Астреос сместил хватку на руку техножреца, став шарить пальцами по металлической конечности в поисках кнопок и переключателей. Наконец, он нащупал одну и нажал. В плите под ним что-то щелкнуло и зажужжало. Раздался новый сигнал тревоги. Умирающий техножрец забился в судорогах, так что Астреос едва не выпустил его.

— Первый этап процесса освобождения активирован, — голос машинной системы едва не затерялся в реве многочисленных сирен.

Его пальцы засуетились на запястной панели управления. Совсем близко он услышал очередь пневматических толчков, когда в кровоток серафимов закачались усиливающие агрессию наркотики. Астреос снова отыскал кнопки на запястье техножреца. До него донесся треск активирующихся силовых полей и влажное рычание, когда на него прыгнул первый из серафимов. Он нажал на кнопки. Оковы задвинулись обратно в плиту.

Он поднялся, сбросив с себя труп техножреца. Кабели и трубки вырвались из плоти в брызгах крови и искр. Он все еще был слеп, все еще заперт в мире звуков и прикосновений, но он был свободен. Астреос услышал последние шаги атакующегося серафима и отскочил в сторону.

Мимо хлестнула копна энергетических кабелей. Пустая плита раскололась. Астреос упал на пол и пригнулся. Серафим был совсем рядом. От жужжания силовых плетей на его коже дыбом поднялись волоски. Он услышал, как движутся ноги серафима, когда тот развернулся, чтобы ударить снова. Астреос поднялся и пнул ногой туда, где, как он знал, тот должен был находиться. Его стопа коснулась мышц, и он почувствовал, как под ударом что-то ломается. Серафим отшатнулся, издав бессловесный рев. На фоне завывающих сирен слышался топот еще двух пар бегущих ног. Он ринулся им навстречу.

Сам воздух запел, когда оружие серафимов взвилось в его сторону. Он подпрыгнул. Содрогающаяся палуба ушла из-под его ног, и он взмыл в мир, что был явью лишь благодаря звукам. Он знал, что серафим, которого он пнул, уже поднимался с пола, готовый броситься следом за ним. Он знал, что двое других врагов находились под ним, по инерции увлекаемые вперед, хотя их шаги постепенно замедлялись. Ранее Астреос уже сталкивался с их родом, в то время, что теперь казалось ему чьей-то чужой жизнью. Он почти видел их лица, скрытые за коваными металлическими масками, обрывки одежды развеваются на увитых мышцами и согбенных телах, с обрубков рук свисают подернутые молниями плети.

Затем он приземлился, и момент прошел. Он схватил на лету ближайшего серафима. Инстинкт закричал ему немедленно отпустить существо, но Астреос только крепче стиснул хватку. Космический десантник почувствовал, как рвутся кожа и мышцы, когда он вздернул серафима с пола. Тот судорожно забился, по его мышцам засочилась кровь. Рука Астреоса нащупала его голову, сомкнулась на ней и вывернула. Трахея сломалась с резким треском.

Второй и третий серафим настигли его. Он замахнулся на них трупом. Энергетическая плеть разорвала мертвого серафима надвое. На Астреоса брызнула теплая влага. Он услышал шипение противников, и метнул разрубленное тело серафима на звук. Энергетические плети на руках безжизненного тела хлестнули по мясу со встряской разряжающихся молний.

Безмолвие. Астреос замер. Безмолвие не было настоящим — сирены сотрясали воздух, а палуба все еще рычала от ритма далекого сражения. Это было безмолвие преобразования. Долгое проходящее мгновение разум Астреоса оставался в оковах, его мысли парили внутри черепа. Мертвые серафимы конвульсивно дернулись у его ног. Их психическое омертвение рассеялось, и варп возвратился. Он едва не захлестнул его своей мощью.

Он рухнул на колени. На его коже проступил лед, и тут же растаял в огне. Его мысли закружились. Сквозь него взвихрились и протрещали ярость, восторг и скорбь. Он услышал, как к нему взывают голоса, говоря ему отпустить, освободить свой разум. Призрачные руки потянули его за конечности, чужие когти коснулись кожи. Его воля обрубила ощущения, как будто топором. Разум окреп и сфокусировался. Мысли обрели ясность и взорвались наружу, нашли варп и заново сотворили реальность.

Он начал идти вперед. На его следах взвивались языки пламени, облизывая тело. Его плоть защипало, когда раны затянулись. Иглы и кабели упали на пол, когда мышцы сгладили точки проникновения. Астреос чувствовал, как вокруг него течет время, густое, будто смола. Инквизиция и ее слуги уже наверняка знали, что что-то не так, что он освободился. Это было хорошо, это служило его целям.

Металлический капюшон, ввинченный ему в голову, раскалился от жара и стек расплавленными струпьями. Его лицо покрылось волдырями, пока на нем отрастала новая кожа и сухожилия. В глазницы затек огонь, спиралью свиваясь вокруг точек тьмы. К нему возвратилось зрение. Астреос посмотрел на мир сквозь пульсирующее пламя и увидел, что тот изменился. Из каждого угла лились цвета, вихрясь, словно пролитые на воду чернила. В воздухе мерцали призрачные образы, слишком слабые, чтобы разглядеть их отчетливо.

Астреос повернул голову. От плиты, которая служила ему ложем, и окружавших ее машин, куда ни брось взгляд, тянулся зал. В его углах скапливалась пустая тьма, накатывая на стены, что мерцали пылающими оберегами. За барьером двигались огни чужих разумов — он видел, как те пульсируют и мерцают, словно в такт с гулом сирен. Они шли за ним.

Он продолжил идти, с каждым шагом набирая скорость. Огонь снаружи и ревущий ад внутри его черепа слились воедино. Впереди него сформировалась сфера из синих молний, увеличиваясь, свиваясь щупальцами белизны и оранжевого жара. Когда Астреос был в трех шагах от мощных дверей зала, шар света выстрелил вперед и попал в металл. Слова-обереги, выгравированные серебром и золотом, загорелись и растеклись, скапывая по почерневшему порталу. Сфера расплавилась в двери, подобно закатному солнцу, тонущему в море. А затем она вырвалась наружу в брызгах металла, и Астреос прошел сквозь оплавившиеся обломки.

Кендрион открыл огонь и увидел, как снаряды сбивают мечника с ног. Руна угрозы, отмечавшая валящуюся фигуру, замерцала янтарным цветом, а затем покраснела. Подле него шагали его братья, позади — Издубар с соратниками-инквизиторами. Мчавшийся вперед Кендрион ощутил, как его окутала тишина психического омертвения. Он выстрелил снова, и оружие атакующих братьев, как одно, поднялось следом. Он зажмурился, когда его взор размылся от накатившей волны боли.

Пространство перед дверью заполняли неподвижные комплекты доспехов в шлемах с высокими гребнями. Стоило Кендриону посмотреть на Рубрику, как руны угрозы над ними окрасились янтарным, но его внимание было приковано лишь к двум фигурам у двери. Воин, в которого он только что попал, не шевелился, но вот второй как раз поднимался на ноги. Кендрион заметил забрызганную кровью броню и обрубок, где ранее была правая рука. Над ним замигала красная руна прицеливания, когда он встал и повернулся к двери. В целой руке он сжимал пистолет.

— Ариман! — воскликнул Издубар, и фигура оглянулась, одновременно приложив руку к центру круглой двери. Кендрион выстрелил, и болты врезались в спину Ариману. Воин повалился на дверь, когда попадания сорвали керамитовое покрытие с ранца его брони, и из обнажившегося топливного ядра посыпались искры. И все же он не упал. Ариман надавил, и дверь, дверь, что не имела ключей, отворилась.

За дверью оказался круглый зал. Вдоль выгнутых стен выстроились ниши со свитками пергамента и грудами книг. В центре черного стеклянного пола высилась кафедра из железа и меди. За ней восседала фигура. Некогда она была человеком. Кендрион сразу это отметил, но от его былой человечности осталась лишь оболочка из иссохшей, просвечивающей кожи и увядших мышц. Из запавших глазниц взирали затянутые катарактой глаза. Единственная рука двигалась по свитку пергамента на столешнице кафедры, выводя слова запинающимися размытыми движениями. Кафедру кольцом окружали девять фигур в серых мантиях, лица которых скрывались под серебряными масками с одной прорезью для глаза.