А она опять мерцала на него глазами и тихо выпускала дымок слов:
- Мы свое время проговорили. Зато души сберегли. Нет, не все. Некоторые продались желудку. Теперь они заядлые срамословцы куда ветер дует. А мы самосохранились. А что дальше? Мы так тихо говорим, себе под нос. Страшно далеки мы от народа! Свои голоса пропели, прокурили...
И она негромко, хрипловато, но в то же время мягко, мягко - так, что у Водяного задрожало в горле! - вдруг пропела:
Заезжий музыкант целуется с трубою,
Пассажи по утрам так просто, ни о чем.
Он любит не тебя, опомнись, бог с тобою,
Прижмись ко мне плечом, прижмись ко мне плечом!..
Беленькая девочка подняла лицо.
Й-й-ймщик, не гони лошад-дей!..
- взревел в углу изморщиненный человек, и ему тоненько подвыли:
Мне-а малым мало спало-ось,
Ох да во сне привидело-ось...
Печальная всхлипнула:
На Муромской доро-ожке
Стояли три сосны...
- и схватилась за сердце:
- Жалко, Господи! Как всех жалко!..
- Чего за-вы-ли! - крикнул мрачноликий. Он еще больше стемнился. - Зовите Соловья! Пусть он споет! Они, молодые, знаете, как? Молотом тяжелым!..
В комнату втолкнули насупленного юношу, и Водяной узнал Соловья-Разбойника. На его послушный посвист, толкаясь, задевая всех крылами, ввалились Четыре Брата-Ветры. Сперва они стеснялись, забились по углам, но изморщиненный щедро налил им из огромной, в половину его роста, бутыли, где сладко пенилась какая-то гнилая ягода, и Ветры разом ошалели, пошли бушевать, толкаться, рвать друг у друга перья из крыл... Один толкнул другого так, что тот ввалился в книжный шкаф. Звон! Брызги осколков! Ветер жалобно завыл, вздымая окровавленное крыло. Соловей засвистал, закрыв глаза, не утирая слез.
- За такое полагается в три места, - укоризненно провозгласил кто-то в гуще шабашного сборища. - В харю, в спину и в двери.
- Да ладно, мужики. Хрен с ним, стеклом. Было бы здоровье, остальное за деньги купим, - гудел мрачноликий. - Тесно же, ступить негде, а тут этот ящик! - Он злобно стукнул кулаком по гробу: - А ну, несите его вон! Разлегся тут. На балкон, что ли? Чтоб не мешался. А ну, раз-два, взяли!..
Гроб с натугой подняли, потащили. Взвизгнул Соловей-Разбойник, заголосила Печальная. Черноглазка прижала ладонь к щеке... Водяной схватил ее за звенящее запястье и, не зная зачем, повлек за собой из комнаты. Беленькая девочка нагнулась над своими домами, прикрывая их.
*
Сквозь людей Водяной и Черноглазка куда-то побежали, где было пусто, и она прихлопнула дверь.
- Ой, не могу! Надоели, трепачи! Душно.
Она расстегнула пуговку на груди, и Водяного словно ударило по глазам. Чистый, чистый блеск алмазный, вот он, рядом!
Не зная, что делать теперь, протянул куда-то руки, и пальцы легли ей на плечи.
Черные глаза так сияли, что слезы прошибли Водяного.
- Ну что ты, - сказала она. - Ну что ты!
Он всхлипнул, не зная, что говорить, не помня себя, чувствуя, что сейчас разольется морем нежности.
Она опустила голову, закрыла руками лицо, а показалось - всю себя.
Тянул, тянул ее к себе, а она упруго гнулась, противилась, и вдруг как-то сразу сникла, сдалась, заблистала в его руках.
- Я тебя люблю! - вспомнил Водяной заветные, недавно подсказанные кем-то неведомым слова, и взмолился, утыкаясь губами в ее струной натянувшуюся шею: - Я тебя люблю!
Она что-то слабо прошелестела. Его сердце вылилось в слезах, струилось меж ее грудей! А она то сторожилась, то оплетала его своим алмазно-чистым телом.
Водяной бился, бился, словно рыба на берегу. Задохнулся совсем, но вот кончился колючий песок, вот она, вода!
- Я люблю тебя! - вновь выкрикнул он, а она, с закрытыми глазами, измученным ртом простонала:
- Ох... Господи! Милый, уйди! Не смотри! Ми-лый...
Водяной, холодея, поднял глаза.
Никого. Никого нет. Кого молит, кого гонит она, все еще вздрагивая?!.. Тело ее погасло. Осталась только темная тень меж простыней.
Повинуясь человечьему навыку, оставшемуся в наследство, Водяной оделся и вышел, оставив... кого? чью?
Вышел и пошел, горло пересохло. На кухне было грязно, но безлюдно. Глухая ночь. И спорщики утихли. Ощупью нашел Водяной кран. Тот злобно фыркнул, выпуская на волю струю.
Водяной захлебнулся.
- Водица! Родненькая! - завыл он. - Спаси! Нет сил!.. - Он с трудом выталкивал слова меж глотков. - Родимая! - Он бил руками по холодной железяке, но кран никак не пускал его к воде, а та, которая попадала в рот, была уже давно мертвой, задохшейся среди ржавых труб.
Оттолкнув кран, Водяной выскочил в коридор. Дотлевала под потолком лампа, и в свете ее он увидел среди вороха одежды на вешалке серую куртку, с левой полы которой... тихо-тихо, незаметно... капала вода.
*
Да как же он мог забыть?! Вот ведь еще примета, по которой знатцы могут признать Водяного, принявшего человеческий облик! Его куртка, она!..
Схватил ее, оболокся, словно влажной чешуей, - и сразу стало легче дышать. Вцепился в замок, наконец одолел - и бросился вон, оставив на двери красные вмятины от своих пальцев.
Беленькая девочка выглянула в коридор и помахала Водяному, но тот ее уже не видел.
Старый Ветер, сокрушитель деревьев, мчался по улице. Листодер посвистывал вслед.
- Деревья! Травы! Птицы! Это правда, что в прошлой жизни вы были людьми? Скажите о них хоть слово доброты!
Газоны стали дыбом, деревья рухнули в аллеях. Дятел в отчаянии заколотил по фонарному столбу:
- Нет, нет. Нет!
Водяной закинул голову, рванулся к звездам:
- На вас смотрят люди. На вас и в небо! Что же воздвигли они свой Город, словно кривое зеркало Вселенной?
Водяной бросился дальше, не дождавшись ответа. Он бежал, и ему все время хотелось вывернуть карманы, потому что туда, казалось, набился весь его сегодняшний день.
- Ветер! Вымети мои глаза или дай мне слез, облегчи!
Но Ветер сгинул уже где-то в темной ночи, а хмельные братья спали меж людей.
Что гнались-то, гнались за тем добрым молодцем
Ветры полевые.
Что свистят-то, свистят в уши разудалому
Про его разбои...
- донеслось как будто из-под земли, и закричал Водяной:
- Да как же можно так каждый-то день?!
Никто не ответил, только земля прослезилась.
И, словно бы все тяготы позабыв, возжелал наш герой пасть на колени и осушить эти слезы, но сердце подсказало: только поддайся жалости... только оглянись назад... и уже не уйдешь отсюда, вечно будешь утешать землю... И он рванулся вперед.
Скользя и чуть не падая, Водяной все же одолел луной затопленную площадь, ввалился в парк. И вот уже одна аллея осталась, а там лестница... утес...
И тут кто-то схватил его мертвой хваткой.
- А, попался! - сладострастно прорычала черная фигура, заткнутая в густой бересклет.
- Ты?! - разом обессилел Водяной. - Да ведь тебя же...
- Свергли? Спихнули? - захихикало чудовище. - Эти штучки ненадолго! Нашлись верные люди... подняли! Прах отрясли! Стерегут мой покой! - И он тяжелым кивком указал на сторожко дремлющего у его ног человека.
Глянул Водяной - это же Скелет, любитель писем! Да, от него помощи не дождешься!..
Забился, задергался наш герой, но все теснее сжимается ледяная удавка. Отставив ружье, уже не тенью, а всей своей чугунной лапой стиснул его монумент. Выше и выше тащит, труднее и труднее дышать... И _вдруг_...
Вдруг что-то тихо треснуло - потом громко хрустнуло - и рука, державшая Водяного, отломилась у самого плеча. Раскололась на части!
И под крик статуи: "Отяжелел-то как!.. Не удержать!.." - наш герой рванулся - и кубарем по склону, по лестнице, по ступеням - и облегченно рухнул у подножия утеса. У воды!
*
Обимур! Родной! Близехонько, вот. Бежит меж берегов, словно верный конь вороной.
Не веря себе, погладил Водяной шелковую волну. Господи, как хорошо. Как спокойно!
