— Ты так волнуешься за Люциферу, милая Ева, — осторожно прошептал он, боясь отвлечь паучонка. Но Ева шарахнулась и бросилась за Хайме. Вжалась в него, вцепившись тонкими пальцами в пояс, и зверенышем выглянула. Ей все еще сложно было сопоставить возлюбленного и этого ангела; прошлая и настоящая жизни в голове сшивались, но очень и очень медленно.

Он ждал, спокойно глядя ей в глаза. И она осмелела. Отпустила пояс Хайме и медленно, крадучись, подошла к Самсавеилу.

— Она для меня — самый дорогой человек. Только тебя я люблю сильнее. И то, — замялась она, — не люблю даже. Помню, что люблю, но не верю до конца, — и она принялась виновато заламывать руки.

Самсавеил понимающе кивнул. Он и не ожидал от нее чувств из прошлого. По крайней мере – сейчас.

— Ты же понимаешь, что она чудовище, — мягко прошептал он, пытаясь удержать равновесие. Но Ева вспыхнула, обиженно зыркнула и нахмурилась. Пожевала губами, решаясь сказать.

— Ты сам ее такой создал! — выпалила она, сжав кулаки.

Он усмехнулся, тронул ее за плечо, успокаивая.

— Я слишком долго ждал ее именно такую, чудовищную, совершенную. Да, создал я. Но и ты – тоже.

Ева отпрянула, все еще щуря глаза. Не понимала. Слушала, но не слышала.

— Это и есть твой дар этому лепрозорию, а, Сэм? — осторожно спросила она, смерив его непонимающим взглядом.

— О нет, радость моя! Она — моя месть!

— Кому? — Ева встрепенулась. Целая буря чувств разрасталась в ее голове, путалась, мешалась. Она не могла разобрать, что чувствует к шестикрылому ангелу. Хотелось звать его Сэмом, и это было так привычно. Но сложно было поверить, что из-за нее он оказался заперт на этой проклятой земле на тысячелетия.

— Богу, — наконец, ответил Самсавеил, зная, что она не помнит о себе самого важного. И никогда не вспомнит, уж об этом он позаботился.

Ева сглотнула, нервно пошевелила пальцами, вертя в руках моток паутины. Все происходящее было выше ее понимания. Приходилось думать о совсем страшных вещах, сокровенных тайнах вселенной, нужно было терпеть и ждать, надеясь, что хотя бы смерть Люциферы будет легкой. И хуже того, ангел, говоривший жуткие вещи, был самым дорогим для нее, самым близким. Должен был быть, но любить его было невыносимо, сердце отказывалось верить, что теперь она может быть любимой, что она достойна, что заслужила. В голове мысли мешались в жуткую кашу, и любая попытка хоть как-то разобраться делала только хуже.

— Ты не обязана меня любить, — Сэм медленно подошел и склонился над ней. Ева встрепенулась, ощутив себя совершенно беззащитной, если даже мысли были для него такими же громкими, как слова. — Я так долго ждал тебя, что прожду еще много лет, прежде, чем ты снова согласишься разделить со мной жизнь, — прошептал он, касаясь губами ее лба меж серпа глаз.

Ева покраснела до кончиков ушей, с ужасом и восторгом посмотрела на кота, всей душой умоляя его спрятать ее от душащих чувств. Невыносимо. К хаосу в голове примешивалось тепло, благодарность и счастье. Мысли варились в жуткое месиво.

— Я ухожу, — его слова предназначались уже Хайме, кот обернулся и приготовился выслушать. — Мне нужна одежда, а то я, как факел, притяну сюда амфисбен, — хмыкнул Самсавеил, выпрямляясь. — Я выживу даже у нее в желудке, чего не скажешь о вас, — усмехнулся он. — Да и потом, у меня одно очень важное дело.

— Хорошо, — кот кивнул, про себя смеясь глупым шуткам и издевкам вселенной.

— Береги ее, — бросил ангел через плечо и побрел по туннелю, волоча за собой сияющие крылья.

Хайме фыркнул и сел на под, подперев стенку.

— Тоже мне, команда! — пробурчал, не переставая смеяться. — Бросили нас одних! У всех чудовищно важные дела, все верят, что вершат судьбы и меняют порядок вселенной! Бесит! — рыкнул он. — Бесит!!!

— Может, мы сможем помочь им, — тихо промямлила Ева, провожая Самсавеила взглядом.

— Вряд ли. Нам бы просто не подохнуть — и на том спасибо! — Хайме запрокинул голову и закрыл глаза.

***

Меч был удивительно прекрасен – ангельская сталь сияла ледяным светом, рукоять из дорогой кожи приятно ложилась в руку, крылатое навершие было творением даже слишком талантливого ювелирного мастера – каждое перышко уникально. Ножны бархатом ласкали кожу, кристальные яблочные зернышки россыпью вились до самого острия.

Немыслимо, и как только можно Охотницу одарить чином генерала? Она возьмет этот меч, даст клятву, но… никогда не сможет его заслужить на самом деле. Раун тревожно поджал губы. Нет уж, Кирана справится с Алисой, и все встанет на свои места. Все будет, как раньше. Даже лучше!

Ворон запахнулся в трехслойный плащ – два черных полотна по плечам и одно длинное с капюшоном – меж крыльев, и ускорил шаг. Генерал, должно быть, заждался его. Еще эти бумаги – и зачем только ему понадобились отчеты о смерти Хильды и того отряда, что убила Алиса? Перед самым назначением. Странно, слишком странно.

- Раун, - окликнул его бархатный голос. Такой знакомый, словно сотни раз слышимый. Ворон обернулся, пытаясь вспомнить обладателя мягкого вкрадчивого голоса.

Перед ним стоял ангел. Тяжелые крылья стелились следом, словно ему было слишком тяжело их поднять. Ворон выглянул из-за его спины и пересчитал крылья. Шесть. Ледяной пот заскользил по спине. Раун тряхнул головой, опомнившись, и посмотрел на незнакомца.

- Да? – опасливо прошептал и невольно сделал шаг назад. Странная, пугающая и одновременно теплая и нежная сила исходила от ангела. Сколько было крыльев? Раун снова было заглянул за его спину, но одернул себя. Ведь смотрел же. Кажется, да. Но не помнил, сколько крыльев увидел.

- Я могу попросить твой плащ? – бархатный голос проникал в самую черепушку и растекался в ней, баюкал каждым звуком, каждым отзвуком.

- Да, конечно, - Раун стянул накидку и отдал его нагому незнакомцу быстрее, чем понял, что делает.

- Благодарю, - кивнул ангел и, развернувшись, пошел в другую сторону. Неторопливо накинул плащ на плечи и спину, скрыв верхние крылья, и ускорил шаг.

Ворон так и остался стоять, мучительно пытаясь вспомнить, откуда он знает этот бархатный голос. Но вспомнить не смог. Кто-то тронул его за плечо, и Раун дергано обернулся. Кирана в форме и магистерском плаще как будто ожидала ответа.

- Прости? – переспросил он, проводя по лицу, как будто снимал пелену. – Я тут просто видел кого-то. Ты не заметила?

- Не заметила, - Кирана пожала плечами. - Все готово, Раун. Алиса в Золотом куполе попивает горячее вино и о чем-то шушукается с ангелами. Самое время, я жду твоего приказа, мои Охотницы ждут моего, - повторила она, стряхивая пылинки с мехового воротника.

- Да, конечно. Приказ даю, - ошеломленно отозвался ворон и, кивнув, пошел мимо Охотницы к лестнице.

- Так кого ты видел? – окликнула его Кирана.

И он удивленно обернулся, не понимая ее вопроса.

- Я никого не видел, - ответил он. С чего вообще она решила, что он кого-то видел? Он был здесь один. Или нет? Нет, никого больше не было. Генеральский меч, разве что. И отчеты для Лиона.

- Ладно, - кивнула Охотница.

Раун поднялся по лестнице на следующий этаж, как Кирана заметила, что он выронил бумаги. И даже не совсем выронил – а будто вытащил одну папку и приставил к стене. Специально? Кирана хотела было позвать, догнать, вернуть, но остановилась. В руках она держала доклад ангелов на имя Хильды. Дело о смерти.

Осторожно открыла трясущимися руками. Попыталась прочесть. Отчего-то все плыло, слова с трудом складывались в предложения. Бессмысленные фразы. Кирана перечитывала их снова и снова. Жадно впитывала каждое слово о смерти Хильды, вновь и вновь прокручивая все в голове. Читала и перечитывала, и разум ее снова и снова вспарывал горло Хильде скальпелем, снова и снова разрезал ремни на ее сапогах, снова и снова ронял ее с мостика оземь. Снова. Снова. И снова.

Скальпель из ангельской стали, вымазанный в яде, был даже приложен в конверте. Кирана лишь провела по нему пальцами сквозь толстую бумагу, запоминая очертания. Хильду убил яд – через час после начала задания.