Что касается древлян, то они платили дань Олегу много лет, вплоть до смерти князя, о чем судим по записи летописца: «И деревляне затворишася от Игоря по Олгове смерти».413 В Летописце Переяславля Суздальского вместо слова «затворишася» фигурирует «отвръгошясь»,414 а в Никоновской летописи — «заратишася».415 Древляне, как видим, встали за свою независимость от Киева. Дело дошло до войны. Об этом прямо говорят Новгородская Первая летопись и Архангелогородский летописец, извещая, что Игорь княжил в Киев, «воюя на Древяны».416 Причина войны четко обозначена в Истории Российской В. Н. Татищева: «Древляне отложились от Игоря по смерти Ольгове, не хотя дань, ни войска давать».417 Отказ древлян платить дань Киеву вызвал немедленную реакцию: «Иде Игорь на деревляны, и победив а, и возложи на ня дань болши Олговы».418 Дань «болши Олговы» есть, конечно, наказание древлян за строптивость.419 Право сбора древлянской дани Игорь вскоре передал Свенельду, который облегчил ношу данников, вернувшись к тому, что установил некогда Олег: «И дасть же дань деревьскую Свенделду, И имаша по черне куне от дыма».420 Княжеская дружина роптала: «Се дал еси единому мужеве много». Похоже, Свенельд собирал дань с древлян не постоянно, а с перерывами. На это, возможно, намекает еще одна запись Новгородской Первой летописи, отстоящая от только что цитированной на двадцать лет: «Въдасть (Игорь. — И. Ф¦) дань деревьскую Свенделду».421 Второе пожалование датировано 942 г. Но три года спустя, в 945 г., за данью к древлянам ходил уже сам Игорь. Данное обстоятельство породило у М. И. Артамонова сомнение в передаче Свенельду вообще «права взимания дани в свою пользу».422 По-другому оценивал упоминаемые летописцем события Л. В. Черепнин. Он писал: «Судя по Новгородской 1 летописи, право сбора дани с Древлянской земли получил на началах ленного пожалования дружинник киевского князя Игоря Свенельд... На эти доходы последний кормил и одевал собственную дружину... Но от доходов с древлян не хотели отказаться и другие дружинники Игоря, требовавшие от него полюдья в Древлянскую землю, хотя он и отдал ее в лен Свенельду. Под натиском таких претензий Игорь отправляется "в Дерева" и вторично собирает там дань, несмотря на то, что перед ним то же самое делал Свенельд».423
На наш взгляд, М. И. Артамонов был прав, когда говорил, что в 945 году древлянскую дань собирал только Игорь. Но он заблуждался, доказывая, будто Свенельд к сбору древлянской дани совсем не имел никакого отношения.424 Воевода ходил к древлянам за данью, но не постоянно, а только тогда, когда киевский князь жаловал его этим правом. То были, следовательно, эпизодические хождения, от случая к случаю, но отнюдь не ежегодные, по крайней мере не многолетние.425 Сомнительным представляется и утверждение Л. В. Черепнин; о сборе Игорем дани в Древлянской земле после того, как там побывал с той же целью Свенельд.
Помимо древлян, Игорь предоставлял Свенельду право сбора дани и с другого восточнославянского племенного союза — уличей, которые, как и люди «Деревской земли», оказывали упорное сопротивление Киеву, не желая оказаться в положении данников. Но Игорь в конце концов «примучи Углече, възложи на ня дань, и вдасть Свеньделду».426 Но не все уличи сразу покорились завоевателям. Не сдавался им «един град, именем Пересечен; и седе около его три лета и едва взя».427 С падением Пересечена, последнего оплота сопротивления уличей, положение их стало безнадежным, и они «яшася по дань Игорю».428
В истории с уличами обращает на себя внимание относящаяся к установлению даннической зависимости терминология, применяемая летописцем: до взятия Пересечена он прибегает к термину «возложи», а после сдачи города пользуется словом «яшася». Можно, конечно, объяснить данные терминологические отличия огрехами работы летописного сводчика, соединившего в своем повествовании разные записи об одном и том же событии. При всей источниковедческой привлекательности подобного объяснения оно не является, по нашему убеждению, единственно возможным. Нам думается, что за различием терминов проглядывает не столько редакторская техника древнего книжника, сколько отражение поэтапного, так сказать, утверждения данничества над уличами.
Сперва данью были охвачены не все уличи. Часть их еще сопротивлялась. Изъятие материальных ценностей сперва осуществлялось посредством прямого военного насилия без каких-либо соглашений и определений. Обложенные данью уличи играют сугубо страдательную роль, выступая в качестве объекта вооруженного разбоя. Затем возникает новая ситуация, когда со взятием Пересечена уличи прекращают сопротивление и все без исключения соглашаются («яшася») платить дань киевскому князю. Отношения Киева с уличами переходят в новую фазу, характеризуемую договором, соглашением, упорядочивающим взимание дани и устанавливающим ее размер, что в сущности означает приобретение ими некоторых прав, в частности платить дань по взаимосогласованной норме. В итоге уличи, несмотря на подчинение победителям, становятся в известном отношении субъектом межплеменных отношений, правда, приниженным и неполноправным вследствие завоевания. Право сбора дани, предусмотренной договором, Игорь снова передал Свенельду.
Л. В. Черепнин находит здесь доказательство установления вассальных связей «на ранней стадии процесса феодализации. Это была передача феодальным монархом своему вассалу не вотчины, находившейся у него в частной собственности и населенной зависимыми от вотчинника людьми, а территории, на которую простирались его права как верховного собственника. Выражением подвластности ему населения такой территории была дань».429 Мы считаем оправданной попытку "Я. В. Черепнина связать с передачей князем сбора дани своим приближенным формирование вассалитета на Руси X в. Но отождествлять этот вассалитет с феодальным вассалитетом нет должных оснований.430 Историк спешит с зачислением первых Рюриковичей в разряд феодальных монархов, обладающих правом верховной собственности на землю. Древняя Русь подобных монархов не знала.431 Они есть порождение фантазии ученых чрезмерно увлекающихся идеей раннего возникновения феодализма на Руси.432
Нельзя к тому же переоценивать и сами факты передачи права сбора дани высокопоставленным мужам, приписывая это исключительно воле князей. Взять, к примеру, Свенельда. Будучи воеводой, он возглавлял народное ополчение, без которого не обходилось ни одно завоевание Киевом соседних восточнославянских племен. Для покорения и обложения данью этих племен князья нуждались в более мощной военной силе, чем княжеская дружина.433 Участие же Полянских воев в «примучивании» соседей давало им, а также их предводителям право на получение дани, распределяемой между отдельными воинами и аккумулируемой киевской общиной на общественные нужды.434 В качестве воеводы Свенельд мог пользоваться таким правом помимо княжеского пожалования, которому, следовательно, не нужно придавать значение исключительности. Вернемся, однако, к Игорю и его данническим делам.
Однажды «рекоша дружина Игореви: "Отроци Свеньлъжи изоделися суть оружьем и порты, а мы нази. Пояди, княже, с нами в дань, да и ты добудеши и мы". И цослуша их Игорь, иде в Дерева в дань, и примысляше к первой дани, и насиляше им муже его».435 Так читаем в Повести временных лет. Первая редакция Истории Российской В.Н. Татищева содержит сходный текст, а во второй присутствуют любопытные разночтения, мимо которых не может пройти современный исследователь. О чем там речь?
Осенью 945 года Игорь «нача мыслить на древляны, хотя возложити большую дань». Его намерение совпало с желанием войска «Свинелдовой власти». Воины просили Игоря, «чтоб велел им дать оружие и одежды или пошел бы с ними на древлян, где князь и они могут довольно получить. И, послуша их, Игорь пошел на древлян ради собрания дани. И возложи на них дань более преждния, но при том как сам, так и его воинство древляном учинили оскорбление великое».436 Новгородская Первая летопись, Летописец Переяславля Суздальского и Архангелогородский летописец также сообщают о насилиях над древлянами, чинимых князем и его воинами.437 Все эти известия, взятые в совокупности, позволяют разобраться в произошедшем.
