Но главного он сделать пока еще не может, преодолеть противостояния таких людей, как... я. Из-за нас, как считает президент, не работают, как следует, принятые законы, страну разъедает коррупция, люди запуганы террором и уголовщиной. Он решительно настроен покончить с нашей системой, готов к упорной и длительной борьбе, прекрасно отдавая отчет в том, что это будет нелегко, потребуются годы.
"Я знаю, что уничтожить вас будет трудно, но, в конце концов, я загоню вас в крысиные норы", так он сказал.
Дочь, я верю, он своего добьется, если... Не хочу, чтобы произошло непоправимое. Дело не идет о физическом устранении, его спецслужбы профессиональны и сильны, и маловероятно, что они допустят это. Никто и в нашей системе не посмеет посягнуть на это. Но есть много, к сожалению, очень много других методов, главные из которых - компрометация, очернение репутации, шантаж, подлог. Я предложил ему помощь, поддержку, но он отказался.
"Вы не нужны, все, что вы могли сделать - сделано. Ваше время истекло". И еще он добавил: "А время ваших преемников (он подразумевал Марата) не наступит. Никогда".
Мы попрощались, не подав друг другу руки. Мое время действительно истекло. Говорю об этом с грустью и, наконец, со спокойствием. Но я добился главного, Марат нейтрализован, преследование Батыра будет прекращено (президент твердо пообещал объективно разобраться в его деле). Я ухожу. Система не простит предательства, а государство, в лице юного и сопливого лейтенанта милиции, вероятно, уже завтра вызовет для дачи показаний. Вполне возможно, что меры против меня уже приняты. Нестерпимо болит голова.
Письмо окончено. Теперь я действительно спокоен. Лично тебе, маме, Батыру и моему любимому внуку ничто не должно грозить. Со мной вместе уйдут и проблемы. Скорее всего, Иваныч уедет, не удерживайте его. Теперь ты понимаешь: так надо, ради его безопасности.
Ничего не рассказывай Батыру. Не знаю, как сложатся ваши отношения, не буду загадывать, и тем более не буду советовать. Достаточно в своей жизни дал тебе советов.
Береги маму. Она достойная восхищения и подлинного уважения женщина, человек, мать. Я виноват перед ней, не дав ей того счастья, которого она заслуживала. Знаю, что не достоин прощения, но надеюсь.
Не забудь устроить внука в секцию рукопашного боя, это важно. Когда-нибудь, если сочтешь нужным, расскажешь ему обо мне.
Если тебе доведется встретить мать Батыра, то подари ей букет полевых цветов, она терпеть не может розы.
Теперь ты свободна и, надеюсь, твое счастье впереди.
Папа.
P.S. C тобой свяжется мой нотариус".
Батыр
Торг уместен
Город, о встрече с которым я мечтал так долго, из-за тоски о котором пьянствовал, заболел и чуть не умер, встретил равнодушным, суетливым и гудящим муравейником. Дома и люди, машины и деревья были прежними, как и до моего отъезда. Никто не взглянул на меня, не бросился с радостным воплем на шею, телефон не доставал бесконечным и нудным дребезжанием. Я с жадностью вдыхал загрязненный и полупрозрачный воздух, с удовольствием рассматривал кучи мусора возле уличных урн (сами урны, как им и положено, были девственно чисты) и пики гор в отдалении, наблюдал бомжей с философским взглядом в глазах. Обратил внимание на смеющихся девушек, на высматривающего что-то сквозь меня, теперь уже не милиционера, а полицейского, на сверкающие витрины, искажающие отражение, огромные билборды, запугивающие обывателей перхотью.
Я вернулся! Наверное, это и есть счастье.
Иваныч, встретив в аэропорту, сначала долго и внимательно разглядывал, потом ласково, по-отечески обнял. Я чуть не прослезился.
- Рад видеть тебя, Батыр, - вы обратили внимание, без отчества, - поехали.
Я еще не знал, где остановлюсь, но это не заботило, потому что есть Иваныч, и этим все сказано. Мы заговорили не сразу, надо было успокоить нахлынувшую волну впечатлений.
- Заедем к следователю, надо уладить кое-какие формальности, подписать бумаги, что не имеем претензий к органам, проводившим расследование, - буднично проговорил Иваныч, как будто мы расстались только вчера.
- Хорошо! - с сегодняшнего дня у меня нет никаких претензий, ни к кому на свете! - А куда потом?
- Домой.
- К тебе, Иваныч?
- К себе, по распоряжению администрации президента, они вернули личное имущество, включая дом, правда..., - Иваныч замялся, оправдываясь, - взамен пришлось подарить фонду помощи ветеранам полиции твой любимый джип. Могли бы ничего и не дарить, но в таком случае пришлось бы побегать за подписями, опять платить, вышли бы те же расходы. Я встретился с самым главным и договорился. Так и сказал ему: "Бабки ты с нас не возьмешь, испугаешься, по той же причине и мы ничего давать не будем, слишком громкое наше дело. Давай лучше официально, мы вам джип, вы нам - документы на дом".
- Иваныч, ты сохранил дом?!
- Кроме компьютера (искали компромат), столового серебра, видеокамеры, напольной вазы (разбили) и вытоптанных цветов, - Иваныч чуть заметно улыбнулся. - Еще поцарапана мебель в кабинете, порвано несколько книг из библиотеки (искали запрятанные в них деньги), повреждена мозаика в бассейне (не уследил, как их угораздило), в спальне на тумбочке остался след от затушенной сигареты и, что естественно, бар опустошен (надеюсь, он тебе не понадобится).
- Иваныч, ты высший класс! Только один вопрос, ты не обижайся.
- Слушаю, - заметил, как его, всегда готовое к любым неожиданностям лицо, чуть оттаяло, потеплело, подобрело. Он стал напоминать Деда Мороза из детства. - Скажи, почему мы на "ты", поверь я этому только рад, но удивительно мне.
- Я уволился, Батыр, уезжаю, квартира продана, а эту машину оставляю тебе.
- Почему? - глупый вопрос, конечно, не оставаться же ему в несуществующем холдинге, но...
- Когда мы работали вместе, ты был Батыром Имановичем, терпеть не могу панибратства на работе. Теперь, ты для меня просто Батыр. Потому что считаю тебя другом. Был у меня один друг, надежный и порядочный, но он умер. Остался один ты.
- Спасибо Иваныч.
- А уезжаю потому, что после всего пережитого не хочу и не могу здесь оставаться. Старый уже, пора на покой. Внук растет, смешной такой мальчуган.
- А куда, Иваныч?
- Не знаю пока, еще не определился.
- Постой, как же я тебя найду?
- Не ищи Батыр, не надо, - когда он так говорит, продолжать разговор бесполезно.
... Он даже не позволил себя проводить, друг называется.
Отложенные на черный день деньги испарялись, как вода на солнцепеке. Пустующий и холодный дом напоминал о прошедших событиях и подталкивал... в магазин, за бутылкой водки. Фиг тебе, не дождешься! Начну с чистого листа. Меня вполне устраивало, что никому я не нужен, бывшие партнеры и приятели притворно радовались моей свободе, обещали обязательно встретиться, грозились созвониться и... исчезали. Я, как больной СПИДом, все признают во мне человека, но приближаться не желают. Зараза.
Конечно, в первый же день я позвонил Риме. И во второй, и в третий... Ее телефон упорно игнорировал мои попытки, выполняя функции карантина, равнодушно прогоняя гудками. Я очень хотел и очень боялся встречи с ней. Страшный, худой, измочаленный неудачник, опозоренный на всю страну, не поддержавший ее в самые трудные минуты. Захочет ли она встречаться?
Сходил на кладбище, увидел памятник, с фотографической точностью передающий лицо, но абсолютно не соответствующий характеру, образу дяди Жаке. Глупый и помпезный, если бы этим занимался я, то... сделал бы ничуть не лучше. Камень, он и есть камень, что с него возьмешь. Хотел было позвонить в дом дяди Жаке, но после долгих колебаний, так и не решился. Представил писклявый и высокомерный голос его жены, ничем хорошим это не кончится (еще и телефон разобью).
