Он улыбался.

– А ты уже определился, куда будешь поступать? – поинтересовалась мама.

– Конечно! – бодро ответил Валера. – В строительный!

– Вот! – сказала мама Алле. – Все уже определились.

Алка закатила глаза.

– Ну что вы, не все, – сказал Валера, – очень многие еще думают. А мне проще, меня папа берет к себе после вуза…

– Хорошо, когда отец занимается ребенком, – демонстративно вздохнула мама, – если бы у Аллы был отец…

– Он есть! – сказала Алка, но мама ее проигнорировала.

– …то ей тоже проще было бы определиться и не было бы этих подруг странных, – продолжила мама свою мысль.

– Мама! – воскликнула Алла.

– Да вы не волнуйтесь за Алку, у нее с ориентацией все в порядке, – мило улыбаясь, заявил Валера.

Алла и мама застыли с одинаковым выражением лица.

– Мы с ней давно встречаемся, – радостно продолжил Валера, – да вы у класса спросите, все знают, что мы сексом занимались!

Мама перевела взгляд на Аллу. Алла замерла. Потом она посмотрела на Валеру, который был само простодушие, потом на маму, которая пыталась заговорить, но не могла…

И Алке стало смешно.

Она хохотала так заразительно, что мама тоже не выдержала. Через пару секунд к ним присоединился и Валера.

«Оказывается, смех – отличное разрешение кризисной ситуации, – подумала Алка, вытирая слезы. – Но Веру из дома нужно убирать».

По дороге в школу Алка напряженно думала, как задать Вере вопрос: «Ты не покончишь с собой, пока я буду сидеть на уроках?»

Видимо, громко думала, потому что Вера сказала сама:

– Не парься, кино доснимем.

Алла не сдержала вздох облегчения:

– Ура. А сейчас куда?

– Ходить пойду.

– Ходить? – не поняла Алка. – Куда ходить?

– По улицам. Я вообще гулять люблю… А тут неделя под домашним арестом.

Алла покачала головой.

– Надо же… И где ты обычно гуляешь?

– Где попало, – усмехнулась Вера. – Где меня не знают. К Нюшке обязательно в школу забегу, узнаю, как она.

– Ясно. – Алка дошла уже до школьной калитки. – Но не забудь: в три часа начинаем съемки!

Вера кивнула и двинулась прочь. Шла она уверенно, быстро, широким шагом. Алка мысленно помахала ей вслед.

Прогулка пошла Вере на пользу. Она чуть порозовела, мешки под глазами почти исчезли, а главное – она совершенно успокоилась. Если вчера она сдерживала себя, но в голосе все равно пробивались обвинительные нотки, то сегодня это был просто рассказ. Повествование.

Зёма, который вначале был нейтрален и озабочен только тем, чтобы свет ровно падал на лицо и звук шел без брака, почти забыл про технику и только нервно пил воду – кружку за кружкой.

– Я ничего не жду и ничего не хочу, – говорила Вера, – но я один раз посчитала, что если нас таких, по самой скромной статистике, – два процента, то в обычной школе на тысячу человек десять геев и десять лесбиянок. В каждой школе. А ведь больше на самом деле… И все мы сходим с ума в двенадцать лет, каждый по-своему. Кто пытается доказать себе, что нормальный… Особенно пацаны. Знаете, таких самцов из себя изображают. Мне один рассказывал – здоровый такой лось – напился один раз и рассказывал. Как он в тренажерку ходит, как девок клеит пачками, как морду бьет знакомому парню-гею и обзывает его педиком. А по ночам ему такое снится… И перед девками уже неудобно, потому что он препараты какие-то жрет. А во сне ему препаратов жрать не нужно.

А я сама дура, нужно было молчать. Просто мне показалось, что что-то в людях изменилось. Что они готовы дать жить тем, кто другой. Я только молюсь, чтоб сестра была нормальная. Потому что люблю ее очень. Я раньше думала, что, как только стукнет восемнадцать, заберу ее от матери, и мы уедем с ней. Чтоб она пьяную мать не видела. А потом поняла, что пусть лучше с матерью.

Пить – это нормально. Тем более что в школу мать трезвая ходит. За мать-бизнесвумен ее никто презирать не будет. А что выпивает, так все пьют! А мать ее не обижает, кормит, одевает как куклу. Да и отец у Нюши нормальный, часто забирает к себе. И бабушка там есть. И дедушка. У нас с ней разные отцы… Так что с ними она не пропадет. А вот с сестрой-лесбухой… А ведь алкашами не рождаются, у них-то выбор есть. Это у нас нет… Я сестре про себя не говорю. И не скажу. Я надеюсь, пока ей училки донесут, меня уже не будет. Уже будет все равно…

Вера говорила еще долго. А когда выдохлась, Зёма сорвался с места, подошел к ней и обнял.

– Как же хорошо обнимать девушку, которая точно знает, что ничего личного, – сказал Зёма.

– А с вами просто хорошо, – сказала Вера, – давно я не была так счастлива. С тех пор как… неважно, с каких пор. Но я вторую ночь сплю.

– Папа, мне нужна твоя помощь, – сказала Алка.

– Выкладывай, – вздохнул в трубку отец.

– Я приеду, можно?

– Приезжай, конечно.

– Я с подругой приеду.

– Приезжай с подругой, – озадаченно сказал папа.

Алка по дороге мысленно репетировала речь, Вера дремала в метро, периодически сваливаясь Алке на плечо.

– Пап, тут такое дело, – начала Алла с места в карьер, – это Вера. У нее с мамой большие проблемы, мать пьет сильно. Я хотела, чтоб она у меня пожила недельку, но мама сильно против. Можно, мы у тебя недельку потусуемся?

Папа смотрел на Алку большими глазами.

– Ну если недельку, то, наверное, можно, – нехотя согласился он, – но, по-моему, это неудачная идея.

– Папа, пожалуйста, – умоляюще сказала Алла, – мне просто некого еще попросить.

И тут внезапно заговорила Вера:

– Пустите меня, пожалуйста. Я если сейчас домой вернусь, меня мать сожрет. Она уверена, что я по любовни… кам шляюсь.

Алла вздрогнула, уловив паузу в слове «любовникам», но отец ничего не заметил.

– Мне даже неделя не нужна, еще пара дней. Если она меня опять пилить начнет, я не выдержу. Сорвусь.

Отец хмыкнул. Что такое женщина, которая пилит, он знал хорошо.

– Ладно, пару дней тусуйтесь, – сказал он, – но спать одной из вас придется на полу.

– Да хоть стоя! – ответила Вера.

И действительно заснула сразу, как только ее голова коснулась подушки – хотя и рухнула спать на матрац на пол.

Алка проснулась до будильника, на цыпочках вышла, чтобы не разбудить Веру. Во сне у нее лицо совсем разгладилось, она крепко обняла подушку и слегка приоткрыла рот.

Папа уже кашеварил на кухне. Причем на сей раз это была не банальная яичница, а полноценный европейский завтрак: мюсли с йогуртом, жареный бекон, омлет, рассыпчатый рис, кастрюлька вареных сосисок… и овсяная каша со сливками и сухофруктами.

– Ух ты, – удивилась Алка, – ты и такое готовить умеешь!

– А чего там готовить? – пожал плечами отец. – Рецепт простейший… научить?

Алла осмотрела богатый стол.

– Пап, а ты почему дома никогда не готовил?

– Я пытался… Но мать меня как-то потихоньку вытеснила.

Алка принялась завтракать. Было вкусно и, насколько она понимала в здоровом питании, полезно.

Папа, который уже доел, помыл посуду (и это действие в папином исполнении Алла видела впервые), налил чаю.

– Но все равно, – сказал он, – долго ей у меня быть нельзя. Она несовершеннолетняя, по Семейному кодексу…

И тут Алка неожиданно для себя ляпнула:

– Папа! Не выгоняй ее! Вера себя убить хочет!

Отец замер, поставил чашку на стол, впился глазами в Аллу.

– Честно, – тихо сказала Алла, – она суицидница…

И неожиданно для себя вывалила на папу и про группу Якова, и про Веру, которую Алка с крыши сняла, и про Васю-шахматиста…

– Погоди, – остановил ее отец, – а как ты на этого Якова вышла?

На такую степень откровенности Алла не была готова. Она сказала почти правду:

– Я с парнем одним познакомилась. Думала, что он… самоубился. А оказалось, что это он просто для ролика снялся. А я хотела разобраться, что случилось, ну и вышла на Ханта и остальных. А потом и с Яковом познакомилась.