В нём чувствуется деловая хватка и прямота, отягощённая полномочиями. Но перед ним — «человек внутренних инстинктов», который слушается только их.

- Я бы предпочёл этого не делать.

- Почему? - Удивление его вполне натурально, с оттенком лёгкой досады.

- Вы недостаточно компетентны, чтобы понять услышанное.

Я не стесняю себя в выборе формулировок, потому что при всех вариантах развития событий вижу один и тот же неутешительный итог.

В первое мгновение ярость закипает в его глазах, но он тут же профессионально справляется с эмоциями и безудержно смеётся, пряча от меня негативные чувства поглубже. Потом когда-нибудь они настигнут его в самый неподходящий момент, вернувшись с удвоенной силой. Но это будет потом. А сейчас мне нужно ему что-то сказать, если я надеюсь продолжить работу над проектом.

- Боюсь, что вас не утешит даже тот факт, что я не знаю и другого человека, которому бы можно было изложить «промежуточные результаты».

- Да, мне рассказывали про вас в очень лестных выражениях. И про странности ваши тоже, которые, как я понимаю, являются частью вашей квалификации. Но искусство менеджмента, к сожалению, требует некоторых обязательных процедур. Давайте так: вы изложите, а я, уж так и быть, посижу дураком на этом празднике мысли. Может, и меня коснётся просветление.

- Вряд ли. Но я к вашим услугам в любое время.

- Могу ли я пригласить кого-нибудь ещё?

- Имеете полное право.

Борис Борисович решает не откладывать рассмотрение дела в долгий ящик и назначает мне аудиенцию на вечер. После конца официального рабочего дня, что вполне обычно для нас, но в его интерпретациях это должно выглядеть, как первое предупреждение и демонстрация власти.

Как и обещал, он приводит с собой союзника и свидетеля. Кого-то из «американцев», то есть кураторов «оттуда». Мы отрабатываем не отечественный капитал, хотя физически сидим в Москве.

Мы запираемся в комнате для «митингов». Я беру в руки фломастер и выхожу к доске. Как школьник. Я понятия не имею, о чём мой «доклад». Я только вижу перед собой двух озабоченных людей, желающих мне скорейшей смерти на священном костре. И это зрелище меня вдохновляет. Рисую обыкновенный круг. Ставлю жирную точку за пределами круга. Спрашиваю их:

- Где находится точка? Вне проекции сферы или внутри неё?

- Это проверка на интеллект? - Борис Борисович имеет в виду, что ему-то она как раз ни к чему.

- Это всего лишь вопрос, который задаст контекст нашей беседы. Или не задаст.

- Вне, - отвечает другой слушатель, которого демократично зовут Марк, без всяких отчеств.

У них там, в США, нет этих глупостей.

- На основании чего вы делаете ваши выводы?

- Вы нарисовали проекцию сферы, как вы сами выразились. Нет такого ракурса, с которого бы точка оказалась внутри, если она отсюда видна снаружи. Будь это трёхмерная модель — тогда другое дело. Но проекция-то плоская.

Он слегка многословен, на мой вкус.

- Вы тоже так считаете, Борис Борисович?

- Полностью согласен с коллегой.

Его ироничный взгляд как бы намекает, что мне не отвертеться. Но я и не собираюсь.

- Будьте добры, пройдите вот сюда. - Показываю Марку место у края доски.

Он послушно выполняет мою просьбу.

- А теперь скажите, что вы видите.

На его лице замешательство. Я знаю, что точка переместилась внутрь нарисованного круга, и от этого несуразного смещения его твёрдый мир начинает плавится. Но у него есть ещё обязательства перед партнёром и «здравый смысл».

- Всё, как прежде, - врёт он, протирая глаза.

- Борис Борисович, - приглашаю и второго.

Он, конечно, менеджер, и всё такое, но лицом совершенно не владеет. Его вопросительный взгляд направлен на Марка: мол, как скажешь, так и озвучу.

- Как прежде, - выдыхает он, боясь глядеть на доску.

Эта фраза буквально выкачивает из него силу. Без остатка.

- Тогда мой доклад закончен. - Возвращаю фломастер на стол. - Если, конечно, у вас нет вопросов по существу дела.

Марк, Борис Борисович и Шеф целый час ругаются в кабинете. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: ВРИО и заокеанский гость требуют моего увольнения, а Шеф брызжет слюной, уверяя, что достойной замены не найти. Аргументы и той, и другой стороны, скорее, иррациональны. И любое их решение не будет правильным.

Начинаю собирать вещи, чтобы не тратить время попусту. Коллеги, оставшиеся к тому позднему часу в офисе, смотрят на меня и ещё пока ничего не понимают. Я тоже не совсем представляю себе дальнейшие действия. Пока я хожу ногами и дышу воздухом, мне нужны деньги. В моём сегодняшнем состоянии я вряд ли найду другую работу в осмысленный срок. Профессия моя — в высшей степени невостребованная. Стать альфонсом, переехав к Алине? Она вытерпит? Ах, да! Мы же в ссоре. Остаётся работать каталой у гаишников, набрасывая на них «петли». Или можно попробовать подзаработать, продавая марсианские пейзажи окраин Элема.

В конце концов, распахивается дверь кабинета. Шеф направляется ко мне с вердиктом «в руках». Они не просто сломали его, они ещё и заставили его самолично довести до моего сведения их решение. Ему не позавидуешь. Останавливаю его взглядом и заставляю молчать. Он видит коробку с барахлом, протягивает вялую пятерню. Жму её. Беспечно улыбаюсь. Собираюсь уходить.

- Продержись какое-то время. Я всё улажу, - говорит вдогонку он.

Киваю и выхожу за дверь, зная, что делаю это в последний раз в жизни.

Мы уже третий час сидим с Тимофеем в какой-то забегаловке на «Рижской». Подходят к концу вторые «поллитра», поэтому его движения становятся всё более неловкими, а речь несвязной. На меня водка действует только как наполнитель желудка. Привычные симптомы отравления напрочь отсутствуют. Когда это случилось впервые, я, помнится, даже запаниковал. А теперь нахожу в этом некое пикантное удовольствие: играть пьяного гораздо интересней, чем просто быть им.

- Да ты пойми, - горячится Тимоха. - Свой бизнес — это совсем другие горизонты. О финансовой стороне дела я даже не говорю.

- С чего ты взял, что меня интересуют большие грязные деньги?

- Вздор! Ты же ездишь каждый день на эту свою... Как её? «Спортивную». На дядю горбатишься. А тут своё, кровное. Сам себе хозяин.

- Уже не езжу.

- Чего?

- Уволился.

- Когда?

- Сегодня.

Тимофей переваривает полученную информацию. Его лицо озаряется внутренним светом.

- Да это же знак тебе! Ты что, не понял?

- Что знак, понял. Только я интерпретирую его по-другому.

- А! - он машет на меня рукой, как на душу, окончательно пропащую. - Ты опять об этих глупостях. Завязывай. В дурку они тебя приведут — помяни моё слово.

Тима — единственный, кому я однажды признался в появившихся у меня сомнениях насчёт мирового материального устройства и своих новых способностях. Уже тысячу раз пожалел. Для него не существует ничего, что нельзя конвертировать в монеты. Если б хотя бы карточные фокусы или предсказания судьбы — то другое дело. Вмиг бы озолотились. Но вместо этого — какой-то странный город, наводнённый психами. Я не борюсь с его жизненным кредо, следуя золотому правилу: заблуждаться следует тихо, чтобы не мешать остальным.

- Тёлку вчера снял — пальчики оближешь, - сменил неожиданно тему он. - У тебя там, кстати, как? Даёт?

- Всё нормально, - вру, сотворив на лице гадкую ухмылку.

- Женись на ней. Она баба хорошая. Я тебе авторитетно заявляю. Давай за нас, а?

Судя по скачущей повестке дня, наша встреча приближается к развязке. Если у него, конечно, не возникнет идей. Так и есть.

- Я знаю тут один приличный бордель.

Но и на этом откровении наши посиделки не заканчиваются, как ни странно. После «про баб-с» мы неожиданно скатываемся в «глобальное». Возражаю ему вяло и больше для себя — он вряд ли вообще завтра вспомнит.

- Жулики кругом! - гремит Тимоха. - Проходимцы!