Даже журнал посещений интернет-страниц был пуст. Габриэль, закинув ноги на кровать – а, все равно он много места в изножье не занимает, а Сэм даже не узнает, задумался о том, не найдет ли он завещание, когда вспомнил, как Майкл однажды спалил Люцифера с его попыткой обвинить Майкла в просмотре порно (Майкл, конечно, не смотрел, но им тогда казалось это очень смешно, поставить эротическую страницу на главную и потом доказывать, что брат им врет). Он, жалуясь самому себе на память, принялся наугад тыкать по папкам, пока наконец не обнаружил ту, которая ему была нужна – обычные чистилки не затрагивали эту папку, потому что юзеры-лузеры о ней не знали, так что Габриэль принялся листать неизвестные и скучные адреса, когда заметил то, что никак не укладывалось в его голове.

Для верности он открыл одну из них.

Покраснев, Габриэль разглядывал сайт для геев. Это был не сайт с порнухой, нет, это был просто форум для геев, но нигде не удалось найти следов профиля этого парня. Советы о том, как правильно дрочить, как правильно узнавать «своих» - тут разве что кулинарной книги для геев не было? Гейская камасутра, статистика и советы вообще заставили Габриэля тихо заржать. Он предпочитал путь опыта и фантазии, так что не особенно нуждался в таких сайтах. Но, отставив смех и подмигнув огромному негру в кожаных ремнях на экране, он перевел взгляд на Сэма. Смеяться расхотелось.

Его собственная ориентация никого не интересовала, как и самого Габриэля. Он не считал нужным ее определять, но на всякий случай себя проверял – больше по девочкам, прислушивался к себе, да так и решал. У него были другие проблемы, которых не было, скажем, у этого Сэма. Что, если он считал это болезнью, проклятьем и прочим? Остались же еще такие родители, родственники, которые не приняли бы таким, какой есть… Старшие братья…

- Габриэль! Хочешь на отек легких посмотреть? – ворвалась в палату Джо, на ходу поправляя костюм. – На рентген везем, поедешь с нами!

- Черт, да! – рванулся Габриэль, но потом вспомнил, что у него, во-первых, открыл ноутбук с огромным негром в ремнях, во-вторых, он не может отходить от Сэма. – Блин, я не могу, - тормознул он. Джо посмотрела на экран, но промолчала – у нее всегда было такое выражение лица, когда она кого-то осуждала… и этому кому-то никогда не говорила, за что осуждает. – Это его, - сказал он спокойно. – Похоже, что у него были проблемы с собой, - и это прозвучало как-то глупо, но Джо неожиданно поверила.

Когда она вышла, Габриэль постарался вспомнить, о чем же он думал, что-то очень похожее на истину, что-то, что не пускало Винчестера сюда жить, но Джо как назло согнала удачную мысль. Он вздохнул и снова взял ноутбук на колени. Что толку думать, если он лучше почитает, хотя читать чужие дневники казалось противно, пусть его дневник был открыт любому желающему.

«Я знаю, что главный вопрос ко мне – это почему я не закрываю свой дневник. Потому что неожиданно я такой не один. У нас, растущих ребят, много проблем, и почти всегда мы не можем сказать о них никому из нашего окружения. Теперь, с победой прогресса, мы можем почитать о ней в интернете, но это, честно говоря, иногда посложнее герпеса (не ловил, честное слово). Может быть, если я скажу здесь об этом, кто-то однажды прочтет и разберется в себе быстрее и лучше, чем это сделаю я.

Я знаю, что большинство считает, что я завидую своему брату. Не стану кривить душой, я завидую, но не потому, что он так легко снимает девушек и навсегда им запоминается (слышали песню в стиле «у меня везде есть девчонки***?»), а потому, что это для него просто. Я не могу взять и воспринять только то, что есть в настоящем. Я подумаю о будущем, о ее близких, о ее проблемах, родителях и прочем, я просчитаю все, на что я повлияю… Большинству девушек это тоже не нравится, это я понял чуть позже. Они любят таких, как Дин. Я учился быть, как он, но это не тот я, ненастоящий. Я буду думать, что ей больно, я буду думать, что у нее было много лучше меня – такое уже не раз было, и я склоняюсь к мысли, что девушек я прежде всего уважаю, и уж потом люблю. В обычных семьях умненький мальчик есть зависть того, кто с трудом школу закончил, но у нас в семье все наоборот.

Мне только что позвонил брат. Он сказал, что отца случайно застрелили в баре».

Габриэль листал несколько коротких записей. Когда его отца не стало, он был слишком маленьким, чтобы принять это в полной мере, но Сэму, кажется, не повезло по всем фронтам. На Сэма он посмотрел с глубоким сочувствием – он был гораздо глубже, чем Дин, в этом он был прав относительно себя. И черт, как странно было Габриэлю понимать, что девушек он понимает – ему было бы лень копаться в этой психологически сложной личности, да еще и не факт, что награда будет. Тогда как Дин был просто доступен (не такому задохлику, как Габриэль, конечно, но ощущение все же оставалось именно таким), то Сэм скорее не пошел бы на контакт, забивая самого себя.

«У меня нет ощущения того, что отца застрелили шесть месяцев назад. Это многое поменяло в наших с братом отношениях, в основном из-за того, что смерть отца привела его в чувство. Я не знаю, чем он жил в Канзасе весь мой первый семестр, но теперь я удостоился чести узнать, что девушки легкого поведения его больше не интересуют. Меня это не пугает – он не из тех, кто занимается пропагандой правильного образа жизни, да и черт с ним, он слишком далеко, чтобы я волновался. И все же неприятное ощущение у меня остается, как будто всю жизнь я думал, что я нормальный, а он нет, а в итоге он будет женат с тремя детьми и работой, а я останусь вечно наедине с собой и не потому, что не хочу, а потому, что не могу. Стоит мне закрыть глаза, и вокруг себя я вижу много барьеров, я могу их даже почувстовать и сказать, что в большинстве из них виноват мой брат, ведь я рос, наблюдая за ним, и его ошибки становились моими. Он стал мне профилактикой.

Вы знали, что если ребенку не давать копаться в песочнице, заставлять его избегать бактерий, он может погибнуть от простой простуды, потому что у него нет иммунитета? То, что я получал от него отголоски этого иммунитета, не сделало меня сильнее. Не дало мне опыт. Я так, цеплялся за буйки и сидел, пока не надоест.

Вчера Джессика спросила меня, хочу ли я куда-нибудь пойти. Джессика, она прекрасная, я никогда не видел того, кто так мягко и одновременно грубо доказывал мне, что ему плевать, о чем я там ночами думаю. Тем более, добавила она, что это еще и не порнуха. Я смутился, конечно, не хочу на эту тему разговаривать сейчас, и без того проблем хватает, а она засмеялась. С ней я не хочу думать.

Мне кажется, что я в нее влюблен».

Габриэль застонал и захлопнул ноутбук. Ему только слезливых романов читать не хватало. Он оторвался, чтобы поужинать, болтая с буфетчицой, после ужина замерил все, что необходимо из самого простого – давление, температура, пульс посчитал, но расчет Кроули оказался верным. Сэм был здоров и в поддержании лекарствами не нуждался, потому что не реагировал на них. Так почему же он не приходил в себя? Многие страдают от погнутой ориентации, но до комы без причины не доходит.

Было уже семь часов вечера, когда Габриэль подвинул кресло к изголовью кровати. Он объективнее посмотрел на лицо словно спящего парня. Он точно был не так красив, как его брат, тем более не самоуверен – не было в его чертах лица ничего подобного – но, наверное, был отличным другом. У Габриэля не было друзей – не возникало надобности, еще тратить себя на кого-то – но с этим было бы проще, тем более, что никакого влечения бы точно не возникло. У Габриэля аллергия на всех, кто на пустом месте трагедию делает и страдает вечно.

Ему было жаль Винчестера. Да, может быть, дружи они, он бы пинками вытащил его из этой странной депрессии, проверил бы, от рождения ли Сэм такой, чисто из любопытства. И вообще-то у его постели Габриэль месяц проведет, так что будем считать, знакомы. Хотя не так круто начинать знакомство с «привет, я тебе тут подгузники задолбался менять».