На аэродроме о наступлении зимы возвестили тревожным ревом тракторы и роторные машины. С ожесточением набросились они на первый снег, податливый и мягкий, разгребая его, счищая с рулежных дорожек и взлетно-посадочной полосы. Отныне и на всю зиму эта нелегкая заботушка: сколько бы ни выпало снегу, его надо убрать с рабочей площади аэродрома. Истребители должны взлететь в любую минуту, если потребуется.

В мирное время служба идет по расписанию. Но бывают минуты, особенно у летчиков, когда они остро ощущают характер своей боевой профессии.

Истребитель всегда рвется в бой и всегда досадует, если и по тревоге вылет оказался учебным… И все-таки Вадим вздохнул с облегчением, услышав команду идти на аэродром: очень уж мешал ему левый крен самолета. На такой машине воздушный бой начинать — все равно что в сабельную атаку на хромой кобылице. Ладонь от напряжения вспотела. Все время отклоняя ручку управления вправо, против крена, Вадим подпирал ее коленом.

И что случилось с самолетом — не понять. Вчера летал без фокусов, летал отлично — как МИГ.

При заходе на посадку Вадим значительно сбавил скорость — ослабла и сила, кренившая самолет. В момент приземления она почти не ощущалась.

Мгновенная догадка проскочила в голове: "Деформация крыла!"

МИГи дышали жаром своих турбин. Под руководством старшего техника-лейтенанта Жукова механики осматривали самолеты, заправляли керосином и маслом. Моторы поршневых ЯКов работали на лучшем, высокооктановом бензине. А современные реактивные двигатели перешли на керосин — не парадокс ли? Об этом или о чем другом размышлял Игорь Жуков, прислушиваясь к журчащей в горловине бака керосиновой струе. Может быть, вспоминал разные "технарские" заботы, может быть, задумался вообще о своей службе, которая начиная с сорок пятого года пребывает в каком-то заторможенном состоянии. Правда, прибавилась третья звездочка на погоне, но, кроме этого, за много лет решительно ничего не изменилось в жизни Жукова: послеполетные осмотры, регламентные работы, подготовка матчасти к полетам — все шло повторяющимся вкруговую циклом.

— Игорь! Игорь, уснул ты, что ли? — окликнул его Зосимов. По старой дружбе и по прошлым комсомольским делам замкомэск, как прежде, называл Жукова по имени.

— Я вас слушаю, товарищ капитан! — встрепенулся Игорь.

Зосимов сделал легкий жест рукой, будто отмахиваясь от его официального тона.

— В воздухе страшно кренило самолет влево, — продолжал Вадим. — Ты не догадываешься, в чем дело?

— Ми не знаэм… — проговорил Жуков с наигранным кавказским акцентом. И повертел пальцем вокруг пальца.

— Эх ты, техническая душа! Поди-ка сюда… — Вадим потянул его за рукав, увлекая к левому крылу самолета. — Присмотрись к задней кромке.

Прищурив глаз, Жуков нацелился вдоль тонкой, бритвенно острой кромки крыла.

— Вроде погнута…

— Не вроде, а точно! — Вадим присел рядом с Жуковым. — Чуть-чуть выгнута вверх. На каких-то полсантиметра. При обычном осмотре можно трижды обойти вокруг самолета и не заметить. Но этого оказалось достаточно, чтобы создать тенденцию крена. Скорость! Нынешняя аэродинамика, брат, строгая.

Жуков поднял на него виноватый и восхищенный взгляд:

— В аэродинамике собака съедена. Другой бы летун и не догадался, — сказал он, избегая прямого обращения к Зосимову. Взаимно называть замкомэска на "ты" он как-то не мог. — Теперь я припоминаю, как оно случилось: кругом снежные брустверы наворочены, утром выкатывали самолет, кто-то перестарался — может, даже плечом поддел.

— Нельзя, нельзя… — заметил Вадим наставительно, — МИГ! Он ведь, гляди, какой изящный: его взять и на комод поставить для украшения.

— Сегодня дежурят в основном молодые механики. Мала-мала не соображают, — оправдывался Жуков. — Проведу разъяснительную работу.

Вадим кивнул, давая понять, что разговор окончен. Однако добавил:

— Хорошо, что мне попалась такая загадка. А представляешь, что могло случиться, если бы на машине полетел лейтенант какой-нибудь?

Жуков сокрушенно покачал головой.

И как раз последние слова об аэродинамической "загадке" услышал командир эскадрильи, подходивший К самолету. Он сегодня не дежурил, но явился проведать своих.

— О чем это вы толкуете? — насторожился Булгаков.

— Да вот, Валентин Алексеевич, анализируем с техником звена один дефект на машине… — И Вадим стал коротко рассказывать ему о погнутой кромке, которая в воздухе дала себя знать.

— Что-о-о?! — Булгаков сделал выпад, как фехтовальщик.

Игорь Жуков понял, что теперь разговор пойдет уже не об аэродинамике.

— Техник звена, вы куда смотрите? Что у вас творится на боевом дежурстве?

— Молодые механики работали, товарищ командир… — промолвил Жуков.

— Знать ничего не хочу, молодые они или старые! — повысил голос Булгаков. — Заместителя командира эскадрильи хотели убить, вот что я вижу! Распустили людей, никакого контроля. Дошло до того, что подсовывают летному составу неисправные машины. Летите, бейтесь, хрен с вами!..

Жуков молчал, но головы не вешал. Смотрел на командира эскадрильи ясными глазами.

— Самолет немедленно заменить, после чего построить мне весь техсостав — я тут с ними проведу некоторую профилактику! — распорядился Булгаков. — А вам, техник звена, трое суток домашнего ареста за недосмотр.

— Есть!

Булгаков отвернулся от техника. Пошел прочь. Медленно двинулся за ним и Вадим. Трудно оспаривать строгость командира, формально он прав, но какое-то неприятное чувство запало в душу Вадиму, и он долго не мог перестроиться, когда Булгаков заговорил с ним о текущих делах эскадрильи.

V

Эскадрильское летно-тактическое учение заканчивалось. Летчики выполнили все задания, решили все "вводные" посредника, и можно было считать, что очередная тема тактической подготовки отработана.

Представитель штаба доволен, командир эскадрильи доволен. И только капитану Зосимову что-то не нравится: нервничает, то и дело пристает к летчикам с разными вопросами.

Прилетела пара истребителей, которая изображала там, в далеком квадрате, "противника" и которую Вадим со своим ведомым перехватил, атаковал без всякого труда. О таких атаках говорят, что они получаются, как по нотам.

Завидев идущих сюда Васю Кочевясова и его напарника, лейтенанта Зеленского, Вадим сказал летчикам:

— Представляю: "противник", который совсем не кусается.

Летчики хохотнули, конечно, и напарники смутились. Хотелось им вообще куда-нибудь ретироваться, но замкомэск не отпустил, вытащил на середину круга.

— Почему не маневрировали? — спросил он.

— Мы маневрировали, — ответил Кочевясов.

И Зеленский тут же поддакнул:

— Точно, маневрировали.

Вадим усмехнулся, что-то припомнив. Сказал с подчеркнутой иронией:

— Это так, как один тоже маневрировал: крен самолета пятнадцать градусов, да голова летчика склонена на пятнадцать градусов — итого тридцать.

Тут уж все смеялись — и свои и "противники". Когда стихло, Вадим продолжил уже построже:

— Если играете за противника, так и вести себя должны, как противник. А то сами не учитесь и другим не даете. Если бы ты, Вася, захотел… — замкомэск обратился к Кочевясову. — Если бы захотел, говорю, мне бы пришлось потягаться с тобой. Сильный ты воздушный боец, знаю. А так что ж: подставили нам хвосты — мы атаковали. Птичка в тетрадь учета, и никакого проку.

Возразить, собственно, было нечего, и летчики примолкли, некоторые даже приуныли. Была возможность помериться силами в воздухе, а они ее не использовали. Кто тут виноват, трудно сказать: сами, конечно, виноваты и вроде еще кто-то…

— Зеленский, сколько попал по воздушной цели? — неожиданно спросил замкомэск.

Лейтенант показал на пальцах, явно гордясь результатами своей стрельбы.

— Видел я, как ты сосал мишень. Уж хотел пугануть по радио, да смолчал: может, думаю, у человека совесть заговорит?