— Пожалуйста, — начала я, стараясь быть спокойной. — Прощу прощения за вторжение…

Большая ошибка. Мужчина схватил меня за волосы и потянул на ноги. Я закричала, пытаясь дотянуться до двери, но он дёрнул мою голову назад к своей груди, прижимая нож к горлу.

— Тс-с-с… — произнёс он.

Я остановилась в полукрике со всё ещё распахнутым ртом.

Металлическая кромка ножа была холодной как лёд на моём горле. Если бы я переместила свой вес, то он бы легко вскрыл меня. Охнетнетнетнет.

— Я не хочу делать тебе больно, — сказал мужчина. — Но сделаю, если придётся.

— Пожалуйста, не надо, — всхлипнула я. — Прошу вас…

— Больше никаких разговоров, — продолжил он. — Просто улыбайся или кивай, если «да», и качай головой, если «нет». Хорошо?

Я открыла было рот, чтобы сказать «хорошо», но затем осознала свою ошибку. Сжав губы вместе, я слегка кивнула. Край ножа у моей кожи был острым.

— Тогда ещё разок. Ты из полиции?

Покачала головой: «Нет».

— Твой автомобиль на дороге?

Кивнула: «Да».

— Здесь есть кто-нибудь ещё?

Я заколебалась, а затем покачала головой: «Нет».

— Кто-нибудь знает, куда ты поехала?

Что он со мной сделает? Убьёт ли он меня, если узнает, что меня будут искать? Или же наоборот? Я не знала и так боялась, что вернулась к правде. Я была не в силах остановить слёзы, текущие вниз по лицу, когда покачала головой.

Нет. Никто не знал, куда я ушла. Никто не знал, что я здесь. Никто не придёт спасти меня.

Гейб.

Весенняя уборка была моим любимым временем в году. Сама уборка была славной. Блестящие раковины, сияющие полы. Чистые окна с видом на сосны.

И весной я позволил себе убить пораньше, до того, как подкрадётся тень и начнёт пожирать меня изнутри. Я действительно очень ждал это убийство, чтобы избавиться от тени. А потом она ворвалась в мой прекрасный чистый мирок и перевернула всё с ног на голову.

Я знал, что не мог её отпустить. Бесспорно. Но и убить её я тоже не мог.

В смысле мог. Не поймите меня неправильно. Я не заботился о других людях, потому что помнил обещания. Помнил — ярко помнил — ощущения при взгляде на маму, солнце позади её волос.

А потом тьма: взгляд вниз на её тело.

После этого не было никакой заботы. Лишь оцепенение.

Я мог бы убить эту женщину — трудность возникает со всеми сопутствующими осложнениями. Например, её машина. Сотовый. Что, если она коп? Или даже если нет, она всё равно могла рассказать какому-нибудь другу куда собирается. Есть ли у неё сообщник, ждущий её у дороги? И даже сейчас, удерживая нож у её горла, я обдумывал всё, что мне нужно было сделать.

Все осложнения, которые она привнесла в мою хорошую, лёгкую, безмятежную жизнь.

Пожалуйста, поймите меня правильно. Девяносто девять процентов времени я столь же мирный, как и Сиддхартха (прим.: СИДДХАРТХА (ок. 567-488 до н. э.) — основатель мировой религии буддизма и создатель оригинальной философской концепции). Только Тень собирается у краёв, как грязь на стеклянном столе. Собирается и собирается, проползая внутрь, пока не достигает сердца, и тогда выбор очевиден.

Я должен уничтожить или быть уничтоженным. И я всегда выбирал первое.

Забавно, учитывая, что у меня больше не было причин жить. Но думаю, и у других их нет. Так кто может сказать, что это я должен уйти? Признаюсь, я перетягивал шансы в свою пользу, когда взвешивал свою жизнь против жизней моих жертв. Легко это обнаружить по общественным подсчётам. Легко найти богатых мужчин, откупившихся деньгами от тюремного срока. И невероятно легко подобрать мужчин, которые, как и я, способны причинить вред другим.

Все они были мужчинами. Я никогда не захватывал женщин. А тем более не убивал.

Она может стать первой.

Кэт.

— Хорошо, — проговорил парень. Давление ножа на шее ослабло. — Пойдём внутрь.

Он отпустил меня и жестом указал на коридор с деревянными панелями. Я поперхнулась рыданиями и шагнула вперёд. Нога подо мной подогнулась, в то время как вверх по лодыжке прострелила боль, и я нагнулась, сжимая её.

— Ах, — задохнулась я.

В холле было почти до ужаса темно, поэтому различать очертания мужчины я была более не в силах. Не знаю, перерезал бы он мне горло прямо тогда и там, если бы я заговорила, но я не знала, что мне ещё делать. Я не могла идти. И почувствовала начинающийся приступ паники. Мои таблетки. Где мои таблетки?

— Это… Это больно, — прошептала я.

— Ходить?

— Я подвернула лодыжку, — мужчина вздохнул. Повертел нож в руке. — Подожди! Я могу ползти, — быстро произнесла я. — Пожалуйста. Я поползу. Я…

— Ну же, — сказал парень, потянувшись ко мне. Он подтянул меня на ноги и обвил рукой мою талию, поддерживая. — У меня действительно нет на это времени.

Я оперлась на него и заковыляла по холлу. Всё это время он тесно удерживал меня у своего тела. Страшно подумать, но уже довольно давно никто не был ко мне так близок, а тем более так, как его рука была обёрнута вокруг моего бедра… Ну, я ничего не могла поделать с тем, как отреагировало моё тело. Давление его руки вокруг меня было волнующим в самом ужасном проявлении. Я прикусила губу, когда новая волна боли окатила мою ногу.

Мы дошли до конца, и передний холл перешёл в гостиную. Я оглядывала дом, ожидая обнаружить ряд сверкающих приспособлений для пыток. Пол, усыпанный ножами. Ванную с частями тела.

Вместо этого я увидела гостиную с центральной страницы журнала «Дом & Быт», бревенчатый коттедж, который мог быть собственностью любого миллионера. Кожаный диван перед огромным камином. Латунные батареи на стенах. Плюшевые бархатистые ковры поверх узловатого соснового паркета. И виднеющийся через открытую дверь на кухню окровавленный и стонущий человек, который лежал на столе.

Ладно, возможно, этой картины в «Дом & Быт» и не было.

Он остановился перед шкафом в конце коридора и открыл сосновую дверь. Внутри шкафа, который, как я думала, предназначался для одежды, находились компьютерные мониторы, показывающие каждый возможный угол дома и окружающие его объекты. Дорогу, ворота. На трёх экранах в верхней части светилась красная мигающая иконка, на которой было написано большими печатными буквами: «Предупреждение: Нарушитель».

Он нахмурился и вытащил то, что выглядело как пульт дистанционного управления. Открыл заднюю панельку и надавил. Из него выпали четыре батарейки.

— Чёрт побери, — голос его был ровным, но там, под поверхностью, было столько злобы, что лучше бы он кричал.

Он сорвал зубами задний защитный клапан с батарей и заменил их, затем швырнул дистанционный пульт в шкаф и захлопнул дверцу. Он повернулся ко мне, и я заметила раздражение на его лице.

— Батарейки, — сообщил он. — У моей звуковой сигнализации сели батарейки. Вот почему она на тебя не сработала. Великолепно. Я забыл поменять батарейки во время генеральной уборки.

Я разинула рот. Что это значит? Если бы он заменил батарейки, я бы не стала свидетелем убийства?

«Ну, почти убийства», — напомнила я себе, когда человек в соседней комнате вновь застонал.

— Если ты меня отпустишь, я ничего не расскажу, — сказала я, выплёскивая слова взволнованным потоком. — Я ничего не видела. Я не знаю твоего имени и не знаю, кто ты. Даже не знаю, кто этот парень!

— Почему ты здесь?

Он стоял лицом ко мне, укоряя своими прямыми глазами. Я сглотнула.

— Я… Мне стало любопытно. Из-за бумажки.

Он шагнул вперёд, так что наши лица оказались всего в нескольких дюймах друг от друга. Я вновь почувствовала утончённый запах его лосьона после бритья, смешанный на этот раз с потом из-за напряжения. И под всем этим был ещё один запах. Горький запах крови и меди.

Несмотря ни на что, я помнила тот последний раз, когда мы были столь близки: в лифте. Помнила его свирепый поцелуй, страсть, нарастающую и вырывающую воздух из моих лёгких. Даже сейчас, стоя так близко к нему, я чувствовала ужасное желание, пробегающее по моему телу, разжигающее огонь между бёдер. Я знала, что он опасен, но моё тело это не волновало.