Ален. Понимаете, мадам, наш сын — дикарь. И то, что он способен так внезапно покается, — это все иллюзии. Извините, мне надо срочно подскочить в офис, а ты, Аннет, останься, расскажешь, что вы решили. Я любое ваше решение приму. Женщины всегда думают, что в таких делах нужен мужчина, отец — как будто от него что-то зависит. А мужчина — балласт, тюфяк, грубиян и зануда. О, у вас из окна монорельс видно, какая прелесть.
Аннет. Мне очень жаль, но я тоже должна бежать… Понимаете, мой муж из тех, кто никогда не катал коляску…
Вероника. Очень жаль. Это такое счастье — катать коляску. И так недолго длится, к сожалению. Ты всегда обожал возиться с детьми, Мишель, ты-то всегда катал коляску!
Мишель. Да, я катал.
Вероника. Ну так что мы решили?
Аннет. Вы не могли бы прийти к нам с Брюно где-то в пол-восьмого?
Вероника. Пол-восьмого? Мишель, ты как?
Мишель. Но мне кажется…
Вероника. Что? Говори!
Мишель. Мне кажется, лучше Фердинанду прийти сюда.
Вероника. Я согласна.
Мишель. Я не думаю, что потерпевший должен сам тащиться к виновнику.
Вероника. Совершенно верно.
Ален. Что до меня, я вообще нигде не смогу быть к пол-восьмому.
Аннет. Раз от тебя никакого толку, мы обойдемся.
Вероника. Как хотите, а мне кажется, что отцу лучше присутствовать.
Мобильник Алена жужжит.
Ален. О’кей, но тогда не сегодня, ладно? Алло! Да ни слова об этом нет в отчетах! Никакой риск не оговорен, ни одного указания… Да. (Отключается).
Вероника. Тогда что, завтра?
Ален. Завтра я в Гааге.
Вероника. Вы работаете в Гааге?
Ален. У меня разбирается дело в международном уголовном суде.
Аннет. Главное же, чтобы ребята поговорили, верно? Я тогда приведу Фердинанда к вам в половине восьмого, мы их оставим, и пусть разбираются, так? Мне кажется, вы не совсем…
Вероника. Если Фердинанд не осознает своей ответственности, они просто будут молча пялиться друг на друга, как два бультерьера. Это будет катастрофа.
Ален. О чем вы, мадам? Какая ответственность?!
Вероника. Я уверена, что ваш сын не такой дикарь, как вы говорите…
Аннет. Ну конечно, не дикарь!
Ален. Законченный дикарь.
Аннет. Ален, ты сам знаешь, что это чушь! Ну зачем?!
Ален. Дикарь.
Мишель. Но как он сам объясняет свое поведение?
Аннет. Он не хочет его обсуждать.
Вероника. Хочет, не хочет, а должен.
Ален. Он много чего должен, мадам. Он должен прийти сюда, должен обсудить свое поведение, должен покаяться, у вас есть полное родительское право покрыть нас позором, мы постараемся исправиться, но постарайтесь терпеть нас такими, какие мы есть.
Мишель. Минуточку, минуточку! Но это идиотизм! Нельзя вот так, на такой ноте…
Вероника. Я же все это ради него, я ради Фердинанда…
Ален. Это я усвоил.
Аннет. Давайте еще две минутки посидим.
Мишель. Еще кофейку?
Ален. Хорошо, кофейку.
Аннет. Мне, пожалуй, тоже.
Мишель. Хорошо, Рони, сиди, я сделаю.
Пауза. Аннет осторожно листает альбомы, разложенные на кофейном столике.
Аннет. Я смотрю, вы так любите искусство…
Вероника. Живопись. Фотографию. В каком-то смысле это моя профессия…
Аннет. Я просто обожаю Кокошку.
Ален. Какую Кокошку?
Вероника. Оскар Кокошка — известнейший венский художник школы Густава Климта. Во время Первой мировой войны попал в плен и был признан врачи психически нестабильным, однако это не помешало ему принимать активнейшее участие в художественной жизни Вены между двумя мировыми войнами, к примеру стать ярчайшим участником выставки «Дегенеративное искусство», организованной нацистами в 1937 году, а также…
Ален. Понял… Понял…
Аннет. Да, да…
Вероника. Фердинанд любит живопись?
Аннет. Меньше, чем хотелось бы… А ваши?
Вероника. Ну, мы пытаемся. Заполняем как-то пробелы в школьном образовании.
Аннет. Да…
Вероника. Мы стараемся, заставляем их читать. Берем на концерты и выставки. Да, вот такие мы чудаки: верим, что культура облагораживает!
Аннет. Правильно делаете!
Мишель возвращается с кофе.
Мишель. Я вот как раз думал, как важно все точно определить…Вот это, к примеру: пирог или торт? Серьезный вопрос! «Наполеон» — это торт, так? Разбирайте, разбирайте, кому это вы оставили последний кусочек?
Вероника. Это пирог. Тесто не раскатывается на коржи, как в торте, а перемешивается с фруктами.
Ален. Вы настоящий кулинар, в смысле кулинарка.
Вероника. Просто люблю готовить. Чтобы было вкусно, надо любить готовить. По-моему, настоящий торт — должен состоять только из коржей.
Мишель. А у вас есть другие дети?
Ален. Сын от первого брака.
Мишель. Я пытался расспросить, из-за чего вообще вышла драка. Брюно ни слова не сказал.
Аннет. Брюно не принял Фердинанда в банду.
Вероника. У Брюно есть банда?
Ален. И назвал Фердинанда стукачом.
Вероника. Ты знал, что у Брюно своя банда?
Мишель. Впервые слышу. Фантастика!
Вероника. Что — фантастика?!
Мишель. Всегда мечтал о собственной банде.
Ален. Вот-вот, и я тоже.
Вероника. Настоящая банда?
Мишель. Да ладно, это просто пять-шесть ребятишек собираются и дают какую-нибудь клятву, типа один за всех и все за одного. Как мушкетеры.
Ален. Сейчас у них другие идеалы. Человек-паук, прошу любить и жаловать.
Вероника. Я смотрю, Фердинанд вовсе не такой замкнутый, как вы нас попытались уверить. Кстати, за что Брюно назвал его стукачом? Ох, нет, простите, это дурацкий вопрос. Это совершенно не мое дело, и вообще мы не об этом.
Аннет. Мы не должны лезть в детские ссоры.
Вероника. Да. Это нас не касается.
Аннет. Не наше дело.
Вероника. Но с другой стороны, то, что произошло, — это наше дело, разве не так? Произошло насилие, — и это нас по определению касается!
Мишель. Когда у меня в двенадцать лет была своя банда и я был, так сказать, вожаком, то я дрался с второгодником Дидье, который был больше меня, и побил его в честном бою.
Вероника. О чем ты, Мишель! Зачем нам об этом знать?!
Мишель. Да, извини. Тебе — незачем.
Вероника. Мы не обсуждаем честный бой! У наших детей был не бой, а избиение!
Мишель. Знаю, знаю. Просто вспомнилось.
Ален. Боя не было, но разница-то невелика…
Вероника. Разница огромная.
Ален. Какая же?
Мишель. Ну, по-первых, с Дидье мы договорились подраться. По обоюдному согласию.
Ален. Но вы же тоже избили его.
Мишель. Еще как!
Вероника. Слушайте, можно мы оставим в покое этого Дидье? Я хотела бы сама переговорить с Фердинандом.
Аннет. Безусловно!
Вероника. Но без вашего согласия мне не хотелось бы…
Аннет. Да конечно, естественно!
Ален. Ну-ну. Удачи.
Аннет. Ален, прекрати! Я тебя не понимаю…
Ален. Мадам полагает…
Вероника. Вероника.
Ален. Вероника, вас вдохновляет, так сказать, просветительский зуд, и это очень похвально.
Вероника. Если вы против, я ни в коем случае не буду говорить с ним…
