Земельные захваты феодалов и короны, соединение крупной земельной собственности с политической властью, развитие государства, его налогов, земельной регалии и частного права, бесконечные войны — все это привело к обеднению многих бондов. Особенно развились в то время отношения долговой кабалы и прекарные, которые фиксируются еще в начале XIV в. Обедневшие бонды передавали свою землю, прочую недвижимость и отчасти свою независимость «в дар» какому-либо состоятельному человеку, становясь его холопами или лично зависимыми земельными держателями. Такие люди имели выразительные названия: «трэль по дару», «тот, кто сел на скамью для слуг» (дат.). Одним из важнейших факторов развития прекарных отношений была долговая кабала, особенно от церковно-монастырских учреждений. Причем, если имущества несостоятельного должника не хватало на покрытие долга, он «отрабатывал телом» кредитору, превращаясь в его кабального холопа. Таких холопов, в том числе «штрафных трэлей», использовали по всей Скандинавии, особенно в имениях короля.
Размывание слоя бондов сопровождалось разрушением одаля, распадом большой семьи, дроблением земельной собственности и ее движением, что стимулировалось также развитием товарно-денежных отношений. Если раньше одальменом считался человек, владеющий одалем или арвом на протяжении трех-пяти поколений, то теперь арвом становится земля, доставшаяся от отца. В число одальменов включаются люди, получившие землю от короля или в счет уплаты вергельда.
Стремясь затормозить распад одаля, сохранить слой своих тяглецов — лично свободных крестьян-собственников, государство предпринимает консервацию бёрдрэтта, запрещает прекарные отношения, дарения земли церкви и т.п. Но, безусловно, роль государства в отношении бондов была противоречивой: ведь объективно своим правом и фискальным нажимом то же государство способствовало сокращению числа «старых» бондов и снижению их социальных позиций. Кроме того, в конце XI—XIII в. корона захватывала общинные угодья, что тяжело отражалось на хозяйстве крестьян. Большинство вновь колонизованных земель объявлялось собственностью государства, господ, церкви. Бонды вытеснялись на худшие земли, а новопоселенцы превращались в держателей земли.
В эти же столетия в Скандинавии завершилось формирование регулярных государственных налогов. Первым из них стал ледунг-лейданг, который из личной правообязанности свободных людей превратился в обязательное подоходное обложение — скатт. Кормление теперь также заменялось регулярной продуктово-фуражной повинностью (вейцла, малый скатт, спаннмоль). Прибрежные крестьяне по-прежнему несли сторожевую службу и снаряжали (либо оплачивали) суда с их командой. Бонды обязаны были предоставлять постой (естнинг) чиновникам и солдатам короля, ездить по его поручениям. Церковные поборы и судебные штрафы еще более усложняли положение бондов.
Не случайно введение регулярного государственного поземельного обложения, как и церковных поборов, вызвало в Скандинавии серию народных восстаний. В Дании крупные мятежи бондов произошли в 80-е годы XI в. — при попытке обложить их десятиной, в 1249—1250 гг. — при попытке собрать поземельную подать. В Швеции известно восстание бондов Упланда 1247 г. Обложение постоянными налогами рассматривалось бондами Норвегии и Швеции как «отнятие одаля», т.е. присвоение королями прав бонда на его наследственную землю, и как признак несвободы — установления зависимости от короля.
Теперь место хусбондов заняли скаттебонды — государственные тяглые крестьяне. Они составляли высшую, наиболее лично и хозяйственно привилегированную, состоятельную и общественно активную категорию феодально-зависимого крестьянства, внеэкономическое принуждение которой абсолютно преобладало над экономическим. Противодействие бондов королевскому фиску сохранялось долго. Бонды служили опорой областного сепаратизма, поддерживали аристократию в ее стремлении сохранить консерватизм областных законов. При этом среда скаттебондов не была однородной. Немногочисленные, так называемые «могучие» бонды (стурбонды или хольды), которые обладали значительными земельными владениями, являлись по сути мелкими вотчинниками. Часть их, поступив на службу королю, вливалась в состав служилой знати. На противоположном полюсе оказались неполнотяглые скаттебонды, которые для уплаты полного тягла объединялись в группы. Наконец, большая часть обедневших «старых» бондов (хусбондов) в XII—XIII вв. превратилась в вотчинных земельных держателей — ландбу.
Слой ландбу также претерпел изменения: теперь это преимущественно зависимое крстьянство. Оно подразделялось на несколько групп: лично наследственные и поземельно-зависимые держатели, лично свободные срочные держатели, хусманы (держатели хижины с клочком земли), дворовые холопы и наймиты. Первоначально в вотчинах решительно преобладал слой лично зависимых трэлей (бывших рабов), затем в Дании и Норвегии с XII в., в Швеции с XIII в. возобладали лично свободные держатели земли. Этот процесс был основной тенденцией развития вотчинного крестьянства в странах Северной Европы рассматриваемого периода.
Вообще личная несвобода — трэльдум — была распространена в Северной Европе вплоть до середины XIII — начала XIV в. Во всех скандинавских законах того времени имеются разделы о трэлях — безземельных людях, состоявших в полной лично наследственной зависимости. Различались трэли урожденные («выросшие в доме»), купленные, «похолопленные» пленники и преступники, а также полные трэли и отпущенники в первом или последующих поколениях. Среди трэлей были домашние слуги, держатели земли, министериалы, но в узком смысле полный трэль — это прежде всего холоп.
Полный трэль не имел личных гражданских прав, он был в полной собственности господина и отчуждался подобно крупному скоту; его вира была в 10 раз ниже виры свободного лица, занятого теми же видами труда. Среди вотчинных трэлей закон особо выделяет лишь управляющего и старшую служанку, которой позволялось «сидеть рядом с госпожой». Число домашних трэлей еще в XII в. было значительным: по нескольку десятков холопов — в барских усадьбах, до трех трэлей — в гордах полноправных бондов.
Состоящий в трэльдуме земельный держатель в латиноязычных документах обычно именовался сервом, колоном или вилланом, а в скандинавоязычных — фостре («урожденный раб») или фрельсгива («отпущенник»), лейсинг («лишенный»). Он обладал жилищем и каким-то хозяйством. Фрельсгива имел право защищать себя в суде, свидетельствовать по уголовным делам, а в Дании даже участвовать в ледунге, но не имел голоса в делах общины и подчинялся суду господина. За участок, на котором он сидел, не имея на него прав собственности, — размером обычно в 2/3 свободного держания — фостре нес преимущественно барщину. Более всего фостре распространились в Дании, меньше всего — в Норвегии. В обстановке широкой внутренней колонизации и растущей дробности владений фостре, которых чаще всего сажали именно на новину (нуодлинги), где использование барщины и других сервильных повинностей было затруднено, в течение нескольких поколений превращались в лично свободных срочных держателей. Кроме того, трэль мог освободиться за выкуп, по завещанию и т.д. либо убежать от хозяина, превратившись затем в бродягу, наймита, горожанина или крестьянина на слабозаселенных окраинах.
Очевидно, что трэльдум в Скандинавии XI — начала XIV в. — это состояние, охватывавшее ряд переходных типов личной зависимости, в разной мере сочетавших реликтовые формы домашнего рабства эпохи варварства, и уже феодальную лично-поземельную зависимость, аналогичную серважу во Франции, вилланству в Англии и др. К XV в. трэльдум изжил себя.
Исчезновение трэльдума (как и повсюду в Европе) было следствием изменения поместной организации под воздействием развития товарно-денежных отношений. Немаловажно также, что в скандинавских условиях того времени рост крупного землевладения усиливал его дробность; соответственно увеличивалась роль надельной системы и соответственно уменьшалось значение сервильных обязательств, барщинного труда.
