Она узнала, как попасть в магическую часть Лондона, на Косую аллею. Вход располагался в пабе «Дырявый котел» на Чаринг-Кросс-Роуд недалеко от станции метро Площадь Лестера. И побывать там очень и очень хотелось. Но вот был ли в этом смысл?

Добраться туда было несложно. Но волшебной палочки, чтобы пройти через арку, у нее нет. И даже если вход откликнется и без нее, все упирается в деньги. Точнее в их полное отсутствие. На проезд-то она еще наскребет, а на обмен в банке Гринготтс однозначно нет, не говоря уже о ритуале установления родства по крови.

То, что подобная процедура была ей абсолютно необходима, Мелисса решила твердо. В книге черным по белому (вернее, изумрудным по бежевому) было написано: многие маглорожденные волшебники могут проследить свою родословную от сквибов древних родов. Например, автор сего опуса, по его словам, смог. Маглорожденной девочка не являлась. Лили была волшебницей. Так что сама Мелисса — минимум полукровка. Но вот возможность узнать о вероятных родственниках и предках привлекала.

***

Ведущая машину миссис Макнабб покосилась на сидящую рядом Мелиссу. Было видно, что девочку что-то беспокоит.

Элисон всю жизнь преподавала, была педагогом до мозга костей, но первый раз в своей жизни ощущала полную отдачу от своих действий. Она до сих пор не могла вспомнить: кой-черт дернул ее поехать в этот приют и предоставить полную стипендию незнакомой девочке, но это было, пожалуй, лучшее, что она могла сделать в своей жизни.

Каждый вложенный в этого ребенка благотворительный пенни отрабатывался Мелиссой на двести процентов. Она училась, как заведенная, и никогда не жаловалась. Весь педагогический состав потирал руки и ждал того момента, когда девочка еще немного подрастет, чтобы «выпинать» ее защищать честь школы на каком-нибудь конкурсе.

Одинокая и бездетная, Макнабб привязалась к своей ученице и чрезвычайно гордилась ее успехами. Поэтому старалась по мере возможностей решать проблемы, которые могут помешать ребенку учиться.

– Почему такая мрачная? Что случилось? — спросила Макнабб, глядя на нахмуренное лицо Мелиссы.

Если бы этот вопрос она задала любой другой ученице, то начались бы приседания и расшаркивания. Что случилось? Ничего. Но я же вижу. Все нормально. И тем не менее…

Но Мелисса ответила сразу и по существу.

– Как вы думаете, мэм, есть ли возможность для девочки в моем возрасте где-нибудь заработать?

Макнабб с интересом посмотрела на свою пассажирку.

– И зачем тебе деньги?

– Купить рваные джинсы.

– В смысле? — поперхнулась директриса.

– Это для примера, мэм. Чтобы в принципе иметь возможность себе что-то купить. То, что я хочу. Или то, что мне необходимо. Хоть носки, хоть проездной на метро.

– Еще веселее. Зачем тебе проездной?

– Мне уже семь. Я могу добираться до школы самостоятельно. Мне бы не хотелось и дальше отнимать ваше личное время, мэм.

– Ах, вот в чем дело. Что ж, давай рассуждать. Даже если мы гипотетически предположим, что какой-нибудь нарушитель закона о детском труде захочет тебя нанять, что ты умеешь делать?

Честно говоря, ответа на свой вопрос директриса не ждала.

– Я умею петь, танцевать, у меня красивая фотокарточка и хорошая память. Как считаете, мэм, я буду смотреться на экране телевизора с улыбкой до ушей и словами: «Мама, это самое вкусное в мире какао! Спасибо, Несквик!»

Элисон серьезно задумалась. В этом был свой резон. Попытка — не пытка.

– Хм. Ну что ж. Я тебе помогу. Проконсультируюсь со своей подругой-юристом о возможных подводных камнях. После составим резюме, сделаем несколько фотографий и разошлем по рекламным агентствам. Считай это подарком на день рождения. Но! — она сделала многозначительную паузу. — Не в ущерб учебе. Если тебя и пригласят, то только в свободное время. А у тебя его и так очень и очень немного. Решай!

– Я справлюсь.

– Кстати, если тебе так уж сильно нужны деньги, уже в следующем году сможешь поучаствовать в национальном конкурсе правописания. В финале победителя ждет очень приятная глазу сумма. Для школьницы, разумеется.

Мелисса замялась.

– Мэм, будет ли это честно? Все должны быть в равных условиях. А у меня фотографическая память. Это несправедливо. Я не должна…

Макнабб резко затормозила у обочины и повернулась к Мелиссе.

– Говорю один раз. Запомни, жизнь несправедлива в принципе. Равных условий не бывает. Кто-то сильнее, кто-то умнее, кто-то красивее, кто-то богаче, кто-то способнее, кто-то талантливее.

Справедливо, что ты в семь лет сидишь и думаешь, где тебе взять денег? Справедливо, что в Англии множество сирот, а стипендию получила именно ты? Ты пришла в школу, умея читать, писать, выполнять математические действия и пользоваться словарем. Было бы справедливо посадить тебя в класс к ровесницам и учить всему заново?

Абсолютное равенство недостижимо. Мужчины сильнее физически, но сосредотачиваться могут только на одной задаче. Женщины физически слабее, но способны делать несколько дел одновременно. У тебя абсолютная память, а кто-то в уме производит сложнейшие математические вычисления. У любого есть слабые и сильные стороны. И не использовать свои таланты преступно.

Что хорошо для одного — для другого плохо. Нельзя осчастливить всех. Как и невозможно всем нравиться. Человек не стофунтовая банкнота. Ты в жизни встретишь множество людей. И нравиться будешь далеко не каждому. Просто знай, даже если тебе кажется, что человек плохой, или злой, или несправедливый, у него тоже есть близкие люди, для которых он — самый лучший, самый чуткий, самый замечательный. Может, сегодня у него плохое настроение, или болит зуб, или вы просто друг другу несимпатичны. Бывает. Значит, вы видите в разных спектрах и слышите в разных диапазонах. Пережди, как неизбежное зло. Как дождь. Потому что проходит все.

Какое-то время они сидели молча, а потом Макнабб снова заговорила:

– И еще. Раз уж у нас зашел такой разговор. Давай затронем тему долга. У человека есть долг перед собой, перед семьей и перед родиной. Все остальное — это то, что он сам принял на себя или позволил повесить. Поэтому, если ты делаешь человеку добро — делай без оглядки. Не добавляй ему лишнего груза.

Мне лично ты ничего не должна. Я трачу на тебя свое время, потому что мне интересно, сколько мы сможем впихнуть в твою голову. Считай, что я Пигмалион, ваяющий Галатею. И пока вижу результат, ущемленной я себя не ощущаю. Начнешь балбесничать — прекращу тобой заниматься. Все понятно?

Мелисса отрицательно покачала головой.

– Вы говорите, долг перед семьей, мэм. В день, когда родился мой брат, моя мать и ее муж бросили меня ночью на крыльце приюта. По вашей логике, я им что-то должна?

– Хорошего пинка, — сквозь зубы проговорила шокированная Макнабб.

***

– Хочешь знать, что это, девочка моя? — спросил величественный седой длиннобородый старик. – О, это твоя возможность спасти своего братика. Ты же любишь его?

– Да! — Мелисса кивнула головой, внимательно глядя на дощечку, покрытую странными знаками.

Послышались шаги. Девочка обернулась на звук и увидела Лили и Джеймса, спускающихся по лестнице.

– Мама! Тебе больше не больно? А где Гарри? Я хочу его увидеть!

– Тише, девочка моя, тише. Твоему братику очень плохо. И маме тоже. И помочь им можешь только ты. Ты же хочешь помочь?

– Да, конечно!

– А не испугаешься? — с доброй улыбкой спросил старик.

– Нет, — Мелисса активно замотала головой, демонстрируя свою храбрость.

Он дал ей нож и сказал.

– Тебе нужно порезать пальчик и помазать кровью вот эти значки. Они называются рунами. А вот эти мы помажем кровью Гарри.

– Держите, директор, — Джеймс вложил в руку старика фиал с кровью. — Из пуповины, как вы и говорили.

Мелиссе было страшно, но желание помочь братику и маме пересилило. Она храбро протянула палец к лезвию и надавила. Появившуюся кровь девочка размазала по тем значкам, что указал директор. На оставшиеся старик капал кровью из фиала.