Здесь я недолго помолчал. Когда Махмуд-уста по вечерам рассказывал всякие поучительные истории и легенды, то в самом важном месте он делал паузу. В его манере рассказывать я чувствовал словно бы предупреждение: «Смотри, как все может повернуться». Я подражал ему, поэтому завершил историю об Эдипе с милой грустной улыбкой:

– Поняв, что он женился на своей матери, Эдип сам себя ослепил, а затем навсегда ушел из города.

– То есть в конце концов все произошло так, как повелел Аллах, – сказал Махмуд-уста. – Никто не может избежать предначертанного свыше.

Меня поразило то, что Махмуд-уста сумел обнаружить в моем рассказе назидание о предначертанном человеку свыше.

– Да, когда Эдип себя наказал, чума закончилась и город был спасен.

– Зачем ты сейчас рассказал мне эту историю?

– Не знаю, – ответил я. Я почему-то чувствовал себя виноватым.

– Мне не понравилась твоя история, маленький бей, – сказал Махмуд-уста. – Что это была за книга?

– Это был сонник.

В тот момент я понял, что Махмуд-уста больше никогда не попросит меня рассказать ему историю.

Существовала определенная последовательность того, чем мы занимались в городе с Махмудом-устой. Прежде всего мы покупали сигареты – либо в табачной лавке, либо в бакалее, где постоянно работал телевизор. Затем заходили в скобяную лавку, которая не закрывалась допоздна, или в столярную мастерскую. Махмуд-уста подружился со столяром из Самсуна. Он присаживался на табуретку, которую тот ставил у порога, и выкуривал с ним сигарету, я ненадолго уходил на привокзальную площадь посмотреть на окна Рыжеволосой Женщины. Иногда мастерская столяра оказывалась закрытой, и тогда Махмуд-уста говорил: «Пойдем закажем себе чаю». Мы садились за одним из пустых столиков перед двустворчатой дверью кофейни «Румелия», расположенной на улочке, выходившей на площадь. Дома Рыжеволосой Женщины отсюда не было видно. Я то и дело, пользуясь каким-либо предлогом, вставал, шел до того места, откуда были видны ее окна, и, убедившись, что свет в окнах по-прежнему не горит, возвращался.

За те полчаса, что мы пили чай перед кофейней «Румелия», Махмуд-уста непременно подводил краткий итог работе, которую мы проделали за прошедший день.

– Скала очень твердая, но не беспокойся, я своего добьюсь, – сказал он в первый вечер после того, как мы на нее наткнулись.

На второй вечер, увидев, что я теряю терпение, он сказал:

– Ученик должен научиться доверять своему мастеру.

А на третий вечер мечтательно произнес:

– Если бы у нас был динамит, которым мы пользовались до военного переворота, то было бы проще. Но военные все запретили.

Однажды вечером Махмуд-уста, как добросердечный отец, даже сходил со мной в кинотеатр «Гюнеш». Когда мы вернулись к себе в палатку, он сказал:

– Через неделю я найду воду. Скажи завтра своей матери по телефону, пусть не беспокоится.

Но скала поддаваться не желала.

Однажды вечером, когда Махмуд-уста не пошел со мной в деревню, я пробрался к бродячему театру и прочитал то, что было написано на тряпичных афишах, натянутых над входом. «Месть Поэта, Рустам и Сухраб, Ферхат, Пробивающий Горы. Чудеса, Которых Вы Не Увидите По Телевизору». Особенное любопытство у меня вызвали чудеса, которые не показывают по телевизору. Входная плата составляла приблизительно пятую часть жалованья, выданного мне Махмудом-устой, для детей и студентов скидок не было. Правда, на самой большой афише красовалась надпись, которая гласила: «Военным большая скидка! По субботам и воскресеньям с 1:30 до 3».

Как-то раз мы сидели за чаем с Махмудом-устой, и я вновь сходил посмотреть на темные окна дома Рыжеволосой Женщины. А потом заглянул на «улицу столовых» и случайно встретил парня, которого тогда принял за брата Рыжеволосой Женщины, я решил идти за ним.

Парень вышел на привокзальную площадь, открыл дверь дома, на окна которого я ходил смотреть, и скрылся там. Мое сердце сильно забилось. Интересно, на каком этаже сейчас зажжется свет? Там ли была Рыжеволосая Женщина? Когда загорелся свет на втором этаже, я сильно заволновался. Но в то же время брат Рыжеволосой Женщины неожиданно показался на пороге дома и зашагал прямо ко мне. Я растерялся, запаниковал и заскочил в здание вокзала, где сел в углу на скамейку. В здании было тихо и прохладно.

Брат Рыжеволосой Женщины направлялся не к вокзалу, а к кофейне «Румелия». Я подумал, что если сейчас пойду следом за ним, то меня увидит Махмуд-уста, поэтому я пробежал по параллельной улице и притаился там за платаном. Когда парень задумчиво прошел мимо меня, я направился следом.

Брат Рыжеволосой Женщины дошел до окраины города и скрылся в шатре театра, освещенного желтым светом. Я бегом вернулся к своему мастеру.

– Где ты пропадал?

– Решил позвонить матери.

– Ты сильно скучаешь по матери?

– Да, сильно.

– Что говорит твоя мать? Ты сказал ей, что, как только мы пробьем скалу и найдем воду, самое большее через неделю ты вернешься домой?

– Сказал.

Я звонил матери с переговорного пункта на почте, которая была открыта до девяти вечера. Сотрудница почты записывала имя моей матери, затем звонила ей и спрашивала:

– Госпожа Асуман Челик, вам звонит Джем Челик из Онгёрен. Вы будете говорить?

– Буду, – взволнованно отвечала мать.

Присутствие сотрудницы почты, сознание того, что разговор стоит дорого, мешало нам общаться естественно, и поэтому мы спрашивали друг у друга одно и то же.

Неловкость, которая воцарялась между мной и матерью, в тот вечер установилась между мной и Махмудом-устой. Поднимаясь на холм и глядя на звезды, мы молчали. Казалось, кто-то из нас совершил проступок, и свидетелями этого проступка были бесчисленные звезды и цикады. Крик совы приветствовал нас с темных ветвей кипариса на кладбище.

Когда мы пришли в палатку, Махмуд-уста перед сном выкурил еще одну сигарету.

– Вот ты вчера рассказывал печальную историю про одного принца, – заговорил он. – Я сегодня обо всем этом думал. У меня тоже есть история о том, что предначертано судьбой.

Я не сразу сообразил, что он вспоминает миф о Эдипе.

– В стародавние времена жил да был один шехзаде[10], совсем как ты, – начал рассказывать Махмуд-уста. – Шехзаде был самым любимым сыном у своего отца-падишаха. Отец не мог надышаться на своего сына, и любой его каприз тут же исполнялся, а в честь его устраивали пышные угощения и балы. На одном из балов шехзаде понял, что мрачный человек с черной бородой, стоявший рядом с его отцом, – это ангел смерти Азраил. Шехзаде и Азраил встретились взглядами. Шехзаде заволновался и после бала сказал отцу, что один из гостей был Азраилом, а по его странному взгляду шехзаде понял, что тот пришел забрать его душу. Падишах испугался и сказал своему сыну: «Никому ничего не говори, езжай прямо в Иран, в Тебриз, и спрячься в тамошнем дворце. Шах Тебриза сейчас наш друг, он тебя никому не выдаст». И тотчас падишах отослал сына в Иран, а сразу после этого устроил еще один бал, на который пригласил мрачного Азраила, словно бы ничего не произошло. «О мой падишах, вашего сына шехзаде сегодня вечером нет во дворце», – озабоченно сказал Азраил. «Мой сын еще совсем молоденький, – ответил падишах. – Иншаллах, проживет еще долго. А ты почему о нем спрашиваешь?» – «Три дня назад Аллах всемогущий сказал мне отправиться в Иран, к шаху Тебриза, и там во дворце забрать душу вашего сына и наследника, – рассказал Азраил. – Поэтому, когда я вчера увидел вашего сына здесь, в Стамбуле, я удивился и в то же время очень обрадовался. А ваш сын заметил, что я странно на него смотрю». И с этими словами Азраил тотчас покинул дворец.

На следующий день около полудня, когда июльская жара здорово пекла нам затылки, Махмуд-уста сумел наконец, вложив все свои силы, на глубине десяти метров пробить скалу. Сначала мы обрадовались, но почти сразу убедились, что не сможем работать быстро. Куски разбитой скалы были тяжелыми – нам вдвоем с Али потребовалось очень много времени, чтобы вытащить несколько осколков.