#3. Вернуть нельзя отпустить

В этом мире не вырастет правды побег.

Справедливость не правила миром вовек.

Не считай, что изменишь течение жизни.

За подрубленный сук не держись, человек!

Хоорс осторожно спустился на поляну посреди густо ощерившегося Ариного леса. Воздух, поднятый порывом ветра с земли, тошнотворно дохнул распотрошенными внутренностями и кровью. К этому примешивался терпкий запах сырости и едва уловимый сладковатый — эфира. Ангел сложил крылья и поднял фонарь на уровень глаз. Лиловый кристалл сиял в стеклянных застенках и, пульсируя, освещал на десять метров вокруг. Выхватывал пунцовыми пятнами тела охотниц, примятые листья, любопытное зверье. Ангел подошел к одной из лучниц, повисшей вверх ногами на веревочных перилах, осторожно оглядел. На самом деле ему было плевать на нее, но стоило уделить внимание ее смерти. Горло девушки было вспорото метательным ножом. Вторая лучница убита так же. И третья тоже. Все, кроме мечниц, были убиты тонкими клинками. Хоорс вытер один из них о куртку охотницы и поднес к глазам, посветил фонарем на высеченный номер. Партия новая, Люция не могла украсть со склада — там старье. Значит, забрала у одной из отряда. Но на поверку пояс ножен у лучниц был заполнен, а мечницам такие клинки не полагались. Оставался последний вариант — это были ножи главы охотниц.

Можно было забрать улики и предоставить совету, сбор был назначен через несколько часов. А можно было спасти Ящерице жизнь и честь. Хотя бы честь. И ангел собрал шесть тонких ножей, протер о куртки лучниц и спрятал за пазухой. Если Алисе удастся пережить эту ночь, она будет обязана ему до самой смерти. Это стоит того.

Других ножей Хоорс не нашел. Осмотрел каждое тело, но мечницы были убиты своими же клинками — уж раны от меча и ножа Алисы не скроешь. Лиловый фонарь выхватил темное вязкое пятно впитавшейся крови у дерева, усыпанное пухом и перьями. И Ангел подошел к нему, склонился, поставил фонарь рядом и принялся разглядывать. Белые да бурые, крупные, маховые. Такие были у одной лишь Люциферы. Да и неоткуда тут было взяться еще одному ангелу – какой идиот посмеет встать между охотницей и ее добычей.

Последний патруль крылатых отрапортовал, что в небе не было ни Люции, ни ее пегаса. Лишилась крыльев, чем привела в ужас весь госпиталь и почти на день парализовала работу постов. Гул стоял по всей горе — глава Охотниц Алиса отрезала крылья той самой Люцифере! Но Хоорс мало в это верил, а увидев поле боя, убедился в своей правоте — скорее маршал отрубила крылья сама. Ей бы хватило безрассудства и на такое.

Но и пегас Люции не улетел. Старая кляча утопала по лесам неизвестно куда. Еще одна ловушка. Чтобы все решили, что беглянка улетит. Или не ловушка. Может, она как раз и собиралась, потеряв крылья, улететь на крылатом коне. Тогда бы взяла кобылу посильнее, а не умирающее создание, давно бы скопытившееся, если бы не Лион.

А собиралась ли она вообще отрубать крылья? Всю войну кричала, что это ее преимущество, а теперь вдруг – обуза? Или после госпиталя она была уже не в состоянии тащить на себе такую ношу? Или теперь ей противны ангелы?

Могло быть все, что угодно.

Хоорс поднял фонарь и прижал к груди. Обхватил его, уткнулся лбом в кольцо и тяжело выдохнул. Любые его догадки абсолютно не имели смысла. Пусть даже он угадает, что с того? Люция от этого не появится.

Да и мог ли он угадать? Люция с самого детства была сама себе на уме. С ней почти никто не мог сладить, она делала всегда только то, что хотела. Лезла в драки, летала, как угорелая, покоряла горы. Она даже весь рядовой состав в свои десять лет построила — обыграв в шахматы на желание. Заставила каждого чему-то ее научить — стрелять, метать ножи, защищаться, прятаться.

Найти маленькую гарпию было практически невозможно. Еще сложнее было вдолбить в упрямую голову, что ей жизненно необходимо заботиться о своем хрупком теле, не знающем боли. Ей было плевать — лезла в горы, сдирала руки и колени в кровь, вечно с вывихами, растяжениями. Сколько мороки! Сколько времени ушло, чтобы приучить ее заботиться о себе! Постоянно с разбитыми кулаками, синяками, вся перемазанная йодом и замотанная в бинты по самые уши. Она запасалась спиртом, перекисью, йодом, бутиралем и бинтами. Училась на ощупь определять травмы, пыталась компенсировать отсутствие боли всеми остальными чувствами. И плевать ей было на уговоры. Твердила без устали — «Я — совершенство! И сам Бог позавидует мне!». Несносная девчонка! Выросла в чудовище! Где ее искать?!

Но Лион знал, кого посылает - Хоорс был единственным, кому было под силу отыскать Люциферу где угодно. В этом ему не было равных, он и сам не знал, почему.

— Думай! — огрызнулся он, с размаху ударив лбом по фонарю. Тот только вспыхнул в ответ.

Размышления никогда не помогали. Лишь странное интуитивное чутье работало безотказно. Хоорс выдохнул и поплелся меж деревьев в сторону селения муравьев. Он там уже был — не приходила Люцифера — но тянуло именно туда. Снова.

***

Ариный лес кончился крутым спуском с холма. Внизу горела лиловыми огнями ночных фонарей деревня — последняя смена шахтеров возвращалась по домам.

Пусто. Чутье завело Хоорса в никуда. Вокруг была только пожухшая трава, валуны да ямы. Тихая безлунная ночь как будто и не хранила никаких секретов. Он обвел фонарем примятые кусты, медленно сползающие по склону деревья и выступающий над холмом серый камень. Выдохнул.

Собрался возвращаться, как услышал шепот. Мурашки пробежали по спине.

— Кажется. Кажется. Мне все кажется. Кажется. Кажется…

Бросился к валуну, обогнул. И замер, невольно опустив руку с фонарем.

Он узнал Люциферу со спины. Седые волосы до талии были рассыпаны по широким плечам, запачканы кровью, а некоторые пряди даже намотаны на выступающие кости крыльев. Обломки были залиты бутиралем и блестели в свете фонаря. Люция сидела и покачивалась вперед-назад, все повторяя себе под нос, что ей что-то кажется.

Как же сильно она изменилась. Кожа висела на выступающих костях, от былых мышц не осталось и следа. До чего тонкими и слабыми стали руки. Ее по-мужски широкая спина была усыпана, как бисером, ранами и крохотными синяками от игл — симметрично вдоль хребта. Каждый позвонок выделялся фиолетовыми и зелено-желтыми пятнами на сероватой коже.

— Мне все кажется. Кажется. Кажется, — шептала она, водя большим пальцем по левому запястью. — Кажется. Кажется.

Хоорс сглотнул, облизнул сухие губы, не решаясь окликнуть ее. Медленно подошел, боясь напугать, и выглянул из-за плеча. До чего же гадко пахло распотрошенной животиной. Между ног беглянки лежала объемная туша, под рукой — мешок с солью, у колена — еще один мешок, для мяса. Она готовила запасы. Ангел подозрительно присмотрелся к туше — мясо темное, такого у коровы не будет, разве что у оленя или коня.

Догадка пришла не сразу. Хоорс нехотя поднял фонарь, лиловый свет разлился по камню, выхватив из мрака аккуратно сложенные белесые крылья. Там же стояли склянки, полные бурой жидкости, и мешок с ливром, неприятно бивший в нос запахом внутренностей. Ангел плотно прижал ладонь по рту, борясь с позывами рвоты. Не мог понять, что чувствует помимо омерзения и ужаса. И мясо, и крылья, и кровь принадлежали любимому пегасу Люциферы.

Она даже головы не повернула, словно не видела, что все вокруг залито лиловым светом. Без фонаря, без огня просидела у камня до ночи. Врач предупреждал, что на закате и на рассвете галлюцинации особенно сильны. К тому же, сейчас осень - самое тяжелое время для всех безумцев. Если она не может отличить свет фонаря от мрака, то узнает ли своего хранителя?

— Здравствуй, Люлю, — тихо прошептал он, присаживаясь рядом.

Люция молчала, терла пальцами запястье и смотрела в темноту.

— Люлю! — повторил он, тронув ее за плечо.

Она перестала качаться и только скосила на него глаза. Жуткие, заглядывающие прямо в душу. Совсем не принадлежащие человеку. Скорее уж – дикой, голодной гарпии. Что-то азартное, хищное мелькнуло в зрачках и потухло.