— В моей жизни было время, — прошептала я, — когда я шла на риск. Я делала это часто и всегда проигрывала. Каждый раз я проигрывала, я проигрывала все. Поэтому я стала бояться рисковать.

Мои волосы упали вниз, скрывая нас от всего мира, и Макс поднял их с одной стороны и придержал у моего затылка. Его лицо стало нежным, и я поняла, что он знает, к чему я веду.

— Спасибо за то, что показал мне, что стоило рискнуть снова, дорогой. — Я наклонилась к нему, пока наши губы не соприкоснулись, и закончила: — Здорово наконец-то выиграть, и выиграть так много.

Его глаза вспыхнули, а в груди раздалось рычание, после чего он надавил мне на затылок, заставив опуститься на недостающие доли дюйма, и поцеловал меня.

Потом Макс перекатил меня на спину и еще раз показал мне, почему стоило рискнуть и дать шанс ему, нам, Колорадо и жизни.

* * *

— Не знаю, Фасолинка, — задумчиво протянула мама, стоя возле кассы продуктового магазина и глядя, как кассир пробивает мои покупки, — это похоже на праздник, а праздник не предполагает красное вино, пиво и макаронную запеканку. Праздник предполагает шампанское и лосося в тесте.

Мы с мамой покупали продукты к сегодняшнему ужину. Макс со Стивом дали нам время побыть вдвоем. Родители уезжали на следующий день, и по прибытии в дом Макса мама объявила, что желает свободную от тестостерона зону как минимум на два часа.

До приезда мамы со Стивом наш с Максом любовный пир прерывался множеством звонков, которые, как выразился Макс, раздражали всего лишь чуть меньше, чем звонок Гарри. Звонила мама, чтобы предупредить, что они со Стивом выезжают к нам на гору; звонила Линда, чтобы сообщить, что вместе с ней на макаронную запеканку приедет Ками; звонил Броуди, чтобы напомнить, что он тоже последний день в городе, и поэтому получил приглашение для себя, Минди, Барб и Даррена; поскольку Гно-Бон — это Гно-Бон, Арлин узнала про вечеринку и позвонила сообщить, что они с Коттоном тоже будут. Она не спрашивала насчет приглашения и повесила трубку раньше, чем я успела вежливо отказать.

Так наша вечеринка для пятерых превратилась в вечеринку для двенадцати.

Макса это не обрадовало. Мамин декрет о свободной от тестостерона зоне обрадовал его и того меньше. А добило его, когда мама заметила, что за его обеденным столом только шесть стульев, а нам понадобится усадить двенадцать человек. Поэтому она велела Максу и Стиву съездить купить дополнительных стульев и таким образом освободить дом от тестостерона.

Макс не относится к тем мужчинам, которых можно послать с поручением, поэтому согласился он только после того, как посмотрел на меня и спросил:

— И часто такое будет случаться?

— Какое «такое»? — спросила я в ответ.

— Полгорода у нас за столом.

Я наморщила нос и склонила голову набок. Видя выражение его лица, мне не хотелось отвечать «да», но ответ был именно «да». Я люблю готовить. Я люблю принимать гостей. Я люблю, когда мои друзья рядом. Так что такое, определенно, будет случаться часто.

Макс все понял по моему лицу, вздохнул, притянул меня к себе, поцеловал в лоб и вместе со Стивом отправился покупать стулья.

— Порционного, — закончила мама.

— Порционного чего? — спросила я, вручая свою кредитку кассиру.

— Порционного лосося в тесте, — ответила мама, и я повернулась к ней.

— Мама, я не собираюсь готовить порционного лосося в тесте на двенадцать человек. Это займет целый день.

— Это праздник, Фасолинка! Не важно, сколько времени это займет, потому что это особенное событие.

Я подписала чек и отдала его кассиру.

— Во-первых, я только что подписала чек. Я не собираюсь возвращаться в магазин, только чтобы накупить еще десять сумок еды. Во-вторых, Макс дал тебе два часа. Я знаю, тебе нравится Макс, потому что он отличный парень и не может не нравиться. И ты ему тоже нравишься. Но позволь дать тебе совет, не стоит его испытывать. Он отличный парень, но он также мужчина. А местным мужчинам не нравится, когда их испытывают. И последнее, я думаю, что местные жители будут счастливы с красным вином, пивом и макаронной запеканкой. Думаю, им не важно, что они едят на празднике, важно — с кем.

— Чертовски верно, — сказала себе под нос кассир. Я удивленно посмотрела на нее и улыбнулась неожиданной поддержке. Может, я тоже становлюсь местной?

Мама сердито зыркнула на кассира:

— Вы пробовали лосося в тесте?

Та посмотрела на меня:

— Я видела пять упаковок тертой моцареллы. Это для вашей макаронной запеканки?

— Да, — ответила я.

Кассир повернулась к маме и объявила:

— Все, что готовят с моцареллой, вкусно, особенно с пятью упаковками.

Я засмеялась, поблагодарила ее и потащила маму на выход. Мы выкатили свою тележку из магазина и направились к машине.

Мама шла рядом со мной и дулась. Я улыбнулась, глядя на полную продуктов тележку, потому что мама была такой милой, когда дулась. Должна признать, что, возможно, я так решила потому, что у меня любил потрясающий мужчина, так что мне все казалось милым.

Но все-таки я нежно сказала:

— Мама, хватит дуться. У нас осталось только сегодня, а потом ты уедешь домой. Не трать время на обиды.

Она нажала кнопку на ключе и открыла багажник.

— Хорошо, но только если ты пообещаешь, что не станешь спорить с тем, что я сейчас скажу.

У меня появилось нехорошее предчувствие. Если что и могло пробить брешь в моей эйфории, так это мамины безумные идеи.

Я остановила тележку, обошла ее и стала перекладывать сумки в машину.

— Это зависит от того, что именно ты скажешь.

— Ты не можешь спорить, Нина, потому что это важно.

Я прекратила свое занятие: судя по маминому голосу, это действительно было что-то важное. Я выпрямилась и посмотрела на нее. Ее лицо тоже подсказывало, что она собирается сказать что-то важное.

— Что? — прошептала я.

— Помнишь, что ты рассказала мне по дороге сюда про наследство, которое получил Макс от того убитого мужчины?

— Да, — ответила я.

— Так вот, я собираюсь обсудить со Стивом возможность дать вам денег, чтобы помочь заплатить налоги, чтобы Макс не потерял эту землю.

На моем лице отразилась нежность, и я подошла к маме.

— У тебя не получится, мама. Это здорово, но Макс никогда тебе не позволит, — сообщила я.

— У него не будет выбора. Я думала об этом и, судя по тому, как он относится к тебе и как ты относишься к нему, вижу только хорошее. Так что я считаю, что это будет мой вклад в будущее внуков, — ответила она. Я резко вздохнула. Я не задумывалась об этом: родить Максу детей, подарить ему семью. Мое тело напряглось, хотя сердце пело. — Он хочет, чтобы гора осталась нетронутой, ты хочешь, чтобы гора осталась нетронутой, а я хочу внести свой вклад и помочь вам сохранить ее нетронутой. Ради тебя, ради Макса, ради ваших детей, их детей и так далее.

— Мама...

— Не спорь, солнышко, и не рассказывай Максу, пока я не поговорю со Стивом.

— Тебе не нужно говорить со Стивом, потому что я собираюсь продать дом Чарли и потратить эти деньги на уплату налогов, — выпалила я, прежде чем успела обдумать, и напряглась еще больше.

— Что? — потрясенно выдохнула мама, внимательно вглядываясь в мое лицо. Она знала, как я отношусь к дому Чарли.

Боже мой, что я говорю?

«Сделай это, Фасолинка, — произнес Чарли у меня в голове. — Время пришло. Отпусти прошлое. Просто отпусти. Я всегда буду рядом».

«Чарли...»

«Отпусти прошлое, солнышко. Я хочу, чтобы ты сделала это для Макса, ради вашего будущего. Тебе не нужен этот дом, чтобы я был рядом. Я всегда буду с тобой».

«О Чарли».

«Всегда, Нина».

— Нина! — резко окликнула мама, сжав мою руку, и я сосредоточилась на ее лице и перестала мысленно разговаривать с мертвым братом. — Ты правда собираешься продать дом Чарли?

— Он бы этого хотел, — сказала я ей правду. — Я... — Я посмотрела на сумки с продуктами, потом снова на маму. — Думаю, я использовала этот дом, чтобы цепляться за него, потому что у меня не было ничего другого. Даже когда я была с Найлсом. Я держалась за этот дом, потому что старалась сохранить хотя бы частичку Чарли. Но Макс сказал, что самое драгоценное — это мои воспоминания о Чарли. И он прав. Чарли все время со мной. Мне не нужен его дом, чтобы он был рядом. И я думаю, если бы Чарли был здесь и имел возможность так поступить, он бы захотел сделать все, что можно, как ты, чтобы сохранить гору Макса нетронутой. Ради Макса, ради меня и ради... — Я улыбнулась, но мои губы дрожали, а к глазам подступили слезы. — ...наших детей.