– Скажите, доктор, а профессор Уит Вендерс выступал публично с этими идеями?

– Да, конечно. На двух конгрессах в Нью-Йорке и Филадельфии. Его доклад приняли шестьдесят процентов светил от психиатрии.

– А остальные сорок?

Мой оппонент поправил галстук и вновь пошарил по затылку пальцами. Его выпученные глаза на секунду прищурились, затем вновь сверкнули, будто он родил гениальную мысль.

– Всегда найдутся завистники.

– Как отреагировало правительство, сенат, чиновники?

– По-разному. В сенате проявили сдержанность, некоторые влиятельные политики заинтересованы в наших разработках.

– Я догадываюсь. Вы научились управлять человеком. Я видел любопытную фотографию в газете, сделанную во время одного из конгрессов. Рядом с профессором Вендерсом стоит крупный чиновник из ФБР. Не значит ли это, что спецслужбы заинтересовались вашими разработками?

– Спецслужбы и армия всегда были заинтересованы в наших исследованиях. Ведь здесь нет никакого секрета или открытия. Вспомните первую мировую войну. Вы думаете, японцы были фанатиками и патриотами, и это заставляло их лезть в управляемые торпеды и направлять их на корабли противника? Нет, конечно! Японцы – цивилизованная нация. Они раньше других открыли лоботомию и сумели создать камикадзе в начале века. «Человек-смертник!» В то время как в Европе и у нас первая подобная операция была сделана в тридцать пятом году. Но с тех пор прошло около двадцати лет, а наука не стоит на месте.

Он вновь зашагал по кабинету. У меня складывалось впечатление, что я его не интересую, что он разговаривает сам с собой перед зеркалом. Если бы еще накинуть на его лысину треуголку, в исполняемой им роли просматриваются черты генерала Бонапарта.

– Но любая операция такого рода делается только с разрешения родственников либо согласия самого больного, – закончил он свою мысль.

– Вы прекрасно знаете, что это не так. У заключенных никто не спрашивает разрешения, их принуждают подписывать любой документ под воздействием силы. А ваш любимый шеф интересовался мнением солдат, когда открыл фильтрационные лагеря для реабилитации фронтовиков, демобилизованных из Кореи? У меня складывается такое впечатление, что Билль о правах придумали школьники для игры. Вы забыли, о чем гласит четвертая поправка? Я напомню. Она устанавливает гарантии неприкосновенности личности, жилища и имущества граждан.

– Вы очень возбуждены, молодой человек.

– Меня зовут Дэн Элжер, а не молодой человек и не номер Б-13-478. С меня вы тоже потребуете расписку? И как мне подписать ее?

– С вас подписка не потребуется. Вы направлены в больницу Комиссией по правам душевнобольных и заключенных. Она свой диагноз поставила и передала вас на наше попечение. Теперь мы вправе поступать с вами по собственному усмотрению. Государство за вас ответственности не несет.

Он ткнул в меня пальцем. Этот жест выглядел как приговор судьи, когда тот ставит точку.

– Ни одна комиссия в мире не обладает такими полномочиями. Никто не вправе решать судьбу человека, кроме суда.

– Комиссия имеет полномочия суда. Конгресс Соединенных Штатов наделил этот орган достаточно сильными правами и полномочиями. Все ваши выпады, молодой человек по имени Дэн Элжер, имеющий порядковый номер Б-13-478, ни к чему не приведут. Ваша судьба будет решена на коллегии профессоров. А теперь, мистер Б-13-478, – вам это имя подходит больше всего – вас отправят на место.

За моей спиной раскрылись двери. Двое санитаров подхватили меня под руки и поволокли обратно.

Эта встреча развеселила меня. Если не вдумываться в смысл услышанной лекции, то я видел лишь слабость своего противника, а не силу.

Они боялись. Они напуганы, они не верят в свои силы. Так это или нет, но этот вывод окрылил меня. Если выбить у них из-под ног подпорку, то все эти черти от науки будут выглядеть как слепые котята. Правда, подпорка была достаточно крепкой.

Меня вернули в блок, когда коридор был заполнен гуляющим стадом. Я влился в поток и стал вертеться вместе с остальными. Сегодняшний день дал мне многое.

Ненадолго меня оставили в покое. На следующее утро повторилась знакомая процедура. Меня вывели из блока и повели по лестничной клетке вниз. Туда, куда я так стремился. На сей раз меня сопровождали три охранника – двое шли за моей спиной, один впереди.

Так мы спустились на первый этаж и остановились возле входной двери. Такая дверь могла охладить пыл любого беглеца. Стальная махина с множеством замков. Не менее пяти минут охранник звенел связкой ключей, пока эта броня не отворилась. Наконец мы вышли во двор.

Задняя сторона здания не имела окон. С этой невидимой стороны находилась такая же зеленая площадка, но вместо стены я увидел по другую сторону такие же корпуса. Сколько еще рядов, состоящих из таких каменных мешков, определить невозможно. Одна цепь зданий загораживала другую. Кто может догадаться, что в десятке миль от приморского калифорнийского городка расположен другой, скрытый от людских глаз, никому не известный фантастический город с необычными жителями, лишенными имен, семьи, своего очага и какой-либо собственности. Единственное, что они имели, – это жизнь, но и та принадлежала не им, а дана была во временное пользование.

Меня поставили лицом к стене дома, и я ждал, пока дверь не была задраена. В одном Экберт прав: лазеек в этом царстве не предусмотрено. Даже оказавшись во дворе, я оставался беспомощным. Если мои охранники заснут на ходу, то мне все равно никуда не деться. Я помню, как проходил через контрольный пункт к Хоуксу. Вызволить меня отсюда сможет только Хоукс, если он все еще заинтересован во мне. А таких гарантий у меня не было. Я знал о нем столько, что ни один человек на его месте не захотел бы выпускать на свободу ходячее и языкастое досье. Верить в Хоукса как в спасителя так же безнадежно, как в побег при помощи веревки. Во всяком случае, я бы не промахнулся, стреляя в красный круг на белой мишени.

Меня подвели к соседнему зданию, и я вновь уткнулся носом в кирпичную стену. Та же долгая процедура с замками, такая же лестница и точная копия белого коридора, но с той лишь разницей, что мы поднялись на второй этаж.

Конвой сопроводил меня в одну из комнат, очень похожую на кабинет, в котором я выслушал лекцию о современных методах психохирургии.

Стул стоял по центру, стол сбоку. Теперь свет не таранил мое зрение, и я мог видеть сидящих за ним людей. Их было трое. Одного я знал. Тот самый тип, который заходил в кабинет Хоукса. Позже я узнал, что зовут его Уит Вендерс; двое других, что сидели но обеим сторонам от него, выглядели обычно и непритязательно. Без белых халатов они сошли бы за банковских служащих и добропорядочных отцов многодетных семейств.

Мне предложили сесть. Конвоиры остались в помещении. Один у двери, двое за моей спиной.

Вопросы задавал Вендерс. Либо он меня не узнал, либо не подал виду. Голос его звучал ровно, тихо, но отчетливо.

– Как ваше имя?

– Дэн Элжер.

– Профессия?

– Профессиональный военный в отставке.

– Имеете жалобы?

– Имею. Не наедаюсь. Постоянно ощущаю чувство голода.

– Еще?

– В остальном претензий не имею.

– Вы знаете, где вы находитесь?

– На Тихоокеанском побережье Соединенных Штатов Америки. В десяти милях к востоку от Санта-Барбары, в курортном местечке, носящем имя старого маразматика Ричардсона.

– У вас были травмы головы, сотрясения мозга?

– Нет.

– Почему у вас повязка на голове?

– Мой приятель делал электропроводку, а я держал лестницу. Молоток сорвался и упал, слегка задев мой череп.

– Среди ваших родных или родственников кто-либо страдал психическими заболеваниями?

– Мать, когда вынесла решение произвести меня на свет.

– А отец?

– Ну, он меня не рожал. У него не хватало на это времени.

– Запомните число 0, 3, 9, 6, 4, 1, 9, 7, 2.