Рузвельт думает, что наступило время для создания Репарационной комиссии по изучению нужд СССР и других европейских стран. Он согласен с тем, чтобы эта комиссия работала в Москве. Рузвельт очень надеется, что будет возможно восстановить все разрушенное в Советском Союзе. Но он вместе с тем уверен, что будет невозможно покрыть все за счет репараций. В Германии нужно будет оставить столько промышленности, сколько нужно, чтобы немцы не умирали с голоду.

Черчилль заявляет, что не имеет возражений против того, чтобы Репарационная комиссия была в Москве.

Майский говорит, что он хотел бы в нескольких словах ответить Черчиллю и Рузвельту. В своих замечаниях он коснется трех основных моментов.

Во-первых, вопроса, на котором особенно останавливался Черчилль, – о неудаче с репарациями после прошлой войны. Да, тогдашний опыт оказался крайне неудовлетворительным. Но почему? Причина крылась не в том, что общая сумма репараций с Германии была слишком велика. На самом деле сумма была очень скромна: 30 миллиардов долларов с рассрочкой на 58 лет. Разве это много? Германия без труда могла бы заплатить такую сумму по состоянию своего национального богатства и национального дохода. Беда, однако, была в том, что союзники требовали с Германии репарации не в натуре, а главным образом в деньгах. Германия должна была изыскивать способы для получения необходимого количества иностранной валюты. Это по целому ряду причин оказалось весьма трудным делом. Если бы союзники были готовы получать репарации в натуре, никаких осложнений не вышло бы. Но союзники этого не хотели. В результате создалась неразрешимая проблема трансфера, т. е. превращения германских марок в фунты, доллары и франки, и эта проблема убила репарации после прошлой войны.

Было еще одно обстоятельство, которое сильно способствовало неудаче с репарациями после 1914–1918 годов, – это политика США, Англии и Франции. Они инвестировали в Германии большие капиталы и тем самым поощряли немцев к невыполнению своих репарационных обязательств. В конечном счете Германия в виде репараций вернула союзникам лишь около одной четверти той суммы, которую англичане, американцы и французы ссудили Германии в первые годы после войны 1914–1918 годов.

Вот где корень неудачи с прошлыми репарациями. Чтобы избежать трудностей трансфера, теперь предлагается взимать все репарации в натуре. Будем надеяться также, что США и Англия на этот раз не станут финансировать Германию после окончания войны. (Рузвельт и Черчилль жестами и возгласами дают понять, что ничего подобного они не собираются делать.) При таких условиях нет оснований из неудачного опыта прошлых репараций делать пессимистические выводы для репараций нынешних.

Во-вторых, Черчилль давал понять, что цифра репараций, на которую претендует СССР, будет непосильна для Германии. Это едва ли справедливо. В самом деле, что означает цифра 10 миллиардов долларов? Она составляет всего лишь 10 % государственного бюджета Соединенных Штатов за 1944/45 г. (Стеттиниус: «Совершенно правильно!»). Она равняется также 1¼ государственного бюджета США в мирное время (например, в период 1936–1938 гг.). Если обратиться к Англии, то окажется, что та же цифра 10 миллиардов долларов равняется всего лишь 6-месячным расходам Великобритании на войну, или 2½ ее государственного бюджета мирного времени (1936–1938 гг.).

Можно ли в таком случае говорить о чрезвычайности выдвигаемых Советским Союзом требований? Ни в коем случае. Скорее можно говорить об их излишней скромности. Эта скромность, однако, вытекает из стремления Советского правительства, не увлекаясь фантазиями, стоять на твердой почве возможного.

В-третьих, Рузвельт и Черчилль подчеркивали необходимость предотвратить голод в Германии. Советское правительство отнюдь не задается целью превратить Германию в голодную, раздетую и разутую страну. Наоборот, при выработке своего репарационного плана Советское правительство все время имело в виду создать условия, при которых германский народ в послевоенные годы мог бы существовать на базе среднеевропейского уровня жизни, и советский репарационный план обеспечивает такую возможность. Германия имеет все шансы построить свою послевоенную экономику на основе расширения сельского хозяйства и легкой индустрии. Для этого имеются все необходимые условия. Никаких специальных ограничений в отношении двух только что названных отраслей германской экономики советским репарационным планом не предусмотрено.

Далее, нужно иметь в виду, что послевоенная Германия будет совершенно свободна от расходов на вооружения, ибо она будет полностью разоружена. Это даст большую экономию: ведь в предвоенные годы Германия в разных формах затрачивала на вооружения до 6 миллиардов долларов в год (Черчилль восклицает: «Да, это – очень важное соображение!»). Вот почему Советское правительство убеждено, что даже при полном осуществлении его репарационного плана немецкому народу будет обеспечено приличное существование.

Как Черчилль, так и Рузвельт могут видеть из всего вышеизложенного, что советский репарационный план обстоятельно продуман и построен на базе вполне трезвых и реалистических расчетов.

Черчилль заявляет, что, по его мнению, все эти вопросы должны быть рассмотрены в комиссии.

Сталин спрашивает: где?

Черчилль говорит, что нужно создать секретную комиссию и не публиковать ничего о ее работе.

Сталин отвечает, что о работе комиссии ничего не будет публиковаться. Но надо знать: где Черчилль желает создать эту комиссию? Здесь, на конференции?

Черчилль отвечает, что в этом сейчас нет необходимости. На конференции нужно лишь принять решение, что должна быть создана Репарационная комиссия, которая в дальнейшем рассмотрит претензии и те активы, которые будут в наличии у Германии, а также установит приоритеты при их распределении. Было бы желательно при фиксации очередности учитывать не только вклад нации в дело победы, но также и пережитые ею страдания. По любому из этих признаков СССР занимает первое место. Всякого рода разногласия, которые возникнут в комиссии, должны быть улажены правительствами. Что касается русского плана репараций, то для его рассмотрения требуется время. Он не может быть принят немедленно.

Рузвельт заявляет, что Репарационная комиссия должна состоять из представителей трех держав.

Черчилль поддерживает это предложение Рузвельта.

Сталин заявляет, что учреждение Репарационной комиссии в Москве, с чем согласны все присутствующие, – дело очень хорошее. Однако этого мало. Даже самая лучшая комиссия не сможет дать многого, если она не будет иметь надлежащих руководящих линий для своей работы. Необходимо теперь же, на этой конференции, наметить такие руководящие линии.

Он, Сталин, думает, что основным принципом при распределении репараций должен быть следующий: репарации в первую очередь получают те государства, которые вынесли на своих плечах основную тяжесть войны и организовали победу над врагом. Эти государства – СССР, США и Великобритания. Возмещение должны получить не только русские, но также американцы и англичане, и притом в максимально возможном размере. Если Соединенные Штаты, как говорил Рузвельт, не заинтересованы в получении из Германии машин или рабочей силы, то могут найтись другие формы репараций, более подходящие для них, например сырье и т. п. Во всяком случае должно быть твердо установлено, что право на репарации прежде всего имеют те, кто сделал наибольший вклад в разгром врага. Согласны ли Рузвельт и Черчилль с этим?

Рузвельт заявляет, что он согласен.

Черчилль также не возражает.

Сталин, далее, говорит, что при подсчете активов, которыми Германия будет располагать для уплаты репараций, надо исходить не из нынешнего положения, а принимать во внимание те ресурсы, которыми Германия будет располагать по окончании войны, когда все ее население вернется в страну, а фабрики и заводы начнут работать. Тогда активов у Германии будет больше, чем сейчас, и государства, о которых он говорил, смогут рассчитывать на довольно значительное возмещение своего ущерба. Хорошо было бы, чтобы обо всем этом поговорили между собой три министра иностранных дел и затем доложили конференции.