Я остался в этом мире один. И никакие награды, никакие призы не смогут как-либо улучшить ситуацию. Я не просто одинок – загнан в угол. Меня будто огородили колючей проволокой ото всех, кого я любил, заставив жить, а их отправили, наверное, в лучшее место. Я хочу верить, что сейчас им лучше, чем было в Панеме. И с каждой минутой, когда Джесси и Мириам повторяют мне о правилах поведения на интервью, о том, что я должен говорить и как говорить, мне все больше хочется не только сбежать, но и уничтожить все это. Чтобы никто в моменты, когда так отчаянно нужно одиночество, чтобы привести мысли в порядок, не пытался запомнить глупые правила бездушного народа.
Я уже забыл о том, что значит улыбаться. Мне сложно даже открыть глаза, чтобы посмотреть на окружающий мир. Это так чертовски сложно. Каждый день притворяться, что ты счастлив, что благодарен, хотя на самом деле хочется вырваться из своего тела, убежать куда-то, где есть место для свободной души. А все эти благодарности выбросить как можно дальше, ведь они застревают в горле каждый раз, когда пытаюсь говорить. Фальшивая улыбка, будто клеймо, обжигает, заставляет понять всю низость той пропасти, в которую я провалился. А глаза, наверное, уже не загорятся счастьем.
Одиночество ноет в груди, оставляя там тяжкий груз, непосильную для меня ношу. Но поверх все накладывают грим, пряча под маской истинное лицо. Тело запирают в яркие ткани, которые блестят под светом софитов и ламп. Из меня сделали красивую куклу, которую можно, как вещь, использовать и продать. От этого чувствуешь себя таким униженным, таким гадким, что так и хочется смыть все это с себя – но нет возможности. Чувство вины заставляет видеть кровь на своих руках – кровь родных и близких, в чьих смертях я повинен – и мне от нее не отмыться. Я убегаю от самого себя, а бежать-то некуда.
Джесси попыталась найти мне спасательный круг – воспоминания. И я впервые был благодарен людям за их алчность и странность, которыми щедро были наделены капитолийцы. Они сохраняют некоторые предметы с игр – личные вещи трибутов – чтобы потом продать их за огромные деньги. Никто об этом бы и не узнал, если бы мне не приоткрыли тайну. И я там нашел частички своей души, разбросанные по углам большой комнаты. Оружие моих друзей, которое так и не помогло им выиграть эту жестокую битву, блестело под ярким светом. Некоторые личные вещи, о которых я раньше не знал, но мог легко догадаться о их владельцах, были выставлены на показ для любопытных глаз. И некоторые остатки с арены, которые, как мне показалось, могут пригодиться.
Перед глазами все еще иногда проносится смерть Амели. Жуткая, неприятная, скользкая – она как змея оплетает мое сердце, сжимая его и запуская туда яд. Эти воспоминания ничем не вырвать из памяти. Но и ее слова засели в моей памяти, которые с каждой минутой все больше превращаются в план. В почти гениальный, продуманный до мелочей план мести за каждую невинную жизнь, что была отнята жестоким режимом. Месть Сноу, который своей жестокостью подверг страданиям столько душ, которые лишь хотели жить. И даже если придется заплатить за это своей жизнью, я готов. Ведь никто больше не должен пострадать. Никто больше не должен испытать ту боль, которая волнами накрывает тебя при потери близких. Не должно больше быть Игр, не должно быть этой власти, которая отбирает последнее право любить. И мысль об этом все никак не дает мне покоя.
Я все же решаюсь на почти отчаянный шаг. Мой ментор говорила, что можно невзначай взять одну вещь, как сувенир на память – как ни как, а эти люди были мне близки. Но мне не оставалось другого выбора, кроме как пожертвовать их памятью взамен на лучшую жизнь. Совесть проедала мою душу изнутри, убивая и уничтожая все то добро, которое я так пытался сберечь. Надеюсь, оно того стоит, так как единственной вещью, которую я взял, была еще не взорвавшаяся бомба, которую нужно было лишь подключить. И я помнил как.
Времени на подготовку оставалось ничтожно мало – всего-то день до интервью, а до встречи со Сноу я считал каждый час. Никогда не думал, что опущусь до такого, но теперь одна лишь мысль о мести заставляла меня вставать с кровати, делать хоть что-нибудь. И теперь я действительно понимал Луи – что им двигало, что заставляло его жить. Сердце все еще болит от упоминаний о нем, но я оправдываю себя тем, что все мои поступки – лишь ради него одного. Наверное, он бы меня презирал. И я все сильнее сжимаю талисман с сойкой в своих руках, надеясь, что это придаст смелости в последний – решающий – момент.
Анетт почти сходила с ума из-за интервью. Все должно было быть идеальным в ее представлении. Я должен был быть совершенным для публики, которая жаждала увидеть своего победителя. Костюм был подобран как раз под мой душевный стан – весь черный, который при свете переливался огненно-красным. Как будто я вот-вот загорюсь, что и было правдивым. Я горел из-за своих же чувств. А каждое мое слово проверяла Мириам, как будто не та интонация способна что-то изменить. Для нее это было лучшим из чудес – трибут из ее дистрикта победил. Но я не видел в этом триумфа – лишь глупую жалость к себе. Столько людей назвало бы меня глупым из-за этого, ведь я выжил, что являлось для них самым главным. Но жизнь без стимула – лишь обыденное существование.
И мне кажется, что Сноу в этом меня понимает. Странно проводить параллель между ним и мной, но раз человек идет на крайнее меры жестокости, то он знает, что такое жизнь без надежды. Но за свои поступки каждый должен платить. Все так хотят, чтобы я стал перед ним в лучшем виде, когда он увенчает меня короной, которая уже мне давит виски, как терновый венок. Но он не знает, что в костюме у меня спрятана бомба. Я всю ночь потратил, чтобы заставить ее работать. У Амели это получалось так легко, так просто, а у меня – одни лишь попытки что-то исправить. И я чуть не убил себя преждевременно из-за глупой неаккуратности. В какой-то момент я даже надеялся, что она вот-вот взорвется, чтобы избавить меня от страданий. Но когда этого не произошло, я понял, что цель таки должна быть оправдана. И плевать на чистоту души – в этом мире больше не осталось людей, которые бы не пустили тьму в свое сердце.
Все, что мне нужно – в свое время нажать на датчик. Все, что мне нужно – оставить другим шанс. Я все еще помню ту боль в глазах, когда парень из второго дистрикта потерял свою возлюбленную. Я все еще помню ту заботу, с которой Найл смотрел на Джейд. И я никогда не забуду тот ураган чувств, которые внутри меня вызывал Луи, пока я его не потерял. Люди должны любить без страха. Они не должны прятаться по своим комнатам в ночь перед Жатвой, молясь чему только можно о помощи. Так не должно быть, а это понимание приходит только сейчас, когда у меня в руках есть реальная власть. Один-единственный шанс, который не можно упустить. Я выдыхаю,
пытаясь привести мысли в порядок. Все будет так, как должно быть.
В этот день волнение пленило мое сердце, сжимая его и разбивая на части. Я не мог дышать, не мог скрыть дрожание рук и хриплый голос, который сразу выдавал мои истинные чувства. Но я пытался. Спрятанный за маской – искусно созданной моей командой – я пытался быть тем, кем не являюсь. Или уже я стал таким, как все они? Странно понимать, что ты ничем не лучше других. Реальность настигает тебя будто преждевременно, заставляя понять все ужасы мира в один миг. Но оно того стоит – иллюзия моментально исчезает. И я наконец-то пониманию настоящий расклад вещей.
Джесси пыталась подбодрить меня, но если бы она только знала мои мысли, то вряд ли была бы такой понимающей. Но кто знает? Она хороший человек, который потерял не меньше, чем я. Когда я вышел к Цезарю, то овации были почти оглушающими. Каждый желал увидеть и услышать все, что только происходило здесь. Люди изголодались по зрелищам – они настолько низко упали, что не могут упустить ни одного шанса насладиться чужими страданиями. Посреди зала стоял огромный трон – иначе это и назвать нельзя, ведь каждый раз после Игр именно на нем сидит победитель. В этом году это место должен был занять я, хотя в душе совсем не было чувства превосходства, которым обычно были наделены все победители. Я как будто нищий, которому выпал шанс стать лучше, но который ему никак не пригодится.
