Мысли Иобель прояснились так же внезапно, как затуманились. Она посмотрела на Издубара. Он глядел на нее так, будто только что задал вопрос, требовавший ответа. Она ощущала себя так, словно вернулась к разговору, о продолжении которого не осознавала. Инквизитор заколебалась, а затем поняла, что следует сказать дальше.

— В одном мире, давным-давно, один умирающий псайкер сказал мне о Просперо. Он сказал, что был отмщением Сынов Просперо.

— Да, — произнес Издубар. — На Карсоне, верно?

Иобель ощутила, как на ее лице вспыхнуло удивление. Издубар посмотрел на нее, затем перевел взгляд обратно на скованного воина Рубрики.

— Я стал следить за тобой вскоре после того, как начался твой поиск. Как можешь видеть, мы должны быть полностью уверены, — Иобель открыла рот, чтобы заговорить, но Издубар плавно продолжил. — Псайкер, сказавший это тебе, был прав. Его коснулась воля одного из Тысячи Сынов. Он, и множество других, подобных ему, ширятся по Имперуму тысячами культов и псайкерских ячеек, нарастая на его плоти, словно раковые опухоли. Подпитываемые снами и управляемые из потустороннего колдунами, которые — все, что осталось от Тысячи Сынов.

Иобель хмыкнула. Стоявший позади Кавор шевельнулся, словно ожидая команды.

— Я обнаружила записи, а также видела то, что хранилось в разумах еретиков. То, что вы мне поведали, я уже узнала сама, — она указала на Рубрику под ногами. — Это лишь подтверждение, не открытие.

Издубар рассмеялся, и звук этот оказался таким же внезапным, как и скоротечным.

— Открытие, — он прокатил слово по языку. — Я отправился на поиски ответов, прямо как ты. Долгое время я просеивал слухи, полузабытые предания, а также ложь, которую еще шептали в покинутых местах. Я многое узнал, но всегда понимал, что можно узнать больше. Я чувствовал, что он как будто ждал меня за следующим поворотом — секрет настолько великий, что его существование затмевало все прочие тайны. В конечном итоге я нашел его, и понял, что оказался не первым. Были и другие из нашего рода, наблюдавшие за мной, дабы понять, как далеко я зайду без посторонней помощи, понять, готов ли я. Я спрашивал то же, что и ты, и в качестве ответа, а может и наказания, они дали мне знания, — он пошарил в кармане нательника и достал из него символ Инквизиции с синим камнем в центре. — Хочешь получить ответы, Иобель? Дверь к правде открыта. Войди в нее, либо же отступи сейчас, — он протянул символ Иобель.

«Отступи! — мысль вонзилась в ее сознание, и камера поплыла у нее перед глазами. — Отступи сейчас же!» — на краю зрения закружилась серая пыль. Ощущение испарилось.

Символ лежал в руке Издубара, ожидая ее решения.

Она замерла, а затем потянулась и приняла его. Он показался ей теплым на ощупь.

Издубар грустно улыбнулся. Это удивило ее.

— На одной луне, которая вращается на орбите далекого мира вокруг безымянного солнца, есть комната, — произнес он. — В ней содержатся записи, написанные человеком, известным как Калимак. Мы называем их Атенеем. В нем говорится о многом: о прошлом, о будущем, о вещах, которых не может быть, и о том, как их отыскать. Кроме тех, кто его хранит, мало кто еще мог лицезреть его, — он выдохнул и потер левый глаз. — Только мы, из Ордо Циклопов, видели его.

— Что такое Атеней? — спросила она. Краешком мыслей Иобель удивилась, почему ей казалось, что она уже задавала этот вопрос раньше.

— Это — мысли Магнуса Красного, — ответил Издубар. Иобель пораженно уставилась на него. Она чувствовала, как по коже, словно волдыри, прошла дрожь. — Это не просто записи, это окно. Калимак умер давным-давно, но его воспоминания еще записываются, а добываемые через них познания делятся и множатся без конца. С каждым новым днем к Атенею добавляются новые слова. Слова, поведавшие о том, что стало с Тысячью Сынами внутри Ока Ужаса, и дающие нам проблески того, кем они еще могут стать.

— Откуда вы знаете, что это правда? — голос Иобель звучал отдаленно, шок все еще волнами накатывал на нее.

Издубар отступил назад и посмотрел через кристаллический пол на Рубрику.

— Вот доказательство, лежащее прямо у нас под ногами. Атеней поведал нам о том, как Рубрика родилась благодаря мощи и заблуждениям того, кого звали Ариман.

«Ариман…» — слово эхом разнеслось в разуме Иобель.

«Ариман…»

«Ариман…»

— Но мы веками не были уверены наверняка, пока не получили этого и других. Пока не получили доказательства правдивости. Когда доказательство было найдено, у всего прочего, поведанного нам Атенеем, также появилась вероятность правдивости. Вот когда наша война по предотвращению того, о чем он предсказывал, действительно началась.

— И о чем он предсказывал?

— О шторме, — сказал Издубар. — О шторме в будущем, — инквизитор закрыл глаза. На линии челюсти дернулась жилка. В то мгновение Иобель увидела, что он не так молод, как выглядел — он был старым, и невероятно уставшим. — Временами я словно чувствую погребальные костры того будущего, — она заметила, как Издубар вздрогнул. — Вот против чего мы сражаемся, Иобель. Этой войны требует правда, которую ты искала половину жизни, — он указал на символ, что она продолжала сжимать в руке. — Ты присоединишься к нам в этом?

«Ты не должна идти дальше…» — прошептал сзади голос, и Иобель обернулась, но там стоял только Кавор, разглядывавший через кристаллический пол легионера Тысячи Сынов. Его руки были в карманах пальто, аугментические глаза ярко светились, когда он смотрел на черный комплект доспехов. Инквизитор нахмурилась — его глаза были синими. Она могла поклясться, что…

Она почувствовала, как открывается рот, а слова всплывают на поверхность разума и проталкиваются на язык. Иобель попыталась подавить их, закричать. У нее закружилась голова. Она пошатнулась. Камера внезапно завертелась и закружилась.

«Что происходит? Что…?»

Комната померкла. Ее окружила чернота. Ей было так холодно. Ветер гнал по ее коже пепел, но ветра не было, а ее кожа скрывалась под слоями ткани.

Комната с кристаллическим полом резко вернулась обратно.

Иобель стояла и смотрела на Издубара, который с мрачным лицом глядел на нее в ответ.

Что-то только что произошло, верно? Она моргнула, но чувство исчезло. Издубар продолжал бурить ее взглядом.

— Ты присоединишься к нам, Иобель? Увидишь ли ты Атеней Калимака?

— Да, — ответила она. — Я увижу.

Все в камере остановилось. Издубар замер, его лицо замерзло между выражениями.

По кристаллическому полу зазвенели шаги, когда Кавор прошествовал мимо нее и встал напротив. Он наклонился, глядя на Рубрику ярко-синими аугментическими глазами.

— Его звали Килорис, — сказал Ариман ртом Кавора. — Он родился на Просперо, на девятый день первого прохождения. Умный, но не одаренный. Он был хорошим воином. Теперь же он лишь воспоминание внутри воспоминания, — он посмотрел на Иобель. — Ты знаешь, почему мы здесь, да? Я вижу, как часть тебя пытается не позволить мне добраться до конца этого воспоминания, — он улыбнулся. — Сильная Селандра Иобель, такая сильная для человека, — камера начала угасать. — Но недостаточно сильная.

Тени на стенах стали расти. Вокруг нее сомкнулась стена давления, сжимая мысли. Разум обожгло жаром. Она почувствовала, как оболочка ее защиты смялась. Камера почти растаяла в сером пятне кружащегося дыма. Это был конец, поняла Иобель. Еще один шаг через ее воспоминания, и Ариман получит, что хотел: Аполлонию, тайны Ордо Циклопов, Атеней Калимака. Ее воля оказалась слабой, и теперь она предаст не только саму себя, но и все человечество.

Ариман сделал шаг вперед, становясь все выше, черты похищенного лица Кавора рассеивались во тьму. Его рука потянулась к ней, пальцы начали расти, будто ширящиеся тени.

«Нет, — подумала она. — Нет».

И мысль стала железом. Был другой путь. Путь увидеть, как все происходило тогда, о чем она до сих пор не подозревала.

«Это ведь воспоминание. И оно — мое».

Она не была могущественным псайкером, но ей и не нужно было.