Тигр бросился было следом, но вдруг передумал и ушел стоять над душой Люции.

Как прекрасна была Кошка — тонкая, изящная. Мыла волосы, наклонившись над водой. Не тронутое солнцем тело с проступающими ребрами и бедрами все равно казалось Еве удивительно красивым. Белый хвост, увенчанный такой же белой кисточкой, раскачивался из стороны в сторону в такт песенке. А ноги, да, ноги и впрямь были кошачьими лапами. Человеческие бедра плавно переходили в тонкие колени, а затем вдруг, утопая в белом мехе - в кости предплюсны, совсем как у кошек. Химари шагнула к берегу, на ходу выжав волосы, и Ева успела разглядеть крохотные ступни — лапы с розовыми подушечками и острыми когтями. Отдельно все это казалось чудовищным. И львиный хвост, переходящий в поясницу, и кошачьи уши, и лапы, и клыки, и даже следы вибрисс на щеках. Но в ней оно слишком гармонично сочеталось

— Выходи, — мурлыкнула Химари, запахнувшись в серое кимоно.

И Ева, поняв, что бежать уже поздно, вышла из-за дерева, боязливо закрылась руками, ожидая удара.

— Я просто хотела… — начала она, вжав голову в плечи.

— Я знаю. Лучше помоги мне, раз пришла, — Химари указала рукой на разложенные вещи. Гребни, зеркальце, пузыречки с тушью, кисти, помады, шкатулку украшений и мелочей.

— Да, конечно, — девочка подбежала к вещам, едва не запутавшись в собственных ногах. Когда телица Мерура была жива, Ева каждое утро помогла той с макияжем и прическами. Но ее плотные крема и набор бирюзовых теней не мог сравниться с косметикой Химари.

Паучонок взяла гребни, повертела в руках, прикидывая, какой больше подойдет для густых волос кошки, и подняла глаза на Химари.

— Спасибо, я сейчас, — кошка села спиной к Еве, раскрыла зеркальце и стала разглядывать себя в нем. Расстроенно облизнула белесые губы, внимательно посмотрела на едва различимую каемочку на носу, и паучонок только сейчас заметила, что самый кончик носа - кошачий.

Ева сглотнула и, подойдя, взяла тяжелую копну волос в руки. До чего мягкими были пряди, не то что жесткая вечно путавшаяся грива телицы. Хотелось просто стоять и водить руками по волосам, чувствуя каждой клеточкой их прикосновения. А ведь грубые руки паучихи были не так чувствительны, как у других, что же они ощущали, касаясь Химариных волос?

— Спишь? — тихо спросила кошка, глядя на Еву в зеркальце.

Паучонок вздрогнула и едва не выронила гребни, зажатые под мышкой.

— Простите, — промямлила она и стала спешно расчесывать черную гриву.

Ей было неуютно. С одной стороны, паутина не могла врать, но показывала, что, когда Люции было двадцать лет, она победила Химари. И в паутине сама кошка тоже была молодая. А сейчас Люция выглядела очень взрослой, а Химари — все такой же молодой. Можно было понять, когда фурия в бешенстве, в ярости, рада или удивлена — морщины выдавали ее эмоции. Но лицо кошки было совершенно гладким, белая матовая кожа казалась даже велюровой. Ева начинала путаться, но спросить не решилась.

Вместо этого ей вдруг вспомнилось, как на юбилей тельца-советника Онуфрия пришли гейши. Они были слугами господина Инпу, эдаким подарком на торжество — танцевали, играли на музыкальных инструментах и очень мило общались с гостями. Все они были кошками. И Химари слишком сильно была на них похожа. Ева осеклась, когда Химари подвела глаза угольно-черной тушью и стала медленно вырисовывать губы карминной помадой. Ее худое лицо со впалыми щеками все больше и больше походило на лица тех гейш. Не такое белое, не кажущееся маской, но слишком похожее.

Кошка, мурча себе под нос, поправляла подводку, широко раскрывая и без того большие кошачьи глаза — лиловые, даже светящиеся, как кристальная лампа, с узким вертикальным зрачком.

— О чем ты думаешь? — кошка разглядывала себя в зеркале, но Еве мерещилось, что она смотрит через него на нее саму. Спохватившись, паучонок принялась зачесывать кошкины волосы в высокий хвост.

— Вы красивая, — тихо-тихо прошептала она, зажмурившись. — И похожи на гейш, что приходили к моему покойному господину.

Кошка улыбнулась, казалось бы, так же сдержанно, что и гейши, но в ее улыбке чувствовалась неподдельная нежность.

— А ты похожа на мою дочь.

Ева боязливо выглянула из-за плеча Химари, пытаясь получше разглядеть в зеркальце ее лицо. Зачерпнула гребнем волосы ото лба и затянула в хвост потуже.

— А какая она? — прошептала, не поднимая головы.

Кошка отложила зеркальце и, скрестив ноги, села поудобнее.

— Ее звали Сейрен, она была волчицей. Еще у нее была сестра – Шизука, но ты совсем на нее не похожа.

— Но вы же кошка, — Ева, забыв про страх, перебила Химари, непонимающе нахмурила брови.

— Меня попросили убить Шизуку, — замялась Химари. — Вообще только кошки могут менять форму — становиться зверьми, и не отличишь от дикой твари. Но иногда другие виды обнаруживают особенные источники силы Самсавеила и по нелепым случайностям находят в себе способность к метаморфозам. Не то чтобы это случается часто, волки, например, выкрали у кошек тайну превращения. Но это требует нескольких десятилетий обучения, а Шизука научилась этому сама. Превращаться умела, а контролировать зверя — нет, — Химари подала паучонку охапку игл для прически. — Потому и терроризировала свою же родную деревню. Я нашла ее — волчицу, до смерти напуганную собственными человеческими мыслями, трясущуюся от криков людей и треска огня. Я увидела ее под корзинами на торговой площади, среди трупов с порванными глотками. Она сидела и скулила, зашуганно озираясь вокруг. Уже не волк, еще не человек — тело медленно менялось с наступлением утра. Но, как только она заметила меня, как только поняла, что я могу быть угрозой для нее — ощерилась и обернулась волком — исчезли человеческие черты — руки стали мощными лапами, ребячий хребет превратился в широкую спину.

— Ты спела ей, и она послушалась тебя? — Еве становилось любопытно. А кошка залилась смехом.

— Какие песни, паучоныш? Так не бывает. Она напала на меня, бросилась, так отчаянно желая впиться мне в глотку. Никакой любви, паучонок, никакого прозрения и волшебства материнских чувств, — ухмыльнулась кошка. — Я успела обернуться львом и сбить ее в прыжке. Прижала к земле и сомкнула челюсти на горле. Она потеряла сознание от удара и вернулась в человеческое тело. Тогда я отпустила ее, не могу я детей убивать. Но пришли люди — они видели из окон нашу маленькую битву.

— Они забрали ее?

— Они ждали, что я убью ее. Кричали, чтобы я порвала ее лапами на куски, разгрызла маленькую черепушку. Они считали ее чудовищем. Такие же люди, как она, с такими же волчьими ушами, зубами, хвостами — они жаждали ее смерти. Не моей! А ведь я – кошка, их враг по крови. А ее… Я спросила, где ее родители, но волчонок была сиротой, и никто не взял ее к себе после их смерти. Осталась только старшая сестра, Сейрен, но та сошла с ума - ее заставили наряжать трупы родителей для похорон, а затем упекли в дом сумасшедших на окраине округа Волков. Младшая девочка-волк побиралась на улице, перебиваясь мышами и ворованной едой, ее били и выгоняли из города, ненавидели, презирали. И волчонок нашла в себе силы стать чудовищем — удивительная девочка, чтобы спасти сестру или ради самой себя, а может из мести. Она никогда не рассказывала об этом.

— Тогда ты всех их убила и забрала ту девочку из больницы? — Ева затянула хвост паутиной, подоткнула волосы снизу и заколола иглами. Паучонку хотелось сделать прическу, как у Госпожи из сокровенной картины Мерура, но она плохо помнила ее.

Химари покачала головой.

— Я решила, что хочу стать хозяйкой чудовища, хочу научить ее быть совершенным орудием смерти. Чтобы она смогла отомстить. И я забрала ее. Без сестры она отказывалась мне верить, и я была вынуждена совершить набег на дом сумасшедших и забрать второго ребенка. Это едва не стоило мне жизни — без письменного разрешения главаря волков, на охраняемую территорию, да еще и воровкой, мало того, что сама кошка. Но я забрала сестру Шизуки — Сейрен, и только тогда она стала тренироваться вместе с кошками.