- Хорошо. Но только если ты расскажешь мне все, что я захочу. Всю правду.

Я подошел к нему поближе, смотря прямо в глаза. Это было сложнее, чем я думал, ведь это не он выдерживал мой взгляд, а я его. В глазах Луи снова была та жестокость и вид человека, который достиг своей цели. И, кажется, даже слово “правда” его не пугало. Хотя, у меня нет никаких гарантий, что все его ответы окажутся тем, что есть на самом деле, но мне нужно хоть что-то. Так просто не говорят, что хотят тебя убить. Так просто не мучают тебя морально вот уже сколько времени. Так просто не пытаются тебя сломать, растоптать, превратить в несчастный труп. Так не бывает, потому, что кто-то так захотел. Даже Луи. У него на все должна быть причина. Должна, просто должна. Иначе я сломаюсь, как карточный домик после легкого ветерка. Всего лишь из-за его слов я накрутил себе целую историю, которая мучает меня изо дня в день. Я пытаюсь понять, как человек может быть настолько бессердечным. Должен же быть ответ. Такими не рождаются, такими становятся.

- Я согласен. – На этот раз его голос был увереннее, сильнее, громче. – Давай сюда лекарство.

Я уже подошел к нему достаточно близко, как понял, что если сразу дать ему, что он хочет, я уже никогда ничего не узнаю.

- Сначала ответы. – Я решил настоять на своем.

- Сначала лекарство, пока я не умер на твоих руках. Ты же не хочешь стать убийцей? Не хочешь, чтобы кровь человека была на твоих руках? – Проговорив это, Луи закашлялся, но все же был и то более уверенным. Он тут управлял мной, а не я им. Достало быть таким бесхарактерным, которым я всегда и являюсь. Но дать ему отпор слишком сложно. Слишком.

- Каждый ответ – маленькая часть лекарства. – Я вытянул коробочку с мазью. – Выбор за тобой.

Я сел около Луи, ожидая его решения. На большее я не поступлюсь. Я не должен. Я не могу быть таким, каким он хочет меня видеть. Да, я не убийца. Я никогда им не буду. Но я не хочу быть слабаком. Я не должен. Не с ним. Луи кивнул, ожидая моего первого вопроса. Но я даже не знал, что хочу узнать больше всего. Я не знал, с чего начать.

- Зачем ты убил всех этих людей? – Я спросил неуверенно, пытаясь хоть как-то начать эту странную игру.

- Мне это нравится. Я сильнее, быстрее, лучше их всех вместе взятых. А слабые должны умирать. Они получили то, что заслужили. – Луи проговорил каждое слово четко, пытаясь придать им жестокое значение. И у него получилось. У меня пробежали мурашки по коже. Он выглядел, как реальное воплощение всех когда-либо придуманных человечеством кошмаров. Он был тем, от кого стоит убегать. А я сейчас вместо этого достаю из баночки немного мази и обрабатываю его рану. Как только эта смесь коснулась его кожи, кровь сразу исчезла, оставив только ужасный вид ранения. Я не мог даже взглянуть на него, это было слишком ужасно. Я отвернулся, пытаясь уничтожить эту картину в моей голове, но не получалось. Рана была сквозная, как будто кто-то сделал дыру посреди его ноги. Меня начало трясти, и я ничего не мог с этим поделать. Не представляю, как он до сих пор держится.

- Ужасно, не так ли? И, уж поверь, это очень больно. Но бывало и хуже. – Тон парня был небрежным, как будто он говорит о сущем пустяке. Мне даже страшно представить, что значит еще хуже. Если пройти через такое, можно стать таким, как Луи. Вытерпеть столько боли кажется невероятным. И в чем-то я даже его понимаю. Приложив усилия, я повернулся к нему.

- Что значит «бывало и хуже»? – С опаской спросил я.

Луи провел языком по пересохших губах и взглядом показал на камеру.

- Выключи камеры.

Я сначала не понял, но он снова повторил ту же фразу, но на этот раз с большей злостью. Хоть его голос был сдержанным, он выглядел так, как будто готов сорваться. Я сразу же встал и несколько раз ударил ножом в камеру. Потом повторил то же самое с другой. Когда я снова сел около парня, он выглядел так, как будто его всего уже сотню раз перетрясло. Даже ранения не могли произвести на него такого эффекта, как правда.

- Это не для Капитолия. И даже не для тебя. Если бы не это, - Луи взглядом показал на свою ногу, - я бы в жизни не заговорил. Хуже – это когда твой родной отец избивает тебя почти до смерти. Хуже – это когда у тебя около десяти костей в теле переломаны, только потому, что ты кому-то не нравишься. Хуже – это когда тебя всего режут ножом, только потому, что доза алкоголя оказалась слишком большой. Это намного хуже, чем любая вещь на арене. – Он проговорил эту фразу с такой ненавистью, с таким отвращением, что я мысленно уже десяток раз пожелал убежать отсюда. Сложно представить, как такое может делать не он, а с ним. Мне даже стало его жаль. Кажется, я первый человек, который услышал это он него. И я уже сомневаюсь, стоила ли правда того, чтобы ее выслушать. Но пути назад уже нет. Я узнаю все, каким бы ужасным оно не оказалось. Луи – тот, кто он есть. Со всеми его недостатками и сильными сторонами. В нем нет ничего хорошего. И я пытаюсь подавить в себе чувство жалости к нему, ведь все, что когда-либо с ним происходило, он заслужил. На его руках кровь десятков людей, если не больше. Но я не могу быть таким же жестоким, таким же злым. Я не такой! Но хуже всего смотреть на Луи, который остается таким же холодным и бесчувственным, даже рассказав мне не самую лучшую историю из своей жизни. Я еще раз обработал его рану, и на этот раз она даже начала заживать. Теперь на это было не так страшно смотреть. Да и парень оживился. Его лихорадочный вид начал сменяться более обычным. А учитывая то, как действует лекарство, у меня осталось не так и много вопросов. Но теперь меня мучает всего лишь один, который всплыл так не кстати. Я не такой, как он, но есть ли у меня повод винить себя?

- Если бы я тогда согласился на твою сделку, мои друзья бы не так страдали? – Я знал, что спрашиваю. Я знал, что говорю. Мне нужно знать правду. Ведь если да, то это я виноват в их смерти. Если да, то это я их убил. Если бы я согласился, позволил бы им убежать. А так случилось то, что ни в коем случае не должно было бы. Внутри меня все перевернулось, пока я ждал ответ. Застыл ком в горле, сердце остановилось. Я не знал, что сейчас услышу.

- Если бы ты согласился, тогда вы бы умерли все вместе. Если ты слабый, но честный и добрый, это еще простительно, хотя бы немного. Это плюс к репутации. Но если ты лжец, то этому прощения нет. Никогда и ни за что. Если бы ты тогда согласился – был бы уже в могиле, где тебе и место. – Луи выпалил последнюю фразу так, что внутри меня какая-то часть на самом деле умерла. Не знаю, стоит ли мне винить себя еще больше. Может, мне стоило тогда умереть вместе с ними. Чтобы не терять, чтобы не чувствовать. Чтобы не было так больно. Пусть это эгоистично, пусть. Но так было бы лучше. Если бы я мог вернуться назад, я бы умер там вместе с ними.

Эти вопросы стали испытанием не столько для Луи, сколько для меня. С каждым ответом становится все сложнее. Кажется, я теряю себя. Я ломаюсь, становлюсь все слабее, ничтожнее. Не хочется ничего. Лучше отдать себя в руки убийце, чем терпеть всю вину за свои действия. Так страшно осознавать, что все могло быть иначе, если бы я сделал иное решение. Если бы каждый в моей жизни сделал другое решение в той или иной момент, я, возможно, мог даже быть счастливым. Еще немного лекарства для Луи, и на его лице уже расцветает довольная улыбка победителя. Но если я должен пройти через круги ада, он пойдет за мной.

- Что значит тот медальон, который ты мне тогда показал? Расскажи все. – Этот вопрос дался мне проще, чем предыдущий, но все же легче не становилось.

- Он принадлежал моей матери. Сойка-Пересмешница – ее символ. Это птица, которая на нем изображена. Редкая вещь в нашем дистрикте – простота. Но именно это и было особенным как в украшении, так и в моей матери. Говорили, она красиво пела. Больше тебе знать не нужно. – Луи говорил холодно, сдержанно. Но его голос звучал так, как будто он сейчас не тут, со мной, а где-то далеко. Он явно не хочет говорить, но так просто отказаться он не может. Не сейчас. Пусть почувствует то же, что и я. Тем более, у него история явно получше моей. Ему не приходилось пережить и половины тех ужасов, через которые пришлось пройти мне. И меньшее из того, что он может сделать – быть честным. Это хоть как-то искупит вину за смерти всех его жертв. Наверное. Но почему-то меня преследует чувство, что я не хочу услышать продолжение истории. Не уверен, что выдержу. Ведь мама для меня не просто слово. Это что-то большее, ведь я всегда хотел увидеть ее еще раз. Я не помню, какой она была, ведь ее убили еще до того, как я начал что-то понимать. И это я виноват в ее смерти. С каждым днем на арене я кажусь себе все ужаснее и ужаснее. Я становлюсь жестоким, я добиваюсь своего теми методами, на которые никогда бы не пошел еще месяц назад. Я становлюсь тем, о ком раньше и подумать без отвращения не мог. И пересматривая ситуации из своей жизни, я понимаю, что виноват во многом, о чем ранее и не догадывался. Чувство вины хуже любой боли. Оно разъедает изнутри, оно убивает все хорошее в тебе, не оставляя после себя ничего, кроме адской боли и ненависти.