– Твое счастье, Томпстон, что я не амбициозный человек, – ухмыляясь, заявил Сойер. – Но твои амбиции переливаются через край. Ну ладно, валяйте.

– Зря ты так, Фил. Дело в том, что лейтенант доверяет только твоим заключениям. Ты лучший спец в этом деле на всем Тихоокеанском побережье. Как можно упустить такой шанс и не воспользоваться твоими услугами? Я уверен, что повторное вскрытие дало много интересных дополнений.

– Конечно, Дэн. Ты был в этом уверен с самого начала и поэтому настоял на повторном вскрытии. Только я не Чакмен и умасливать меня не надо.

– Отчего умерла женщина?

– От сердечного приступа. Мой коллега сделал правильное заключение.

– И это все?

– Нет, конечно. Ей вкололи литазол. Уникальное средство. В Южной Америке этим средством пользовались охотники на зверя с ценным мехом. Загоняли шприц в ствол снайперской винтовки и стреляли в гепарда. Животное моментально теряло ориентацию, слепло и через полминуты погибало от разрыва сердечных сосудов. При этом мех не был испорчен пулей крупного калибра.

– Что входит в состав этой отравы?

– Яд белых муравьев, которые водятся в джунглях Бразилии, Колумбии и в некоторых районах Мексики. А также морфий или другой очень качественный наркотик, который вызывает повышенное сердцебиение или кровообращение, как вам угодно. Муравьиный яд оказывает противоположное действие, и сердечные сосуды не выдерживают. Но это для вас, для дилетантов, в общих словах. Яд и морфий быстро растворяются в крови и практически не оставляют никаких следов. Доза при этом нужна незначительная. Только при тщательном анализе крови можно обнаружить наличие литазола. Но такой анализ нужно делать в лаборатории, имеющей определенные условия. Первичный диагноз, сделанный моим коллегой, верен и не вызывает сомнения. Через сутки после смерти яд вообще не удается обнаружить.

– Минутку, Фил, но ты сделал вскрытие спустя две недели после смерти. Как же ты мог обнаружить наличие литазола в крови?

– Никак. Тут есть другой фокус. Муравьиный яд оставляет следы на костях. Не сразу, а примерно через неделю на некоторых участках скелета появляются белые пятна, словно кто-то отполировал кость в этом месте. С учетом того, что смертельная доза очень мала, такие пятнышки найти трудно. Пораженных участков может быть всего два-три на целом скелете, и те не превышают размера водяной капли. Я на них наткнулся случайно, когда распиливал ребра.

– Но почему твой коллега ничего не написал в отчете о следах от укола?

– Укол делал мастер. Кольнули под самым мозжечком. В волосяном покрове след от иглы найти практически невозможно. Если бы дама была лысой, след бы обнаружили моментально, но женщины имеют привычку носить длинные волосы.

– К тому же такой укол очень удобно делать. Жертва не подозревает, что в руках убийцы шприц. Убийца подходит к жертве со спины, а дальше дело техники.

– Ты прав, Дэн.

– Возникает второй вопрос. Если яд в крови невозможно обнаружить и при этом вскрытие показывает, что человек умер от сердечного приступа, а при таком заключении никто не попадает под подозрение в убийстве, то зачем убийце понадобилось обливать лицо жертвы кислотой.

– На этот вопрос должны ответить вы, господа сыщики. Добавлю лишь одну деталь к уже сказанному. Прошло достаточно времени после ее смерти, часа два, точно сказать не могу, а уж потом убийца вылил кислоту на лицо. Дело в том, что кожная ткань живого человека или только что умершего реагирует на кислоту по-другому, не так, как если бы ее выплеснули через час. Женщина умерла часа за два до того, как ее изуродовали.

– Не исключено. В том месте, где мы ее нашли, нет никаких следов. Если человеку обожгли половину лица кислотой, то ковер был бы залит не только кислотой, но и кровью.

– Конечно. Через пару часов кровь сворачивается и не брызжет фонтаном. Ну что ж. Ты умный парень, Дэн. Ломайте голову дальше, а мне пора к своим покойничкам.

– Ты уже осмотрел труп Хельмера?

– Могу сказать только одно – удар нанесли опасной бритвой. Человек, сделавший это, имеет опыт в таких делах. Точное попадание в сонную артерию и рассечение позвоночных хрящей. Будь бритва немного больше по размеру, голова слетела бы с плеч. Жертву никто не держал, ему не заламывали рук, на него не дышали. Смерть наступила мгновенно. Скорее всего работал одиночка, и он выполнил свою работу за несколько секунд.

После того как Томпстон вышел из кабинета, Сойер сказал:

– Пять лет назад в Сан-Франциско выловили маньяка, который резал глотки проституткам. Тот же почерк. Одним ударом лезвия он сносил голову жертве. На шестой его накрыли.

– Что с ним сделали?

– Точно не помню. Кажется, он был признан невменяемым и его упрятали за решетку пожизненно.

– Как звали того маньяка?

– Чебретори. Итальянец. Полного имени не помню. Надо подать заявку в ФБР, чтобы они посмотрели по своей картотеке. В одном Томпстон прав, этот тип не первый раз режет глотки. Таких случаев не слишком много, и все они на учете.

– Хорошо, Кит. Насчет Рокки мы договорились, ты его не трогаешь. Вечером я позвоню тебе домой и доложу обстановку.

– Почему ты так уверен, что погибшая блондинка не Лионел Хоукс?

– Потому что Лин жива. Но если мы не выдержим дистанции, то нет гарантий того, что она доживет до окончания следствия. Такую машину трудно остановить одним нажатием кнопки, маховик крутится с огромной скоростью, и он движет гигантский механизм. Поломка одной детали мало что изменит. По инерции в мельницу попадут невинные жертвы, их сотрет в порошок. Я уже представляю себе эту машину и начинаю понимать принцип ее работы, но этого недостаточно, Кит. У нас нет той силы, которая сможет что-то изменить в одночасье. Нужна подготовка, тщательная разборка каждой детали в каждой цепи. Пока что мы не можем претендовать на роль механиков. Своим оголтелым выпадом мы лишь обломаем себе зубы и подвергнем опасности других людей. Если бы ты только смог меня понять, Кит, мы сделали бы больше, чем ты себе представляешь.

– Очень образная картина, но не для моего ума.

– Я не хочу тебя окончательно запутать в этой паутине, потому что на многие твои вопросы у меня пока нет ответа. Дай мне время, и картина будет не образной, а реальной, с именами и фактами. Постарайся убедить капитана не пороть горячку. Это не ординарное дело, которое можно бросить в архив. Думаю, что если мы дойдем до конца, то грандиозного скандала не избежать.

К пяти часам я был в своем офисе и ждал звонка от Рика. Он позвонил на пятнадцать минут позже.

– Что за выходки, Рик? Я же тебе запретил ездить в Санта-Роуз.

– Не кипятись, Дэн! Я не могу тебе все объяснить, звоню из бара «Кика». Дела идут нормально. Главное то, что я нашел «Кадиллак»! Отчет я подготовил в фотографиях, портье, наверное, уже отослал тебе пакет…

– Какой портье?

– Я остановился в гостинице «Виктория» на Сайер-стрит, номер 324. Через час у меня встреча с Джеком Арлином. Это брат Тины Баримор, я тебе о нем рассказывал. Джек готов помочь нам, он знает немало об этой банде. Через его нотариальную контору проходили некоторые документы яхт-клуба. Ну ты разберешься, я сделал надписи на фотографиях с обратной стороны.

– Где ты встречаешься с Арлином?

– У себя в номере.

– Слушай меня внимательно, Рик. Ты забаррикадируешься в своем номере и не будешь высовывать оттуда носа, пока я не приеду. Сейчас я сажусь в машину и через три часа буду у тебя. Откроешь мне на четыре стука с небольшим интервалом.

– Не валяй дурака, Дэн, я не могу отменить встречу с Джеком. Это очень важно.

– Плевать мне на Джека. Если ты не выполнишь моих инструкций, то считай наш контракт разорванным. Ты звонишь от стойки?

– Нет. Здесь есть будка возле клозета.

– Посмотри в зал. Там много народу?

– Да нет, не очень.

– Подозрительные типы есть?