Наконец мы добираемся до серых грязных складов. Миновав их, выходим на широкую улицу и замираем. Большие группы людей переносят раненных и убитых. Изуродованных, лишившихся конечностей, без сознания. Всех их относят в один из складов, на котором красной краской неумело нарисован красный крест. Я ожидал не такого. Предполагал, что окажусь среди развалин, а оказался среди трупов. Нет, здесь у меня явно ничего не выйдет.

- Прости, Боггс, но боюсь, что у меня здесь ничего не получится.

Солдат смотрит в мои глаза, а я в его. Я впервые замечаю, что глаза его глубокого серого оттенка, как у Китнисс, Гейла и Хеймитча. Глаза жителя Шлака. Должно быть, его предки были из небогатого сословия древнего Дистрикта-13 еще до восстания.

- Получится, Пит. Ты, конечно, не произведешь такого фурора, как Китнисс, но подействуешь на них как лекарство. Им нужно видеть тебя, знать, что ты еще жив и не опускаешь руки.

Тут к нам подходит мужчина, руководивший до этого толпой людей, принесших коробки с медикаментами. Он выглядит устало, повязку на его руке давно пора поменять, а из зеленых глаз будто выкачали всю жизнь. Он поправляет автомат на плече и нож на поясе, чтобы ремни не так сильно врезались в кожу. На секунду он отвлекается, показывает, куда нести раненных, а потом поворачивается к нам.

- Командующий Восьмым Мерен, - представляет ее Боггс. – Капитан, это наши солдаты. Мадж Андерси, Гейл Хоторн, ну, и конечно, Пит Мелларк.

Мерен пожимает наши руки и внимательно смотрит на меня.

- Рад, что ты в порядке, Пит. Мы уже сомневались, жив ли ты.

Мне кажется, или он меня обвиняет?

- Долгий реабилитационный период, - поясняет Боггс, стараясь оправдать меня. – Но, тем не менее, он настоял на приезде.

- Будем надеется, что на раненых он хорошо подействует, - кивает капитан.

- Только не говорите мне, что вы помещаете их всех в один склад? – недовольно бурчит Гейл, оглядываясь на госпиталь.

Тут я с ним согласен. Любая эпидемия – и они все погибнут.

- Это все же лучше, чем бросать их умирать в одиночестве, - теперь уже очередь Мерена оправдываться.

- Я имел в виду другое.

- Тем не менее, у нас нет особого выбора. Я буду вам чрезмерно благодарен, если вы придумаете что-нибудь получше и убедите в этом Койн, - спокойно отвечает Мерен и направляется к госпиталю. – Заходи, мальчик, бери с собой друзей.

Я иду следом за ним, не оглядываясь на компанию у меня за спиной. Передняя часть склада огорожена коробками и закрыта брезентом. Взгляд невольно падает на гору трупов, лица которых закрыты белыми простынями.

- Мы начали рыть общую могилу на окраине Дистрикта, но нам помешала бомбежка. И потом, у меня просто нет свободных рук, чтобы отнести их туда, - объясняет Мерен.

Он находит щель в брезентовых шторах и раздвигает их в сторону. Делаю шаг внутрь и получаю мощный удар по обонянию. Мне хочется не дышать, лишь бы не вдыхать ужасную вонь рвоты, гноя, крови и грязного постельного белья. Все шесть люков открыты, но свежий воздух не поступает в помещение. На складе царит полумрак, так что мне необходимо несколько минут, чтобы глаза привыкли к темноте. Едва я начинаю различать силуэты, я вижу несколько сотен раненых людей. Они лежат на койках, раскладушках, тюфяках и на полу. Места непростительно мало. Плач их родных, стоны раненных и жужжание больших черных мух сливаются в ужасающий вой.

В наших Дистриктах никогда не существовало настоящих больниц. Мы умираем дома, но уж лучше умереть среди родных, чем здесь. И тут же вспоминаю, что у них теперь нет домов…

Чтобы не дышать вонью, втягиваю воздух ртом. Струйки пота катятся по спине, перед глазами все плывет, но тут я ловлю на себе два выжидающих взгляда. Боггс и Мерен смотрят на меня в упор, оба явно желают знать, действительно ли я победитель, преодолевающий свое презрение и страх. Шагаю вперед, в центр склада, протискиваясь сквозь ряд коек.

- Пит? – улавливаю я правым ухом и поворачиваю голову. Молодая девушка с замотанной грудью тянет ко мне руку, а я хватаюсь за нее, как утопающий за соломинку. Бинты не останавливают кровь, цвет ее майки невозможно установить, ей явно очень больно, но я вижу в ее глазах надежду и счастье.

- Пит, это правда ты? – шепчет она, едва разжимая губы, так что мне приходится присесть на край ее кушетки и наклонится, чтобы я мог разобрать ее слов.

- Да, это я, - я улыбаюсь ей.

Она улыбается мне в ответ и выражение ее лица меняется. На несколько мгновений гримаса горя, боли и страданий сменяется радостью. Ее лицо светлеет, при виде меня и звуков моего голоса. Надежда на то, что все обязательно будет хорошо, зарождается внутри нее.

- Ты жив! Люди говорили, но мы все же не доверяли! Надо сказать маме! – тараторит она, пытаясь сесть, но потом оставляет попытки и кричит кому-то через несколько кроватей. – Мама, мама! Он правда здесь! Пит Мелларк здесь!

Вместе с женщиной преклонных лет ко мне разворачиваются все, кто могут слышать. Сотни глаз внимательно смотрят на меня, пока я подхожу к матери девушки, узнавшей меня первой. Любезно улыбаюсь ей, пожимаю протянутую руку и спрашиваю, как она себя чувствует. Женщина молчит, видимо, повредила связки при бомбежке, но она внимательно смотрит на меня своими синими глубокими глазами.

Новость о том, что я здесь тут же долетает до дальних краев госпиталя. Я хожу среди рядов, пожимаю протянутые руки, улыбаюсь всем, знакомлюсь, спрашиваю о их самочувствии, разговариваю с теми, кто не может двигаться. Никаких призывов, лозунгов. Боггс прав, этим людям нужно лишь посмотреть на меня, чтобы понять, что им есть за что бороться.

Каждый человек в этом помещении хочет прикоснуться ко мне, так что я окружен сотнями рук, которые просто не успеваю пожимать. Их интересует абсолютно все, что связано со мной. Многие спрашивают о моей семье, о Хеймитче и Порции. Сообщаю больным, что у них все хорошо, и они все облегченно вздыхают. И все они спрашивают о Китнисс. Большинство видели то интервью с Цезарем и все они поразились ее рассказу о жизни победителей и трибутов. Я стараюсь говорить о нашем с ней будущем с оптимизмом и надеюсь, что мои предательски красные уши не заметны в темноте, когда они соболезнуют мне с потерей ребенка. Что же, ты сам виноват, Мелларк. Не Китнисс-то это придумала, а ты втащил ее в эту историю.

Когда мы, наконец, выходим на улицу, я прислоняюсь спиной к стене и пью воду из фляжки, предложенной Боггсом.

- Ты молодец, Пит. У нас получился просто замечательный материал, - сообщает нам Крессида, женщина лет тридцати, главная среди телеоператоров.

Тоже самое мне говорит Хеймитч, когда мы поднимаемся обратно на планолет. Я киваю в ответ на его слова и засыпаю, сидя в кресле.

========== Глава 9. ==========

Я крепко сжимаю в руках чашку с давно остывшим чаем. На экране крутят повтор выступления президента, через пять минут начнется церемония открытия. Койн решила, что мы должны посмотреть его все вместе, поэтому я не буду наедине с Хеймитчем во время просмотра.

К нашему обычному составу, в котором мы бываем на совещаниях, прибавились миссис Эвердин, Прим и Энни. С большим трудом Плутарху и Боггсу удалось уговорить президента, аргументируя это тем, что они напрямую связаны с Китнисс и Финником. Энни, кажется, не замечает никого вокруг, и лишь внимательно смотрит на герб Панема, сияющий на экране. Миссис Эвердин и Прим о чем-то негромко говорят, бросая частые взгляды на телевизор в страхе пропустить начало.

Гремит гимн, и мы все тут же поворачиваемся, не желая пропустить ни секунды. Ворота перед тренировочным центром открываются, и первой выезжает колесница, запряженная двумя лошадьми цвета вороного крыла. Ими управляют достаточно пожилой мужчина и женщина средних лет. Они одеты в какие-то нелепые черные балахоны, украшенные черными камнями.

- Нефть раньше добывали. Вот и костюмы черные, - рассуждает Плутарх, знавший этих людей лично.

Одна за другой выезжают колесницы. Большинство людей в возрасте, нет совсем уж юных. И одежда их выглядит намного лучше, чем у нефтедобытчиков. Видимо, у их стилистов еще осталось какое-то понятие о вкусе.