После похорон Панты Хантер подошел к Алке попрощаться.

– Извини, у меня поезд через час…

– Зря ты все-таки на мехмате не восстановился, – вздохнула Алка. – Ты умный, был бы ученым…

– Ой, нет, – нахмурился Хант. – Ковыряться в тензорах после того, что я видел… Нет. Жизнь круче тензоров. Да и уехать хочу подальше от всего этого.

– Но папа сказал, что ты будешь нужен на суде…

– Телефон мой есть, пусть звонит. На суд я точно приеду. Ты за могилой приглядывай, ладно? Больше ж некому.

– Мы с Димкой будем приглядывать! – с вызовом ответила она.

Хантер покачал головой:

– Ну-ну… Через год пришлю денег, чтобы нормальный памятник поставить. Ну и звони, пиши.

– А ты чем заниматься-то будешь? – Алла поняла, что ей хочется задержать Ханта еще хоть чуть-чуть.

– Понятия не имею, – беззаботно ответил он. – Но что-нибудь придумаю. Я же умный, сама сказала. Ладно, мне правда пора.

Он осторожно привлек к себе Алку и поцеловал ее в щеку. У Алки никогда не было брата, но если бы был – вот так бы он ее и целовал.

Хантер отпустил Алкины плечи, улыбнулся и зашагал по дорожке.

Через пару шагов остановился и обернулся:

– А ты что делать будешь? Решила уже?

Папа сидел за своим служебным столом при полном параде – в полковничьей форме. На удивленный взгляд Алки объяснил:

– Штатский костюм в химчистку сдал. Вот, читаю дело вашего Якова. Тот еще упырь… А ты чего пришла?

– Надо, – ответила Алка, – чтобы ты лично пришел к директору и подписал какие-то бумаги. Что знаешь о моем решении уйти из школы. И не возражаешь.

Папа закатил глаза:

– А я, между прочим, возражаю! Придумала ерунду… хоть бы школу закончила, если в вуз идти не хочешь…

– Пап, – Алка издала страдальческий стон, – ты опять? Сто раз обговорили уже! От вуза я не отказываюсь! И колледж какой-нибудь закончу, не проблема! Только сначала пойму, чем я заниматься хочу!

Папа сердито засопел и достал из стола распечатку.

– Да, кстати, вот список работ для тебя. Глянь.

Алла пробежала глазами первую строчку.

– Секретарша? – возмутилась она.

– Не просто секретарша, а моя секретарша! – поправил отец. – Я узнавал в отделе кадров, с семнадцати лет тебя брать можно, только не на полный день…

– Нет. – Алка вытащила из сумочки ручку и вычеркнула первый пункт списка.

Теперь уже папа вздохнул с неизбывной тоской.

– Папочка, – с чувством сказала Алка, – я тебя очень люблю! Ты для меня так много сделал! И в последние дни… и вообще! Но если ты будешь меня пасти, я никогда не пойму, чего хочу! Давай я лучше у тебя дома буду жить. Убирать…

– Готовить, – поддразнил ее папа.

– Нет, – рассмеялась Алка, – готовишь ты как бог! Но я могу в магазины ходить, стирать, гладить… Только давай работать я буду отдельно от тебя, хорошо?

Папа опять вздохнул, но теперь во вздохе звучала не тоска, а легкая грусть.

– Тогда вычеркивай первые пять пунктов, – сказал он. – Нет, шесть…

Алка вернулась к чтению.

Но мысли ее были далеко. «Надо позвонить Боревскому, – думала она. – Если не убьет за пропуски, пусть готовит к соревнованиям. Говорят, профессиональные гонщики нехило зарабатывают».

– А живи ты лучше у мамы, – неожиданно сказал отец. – Ты ей сейчас нужнее…

– Мам, пожалуйста, не начинай! Я уже все решила. Я уже нашла работу.

Мама кинула распускать связанный рукав и посмотрела испуганно и недоверчиво.

– Алла, но это невозможно! – быстро возразила она.

– Что именно невозможно? – терпеливо переспросила Алка.

– Ты не можешь бросить школу в семнадцать лет!

– Я, – веско ответила Алка, – могу.

– Но… – Такой реакции мама не ожидала. – Ты не имеешь права!..

– По закону – имею.

Мама жалобно заморгала:

– Но… но как же… На работе все время спрашивают, куда ты поступаешь… Все «Мамочки подростков» за тебя очень переживают. Что я людям скажу?

– Скажешь, что это не их собачье дело! А «Мамочки подростков»…

Алла поняла, что сейчас будет ругаться матом, а это педагогически неправильно. Поэтому глубоко вдохнула, выдохнула и продолжила:

– А из группы этой выйди! Если что, я сама тебе все объясню…

– Но тебе надо учиться! – не сдавалась мама.

– Может быть, – пожала плечами Алка. – А может быть, и нет. Я поработаю, решу, куда мне хочется, и потом уже пойду в какой-нибудь колледж, если захочу…

– Что значит «если захочу»? – возмутилась мама. – Ты что, собираешься остаться без высшего образования?

Алка мысленно сосчитала до десяти.

– Мам, – сказала она вкрадчиво, – вот у тебя высшее, да? И ты двадцать лет в конторе бумажки перекладываешь. Ты точно этого хотела, когда поступала?

– Ну ты не сравнивай! – взвилась мама. – Меня, между прочим, никто не спрашивал, куда я хочу!

Алка выразительно молчала.

– Мне нужно было работать, у семьи не было денег!

Молчание Алки стало еще выразительнее.

– И время было другое! – запальчиво сказала мама.

Алка улыбнулась.

– Ладно, хорошо, – сказала она, – вот ты пять лет училась на своем экономическом, тебе на работе хоть что-нибудь из того, что ты учила, пригодилось? Только честно!

Мама принялась распускать рукав с удвоенным остервенением. Хлюпая носом. Алка вздохнула. Слезы – это тяжелая артиллерия. Против них все аргументы бессильны. Алка встала, чтоб обнять маму и сказать ей, что все будет хорошо, но не успела.

– Это я виновата, – придушенным голосом сказала мама и отшвырнула вязание, – я не могу обеспечить тебя. Если бы я нормально зарабатывала, тебе бы не пришлось…

Алка от души треснула кулаком по столику. Мама вздрогнула.

– Мама! – сказала Алка. – А вот теперь серьезно. Никаких манипуляций! Никогда. Ни с кем. Это страшно. Просто поверь мне. Так можно довести до самоубийства.

– Не шути так! – испуганно сказала мама.

– Я не шучу, – ответила Алка.

У мамы задрожали губы, и Алка наконец обняла ее.

– Давай попробуем просто жить, а? – предложила Алка. – Когда человек живой, это такое счастье.

И Алка с мамой хлюпнули носами синхронно.

– Вера, солнышко, послушай меня, – тихо говорила Алка, сидя на кровати, – я такого насмотрелась за эти дни, что, мне кажется, мне уже лет сто… Мы Панту похоронили. Панта – это та девчонка с зелеными волосами, я не знаю, нашла ли она тебя в «Замке», но она хотела, чтоб ты жила. Она написала, что слабак, что она сдалась сама, чтоб я не думала, что это я виновата. Но я все равно думаю. Я столько думаю, что у меня скоро голова треснет. Про то, что Панта выбрала умереть, а вот Хантер решил жить. Зёма пока ничего не выбрал, но ему так плохо, что даже сидеть рядом с ним больно. Знаешь, ведь если бы Наташа не боялась, сказала бы ему, что она его любит, может, все бы было по-другому. Мне кажется, что он тоже считает, что он виноват…

Вера, худая, почти прозрачная, вытянулась на кровати. Глаза закрыты, дыхание ровное. Кажется, спит.

– Вера, родная, я не знаю, что еще тебе сказать. Сегодня солнышко, Нюшка твоя мне вчера звонила. Вот кто вообще не верит в плохое. Она уверена, что ты скоро вернешься домой. Она уверена, понимаешь? Я ей завидую. Я тоже хочу быть уверенной.

Алка всмотрелась в Верино лицо, по которому пробежала легкая судорога. Или показалось?

– Ты просто живи. Просто реши и живи. Ведь мы ничего не можем сделать. Мы можем попытаться. Мы можем хотеть на тебя повлиять. Но все равно будет только так, как ты захочешь! Вера, ты меня слышишь?

Пальцы Веры тихонько сжали ладонь Алки.

(Сохранена пунктуация и орфография оригинала)

Сегодня похоронили Мишельку.

Яков говорит, что я не виновата, что это его прокол. Что я слишком доверчивая, что я не могла всего знать. А я знаю, что могла, Яков просто меня жалеет.