Осенний пасмурный вечер тлел прозрачным светом уличных фонарей за окном. Крупные капли дождя семенили по мостовой, сливаясь в единый поток, и устремлялись сквозь канализационные люки прочь с глаз, потерявшихся в этом мареве прохожих. Не менее редкие машины, разгоняя волны, пролетали по пустынным улицам, словно призрачные корабли исчезнувшей цивилизации. А сверху на всё это безучастно взирали светлячки окон.

Он сидел в полуподвальном не то баре, не то кабаке и разглядывал черный как ночь и горячий как раскаленный металл кофе. Невнятная струйка пара поднималась с ровной темной поверхности напитка, расточая свой густой аромат, но это нисколько не заботило мужчину. Его мысли были сейчас далеко от этого кофе, этого кабака, дождя за окном, да и вообще от всего этого пасмурного мира.

Глубокие морщины прорезали лоб ночного посетителя, брови сошлись на переносице, а глаза непривычно увлажнились. Он никогда не плакал, точнее, наверное, плакал когда-то, но было это так давно, что теперь уже и не вспомнить. И вот сейчас мужчине очень хотелось разреветься, как ребенку, и только самообладание и железная воля останавливали его, клещами сжимая челюсти до зубовного скрежета и пронзая виски острыми иглами боли.

Перед внутренним взором мужчины проплывали обрывки картин прошлой, счастливой жизни, которая совсем недавно заколебалась, а сегодня и вовсе рухнула для него. Вот они с красавицей женой во время медового месяца бегут по прибрежной линии Черного моря. Покупают новенькую иномарку, о которой столько мечтали. Въезжают в отличную трехкомнатную квартиру. На пятилетие супружеской жизни пара поехала в круиз по Средиземному морю, а на десятилетие целый месяц развлекалась на пляжах Египта. Они были так молоды и счастливы, впрочем, и сейчас никто не назвал бы его пожилым. В конце концов, они поженились, когда новоявленному супругу едва исполнилось двадцать, а молодой жене ещё и девятнадцати не было.

Но сейчас... Семейная жизнь, словно подорванный дом сложилась невообразимой грудой осколков и строительного мусора. Ещё полгода назад он начал подозревать, что у Оксаны кто-то есть, он всячески гнал от себя эти мысли, убеждал себя, что это лишь его собственная разыгравшаяся ревность, возрастной переходный период, да мало ли что, но, в конце концов, не удержался и взял распечатку звонков у её сотового оператора. Мир словно стекло распался на куски и со звоном полетел куда-то вниз - в бездну. Безучастные листы распечатки жестоко бросили ему в лицо чернильные столбцы номеров и времени звонков. И особенно часто на страницах повторялась одна комбинация цифр.

Возможно это какая-нибудь подруга, понадеялся он, но всё же подключил частного детектива, который должен был проследить за женой во время одной из грядущих командировок мужа. И вот сегодня он специально вернулся на пару дне раньше, встретился с наёмником в этом баре, чтобы...

На столе перед мужчиной лежали свежие фотографии его жены с каким-то хлыщом. Невысокий и тощий, с длинным каре, почти до плеч. На снимках нельзя было разобрать лица мужчины, но муж был уверен, что и лицо у чичисбея такое же невнятное, тощее и лишенное мужественности, как и он сам.

- Что она в нем нашла,- в тысячный раз спросил себя рогоносец и сощурился, удерживая непокорную влагу, стекольной крошкой кольнувшую уголки глаз.

Детектив сообщил, что любовник переехал в их квартиру, стоило только благоверному выйти за порог, и, насколько он мог судить, до сих пор посещал её регулярно. Сыщик состроил мину сочувствия, затем получил свои деньги и ушел оставив клиента грустить в гордом одиночестве, растворился во мраке, словно существо из потустороннего мира безучастно растоптавшее счастье и посчитавшее свой долг исполненным. Такая работа, что тут скажешь, если сопереживать каждому, кого пришлось огорчить, никаких нервов не наберёшься.

- Извините, но мы закрываемся,- услышал мужчина голос справа от себя и, обернувшись, увидел бармена.

Тот стоял, перекинув через руку белое полотенце, нервно крутя в пальцах блестящий чистотой гранёный стакан с толстым дном, и заискивающе глядел в глаза.

- Да, конечно,- произнес одними губами посетитель и, собрав ненавистные фотографии в безликий бежевый конверт, поднялся со стула. Он выудил какую-то купюру из кармана, протянул её хозяину заведения и, не дожидаясь сдачи, направился к двери.

- Один момент,- окликнул его бармен, направляясь к кассе.

- Оставь,- пробормотал мужчина и вышел в дождь.

Холодные капли ударили по лицу и смешались со слезами.

Мужчина простоял в прострации ещё несколько минут, а потом направился к припаркованной тут же у входа машине, той самой которую они так долго выбирали. Машине, задние сидения которой ещё хранили воспоминания об их любви и страсти.

Медленно, словно нехотя он поехал туда, где по всем правилам его должна была дожидаться его единственная благоверная. Обычно дорога до дома заняла бы у него не более получаса, но сегодня мужчина добирался гораздо дольше. Марево ночных реклам за окном его авто плыло словно во сне, и ему хотелось, чтобы так всё и продолжалось вечность. Чтобы он навсегда потерялся в этой размытой дождём и размазанной автомобильными дворниками реальности, а все заботы растворились бы где-то здесь же, сползли размокшей грязью, уносимые дождём, утонули в очередной луже, метнувшейся в разные стороны из-под его колёс, исчезли в бездонной черноте водосточного люка,... но этому не суждено было сбыться.

Машина остановилась у подъезда его дома, и мужчина заглушил двигатель. Он уже давно бросил курить, но неизвестно откуда взявшаяся сигарета сама собой оказалась во рту и легкие наполнились дымом. Удивительно, но он даже не закашлялся. Выкурив несколько сигарет подряд, новоиспечённый рогоносец всё же собрался с силами и покинул теплый сухой салон автомобиля, вновь погрузившись в дождь, который уверенными темпами превращался в ливень, словно разверзшиеся небесные хляби, вторя его настроению, силились смыть этот неприглядный мир.

Муж через силу, словно находясь под толщей океанской воды, доплёлся к двери дома и долго искал в карманах куртки ключи, окатываемый небесным потоком. Лифт нехотя пополз в шахте, поднимая своего пассажира на пятый этаж, скрипя и громыхая, казалось, более чем обычно. И вот мужчина уже стоял перед дверью в свою собственную квартиру. Ключ предательски замер у замочной скважины и никак не хотел попадать в неё, упираясь в металлическую окантовку вокруг. Но всё же спустя минуту борьбы возвращенец справился с собственными дрожащими руками, замок открылся, возвестив об этом легким щелчком, и дверь с тихим шорохом распахнулась перед вернувшимся хозяином.

Стараясь не шуметь, муж вошел и стянул с плеч отяжелённую дождём куртку. Где-то в глубине квартиры играл Моцарт. Воздушные трели фортепиано едва долетали до дверей, но даже отсюда мужчина узнал музыку классика. Они с женой часто занимались любовью под его произведения. Слезы подступили к глазам от такого кощунства, но он сделал над собой неимоверное усилие и, стиснув зубы, направился вглубь полутемного помещения.

Сонет играл в гостиной. Именно туда и двинулся муж.

Его путь устилали разбросанные в беспорядке вещи. Едва различимые в полутьме коридора, они путались под ногами и заставляли замирать на каждом шагу. На глаза ему попался невзрачный пиджак с настолько узкими плечами, что даже вшитые подкладки не могли добавить внушительности владельцу одежды.

Пара настенных бра и дисплей музыкального центра создавали в комнате интимную атмосферу. Балконная дверь была открыта на лёгкое проветривание, и потому в комнате было свежо. К тому же свою лепту в звуки музыки вплетал уличный оркестр, делая её неповторимой. Воздушная тюль колыхалась от ветра, время от времени заглядывавшего в помещение. На столике перед диваном стояла открытая бутылка красного вина, пара утончённых бокалов на призрачно тонкой, но высокой ножке и легкие закуски. Сам диван был раздвинут и застелен постельным бельем, в котором хозяин не без возмущения узнал шелк, подаренный им на какой-то праздник своей любимой.