От радости я шуранул вперед и рукоятку выпуска щитков, совсем не подумав, что левый щиток может быть поврежден и не выпуститься! Но на наше счастье щитки выпустились нормально. Самолет приподнялся, "вспух". Я увеличил угол планирования и прибавил газку, не давая самолету крениться влево.
Расчет на посадку оказался с "промазом", но это и хорошо, так как если бы что-нибудь случилось, то другие самолеты могли бы тоже сесть, а на пробег и торможение у меня еще места хватало. Газ убрал, выравниваю, выдерживаю самолет, а он все норовит опуститься на левое колесо. Нельзя позволить ему это. Надо выдержать направление - ведь недалеко справа стоянка самолетов, а слева лес. Добираю ручку, и вот колеса катятся по земле!
Выключаю зажигание. Винт еще крутится, а я уже на земле. Механик Веденеев тискает меня в своих объятиях.
- Когда все сели, а тебя нет!.. Я уж, Ленька, подумал недоброе,- сказал он, радуясь нашему возвращению.
- Зря. Не родился еще тот враг, который убьет меня! - ответил я, хохоча от радости. Не сговариваясь, мы нырнули под плоскость. Было интересно увидеть, что же натворил вражеский крупнокалиберный снаряд?
То, что мы увидели, заставило меня застыть в изумлении. От переднего лонжерона до заднего, снизу крыла обшивки не было примерно на четверть его длины. Тяга щитков, проходящая по заднему лонжерону, была совершенно голенькая. И тут я понял, какую сделал промашку, выпустив перед посадкой щитки. Ведь окажись тяга поврежденной или хотя бы погнутой, левый щиток не выпустился бы. И самолет мгновенно свалился бы в левый штопор. Это был бы полный "привет"! А ведь и без щитков можно было нормально сесть, только скорость посадки была бы больше, на 20 километров в час. На такой пустяковой моей недодумке мы могли бы... Сверху крыла эта метровая пробоина уже не выглядела такой страшной после того, что мы обнаружили снизу.
Самолет окружили со всех сторон, подошли летчики и техники из других эскадрилий. Все дивились чудесной способности "ила" держаться в воздухе с такими огромными повреждениями. Нас с Сашей от души поздравляли с благополучным возвращением. Командир эскадрильи Федор Садчиков и командир звена Володя Сухачев, мои самые старые друзья, особенно радовались, что нам удалось так удачно добраться до дома.
Ты пришла к нам, победа!
Минут через сорок нас вызвали на КП полка и дали новое задание. Я сумел уговорить Федора, чтобы он включил меня в шестерку, идущую на задание. Естественно, что комэск выделил мне другую машину, и мы с Сашей вновь поднялись в воздух. Второй вылет прошел благополучно, хотя вражеские зенитки свирепствовали не менее яростно.
Едва мы успели пообедать, как пришел приказ готовиться к третьему боевому вылету. Четверка в составе Федора Садчикова, Володи Сухачева, Николая Дрозда, ну и меня. Возвращались мы на аэродром, когда красный диск солнца уже готов был нырнуть в Балтийское море.
За шумным ужином было много разговоров о сегодняшних вылетах. Хотя ребята и устали, но настроение было приподнятым. Сегодня опять была сделана большая боевая работа и что самое главное - все друзья были вместе за столом, никого не вырвала из нашего круга жестокая война...
Уже лежа на жестком топчане, я, несмотря на сильную усталость, не сразу смог заснуть. В ушах шумело, все пережитое сегодня проносилось путаной вереницей в утомленной голове. Все ребята давно уже храпели, а я все ворочался. Наконец заснул и я. Ведь на завтра была дана готовность к 5.00. А это значит, что вставать нужно было в 3.30...
Не знаю, отчего я проснулся. В доме было уже светло. В окно заглядывали косые солнечные лучи. Все спокойно спали. Сколько же времени? Часы показывали около половины седьмого. Почему же нас не будят? Это какое-то недоразумение. Возможно, кто-то забыл разбудить нашу эскадрилью или сам проспал? Может быть, разбудить ребят?.. Я приподнялся на локте. Но увидев, как сладко все спят, сам нырнул под одеяло с головой. "Раз не будят, ну и пусть! Доберем еще немного!" И быстренько стал засыпать. И все окружающее вроде уже исчезло для меня, как дверь с шумом распахнулась и чей-то задыхающийся, срывающийся голос возвестил:
- Братцы, товарищи! Победа! Победа!
Вскакиваю с нар. Все ребята стоят в трусах и майках с широко раскрытыми, ничего еще не понимающими глазами.
- Как победа? Где? Что, Курляндская группировка сдалась? - засыпают вопросами вбежавшего. Тут только я узнал в глашатае своего механика Веденеева.
- Да нет. Говорят, вообще, совсем победа! - На его лице разлилась блаженная улыбка.
- Откуда ты это взял? - строго спросил взъерошенный Федя Садчиков, надевая бриджи.
- Из штаба звонили. Почему нас и не будили. Победа потому что! - и на глазах разволновавшегося Веденеева появились слезы. Он вдруг выскочил из избы и побежал куда-то. Мы тоже полураздетые выскочили на улицу.
...Теперь в первую очередь надо было срочно написать письмо маме, хотя бы несколько строчек, чтобы она знала, что смерть в этой войне не смогла дотянуться до ее сына. Это будет для нее самым большим счастьем.
Едва я успел написать: "Здравствуй, дорогая моя мамочка! Поздравляю тебя с великой нашей Победой!", как нас вызвали на КП полка. Поступил приказ немедленно начать перебазировку обратно в Восточную Пруссию на аэродром Лабиау, откуда мы прилетели позавчера. Но теперь молодым летчикам запретили перегонять машины. "Молодежь" отправили в Лабиау автомашинами.
Через полчаса, собрав свои скромные пожитки, мы, "старики", были уже в воздухе. Погода стояла превосходная. Над головой бездонная синь неба, а внизу весенняя цветущая земля, залитая золотыми лучами солнца. В душе разлилась безграничная радость. Хотелось кричать, смеяться, прыгать от восторга.
Я нажал кнопку передатчика и заорал: "Гитлер капут! Да здравствует наша Победа!" Отпустив кнопку, услышал в наушниках шлемофона - мои друзья тоже кричат что-то подобное.
- Эй, солдатушки, бравы ребятушки! Споем? - предложил я и тут же услышал звонкий голос Володи Сухачева:
Броня крепка и быстры самолеты,
А наши люди мужества полны...
И все мы дружно подхватили:
В строю стоят советские пилоты
Своей любимой Родины сыны.
Мы пели и песня летела вместе с нами.
Внизу показался город Шяуляй. На площади было множество народа с флагами. Мы решили присоединить свои чувства к тем, кто сейчас был там, внизу на площади. Федя Садчиков первым перевел свой самолет в пике на шяуляйскую площадь. Мы дружно устремились за ним. "Илы" строем с высоты полутора тысяч метров круто пикировали на площадь, заполненную тысячами ликующих людей.
Самолеты стремительно неслись к земле. Вот уже можно стало различать отдельные фигурки людей - в большинстве своем военные. Точный расчет, и самолеты буквально над крышами домов взмыли вверх, а из наших пушек и пулеметов с громоподобным треском в необозримую синь понеслись трассы нашего салюта Победы!
Сколько раз в боях из этих самых пушек и пулеметов мы посылали смертоносные снаряды и пули, стараясь, чтобы как можно больше их попадало в цель! А теперь пусть они летят "в белый свет" мирным фейерверком, на радость людям, собравшимся на площади в этот прекрасный майский день.
На прощание, приветно покачав крыльями людям на площади, наша четверка продолжала свой полет на запад. Когда Лабиау было уже рядом, Садчиков по радио приказал:
- Плотным строем на бреющем проходим над аэродромом, делаем горку и даем салют из пушек и пулеметов. Потом первая пара отваливает влево, вторая вправо. За мной! - и он повел свой самолет резко на снижение.
Наша четверка крыло в крыло, на максимальной скорости, пронеслась над аэродромом на высоте трех-четырех метров.
Самолеты настолько низко шли над землей, что пыль столбом поднималась за ними, будто пронесся смерч. Граница аэродрома кончалась, и Федор перевел свой "ил" в крутую горку. Все самолеты, как связанные, одновременно устремились ввысь. Шестнадцать длинных огненных струй сорвались с плоскостей наших штурмовиков. Мы следили за ними, пока они растаяли в необозримой синей дали мирного неба.
