной телеге. Лук твой, со стрелами - у тебя в комнате, я привёз. И, кстати, отдай ему тот мотлох, в котором ты суда прибыл - он тебе ещё может понадобится в следующем нашем задании. Деньги оставь в Башне - они тут никуда не денутся. Так - можешь немного взять на развод. Жалованье нам будут подвозить, когда смогут, регулярно. Хорошо - иди, собирайся, Ладненький тебе поможет с вещами.

Сборы много времени не заняли - всё его походное барахло так и осталось лежать в сумках. Он лишь показал Ладненькому дорожный рундук с доспехами, и дал указание снести его вниз, до отбытия. Хотел было снова послать весточку деду. Но для короткого письма особого смысла ещё не было, а для длинного и подробного ему недостало сил. Решил, что отпишет уже с похода, как оклемается.

Затем он спустился вниз, где во дворе весь отряд был уже в сборе. Скоро вышел и Тайновед, конюхи подали лошадей из конюшни. Огромная крытая повозка для вещей стояла ещё безлошадной, но это уже были проблемы Ладненького.

Тайновед выстроил их перед собой, оглянулся по сторонам, и тихо сказал:

- Наш путь сейчас лежит к Корабельному острову. Там нам придётся.. В общем - узнаете, как прибудем на место. Ладненький поедет с охраняемым армейским обозом другим путём, мы с ним позже непременно встретимся. Задание будет очень, очень важным, весьма хлопотным, но, думаю, совершенно неопасным. Хотя кликами там малость и придётся потрудиться. Но мы будем действовать за линией своих войск. Ну ладно - по коням, и - в добрый путь!

Тут Весельчак поинтересовался, будет ли какая "добыча" на задании. Узнав что пока нет, не ожидается, он страшно, показательно огорчился. Тайновед беззлобно прошёлся на его счёт в том смысле, что ему "всё бы баб пощупать", но потом успокоил его, что в дальнейшем предвидится и более интересное, и в этом смысле также, задание. Тот заметно просветлел, и на этом общий трёп закончился.

Служитель помог Владиславу взгромоздиться на коня. При этом рана отозвалась уже острой, а не тупой болью. Он с тоской подумал, как переживёт долгий, тяжёлый путь в седле. Но - делать нечего - он выдвинулся во второй ряд, к Тановеду, пристроился слева от него, и отряд цепочкой двинулся к закрытым воротам Цитадели.

И вот тут у них над головами - словно небосклон треснул пополам - раздался оглушительный грохот, и всё прорезала вспышка ослепительнейшего багрового света, ударившего вверх, из Башни у них за спиной. Кони испуганно заржали и шарахнулись, у Владислава от резкого толчка в седле спину прорезала острая, как новый удар стрелы боль. Тут же сверкнуло где-то слева, далеко на западе, ослепительной дугой сине-голубого света, и через непродолжительное время оттуда прилетели раскаты далёкого, приглушенного грома.