В одно зловещее утро над Хиросимой появился американский самолет — всего один самолет. Он летел, а город, ослепленный солнечными лучами, смотрел на него без особых подозрений. В следующий миг Хиросима погибла…

Со временем люди узнали имена летчиков. На разведку погоды перед бомбометанием вылетал майор Изерли. Вслед за тем сбросил атомную бомбу экипаж полковника Тибетса.

— Как им жить после этого? С ума сойти!.. — говорили на таежном аэродроме, услышав их имена.

Наши летчики были не в силах понять тех летчиков. Тогда они не знали, что Изерли, преследуемый призраком невиданного преступления, несколько лет спустя действительно потеряет рассудок. А Тибете и те, кто послал его в полет с атомной бомбой, будут жить преспокойно.

Тихой, мирной жизни, видно, не будет на земле никогда. Не так давно праздновали победу над фашизмом, думали, что если не стало фашистской Германии, то с нею исчезла навечно военная опасность. Квантунскую армию разбили. Это был сильный и очень агрессивный противник. Он представлял большую опасность для многих армий и государств, но не мог сдержать натиска русских дивизий, вооруженных боевым опытом, умудренных полководческой мыслью, прославленных беззаветной храбростью.

В первое время мирной, немного сонной жизни показалось, что с профессией летчика-истребителя за душой и делать-то больше нечего. А вот поди ж ты! Старый, лысый, прокопченный насквозь сигарным дымом, проспиртованный англичанин прокаркал с трибуны слова, которые опять взбудоражили военные страсти.

Плеснули масла в тлевший, потерявший силу костер те, кто участвовал в одной коалиции. Как говорится на авиационном языке про таких, "друзья до первого разворота".

Кет, не жди покоя на этом свете…

Гвардейский истребительный авиаполк противовоздушной обороны получал новую материальную часть — самолеты Яковлева, новейшей по тем временам конструкции. На таких машинах, с большим радиусом действия и большой огневой мощью, можно перехватить противника за пределами своей территории, где-нибудь над океаном.

Ещё один из племени одержимых

Повесть третья

I

С годами летная служба приобретает характер течения бурного, обгоняющего реку времени. Возрастающие реактивные скорости, неизбежные перегрузки диктуют весь уклад и режим жизни летчиков. Предварительная подготовка, дневные полеты, ночные полеты, боевое дежурство… Календарь со своими черными и красными числами теряет первоначальную силу — все подчинено графику.

И так — год за годом, год за годом…

Свою юношескую клятву — всегда летать вместе — Валентин Булгаков и Вадим Зосимов давно бы нарушили, ибо служба армейская не очень-то считается с личными пожеланиями. Но весной 1952 года случилось так, что их обоих вызвали в отдел кадров и предложили ехать в еще более отдаленную местность. Оба согласились, обрадовавшись не только выдвижению, но и приоткрывшейся где-то впереди перспективе: после нескольких лет службы в отдаленной местности полагался перевод на запад.

Так друзья очутились в Н-ской истребительной авиачасти ПВО, охранявшей дальние рубежи страны. Оба быстро и уверенно освоили свои новые командные должности, легко и просто вошли в семью летчиков.

Еще раньше сюда же получил назначение и подполковник Яков Филиппович Богданов. Приехало и несколько старых полковых "технарей", в том числе Игорь Жуков.

В эти годы уже хорошо прижились реактивные истребители и бомбардировщики. О поршневых машинах стали забывать, словно их и не было. А ведь исчезновение воздушного винта на самолете и появление на его месте зияющей дыры — сопла — представляло первую крупную резолюцию в авиации. Несколько лет спустя Военно-Воздушные Силы потрясет вторая крупная революция — переход на сверхзвуковые скорости. Булгакову, Зосимову и даже Богданову, хотя он значительно старше, пожалуй, придется полетать и на сверхзвуковых истребителях, если не случится чего (в воздухе — не на земле-матушке). Но до сверхзвуковых еще далеконько. Пока что над аэродромом, над таежными сопками косятся с посвистом косокрылые истребители с красивым и точным по смыслу названием — МИГ. Взлетно-посадочная полоса, собранная из металлических плит и расстеленная на земле, бренчит под колесами быстрых МИГов.

Из стопки летных книжек, лежавших на столе, Булгаков выбрал одну — книжку того лейтенанта, с которым сегодня вместе поднимался в воздух. В разделе поверки техники пилотирования сделал запись.

"Разрешаю дальнейшую самостоятельную тренировку на самолете МИГ-17 при горизонтальной видимости не менее 4 км и облачности не ниже 200 м.

К-p, а.э. к-н Булгаков",

В соответствующей графе поставил дату: "12 сентября 1352 года". И уж в который раз удивился, вздохнул: летят годы. Вот ему уже под тридцать, и этот вот лейтенант, поди, называет его за глаза стариком…

Пущенная по гладкому столу книжка заскользила, как хоккейная шайба. Лейтенант перехватил ее и долго изучал командирскую запись, розовея от удовольствия: допускают к поле хам при такой погоде не всякого.

— Семнадцать ноль-ноль, — сказал комэск, взглянув на часы. — По случаю субботы закругляем.

Говорливой толпой возвращались в гарнизон. Впереди шли командир эскадрильи капитан Булгаков и его зам, капитан Зосимов, в нескольких шагах за ними — остальные летчики.

На синем далеком небе резко выделялась гряда сопок, отороченная рябью снежных вершин и тенистых впадин. Дымил вулкан, как столетний дед, раскуривший трубку. Солнце снижалось; золотисто-белая тучка парашютом клубилась над ним.

— Может быть, махнем завтра на рыбалку? — спросил Булгаков.

Зосимов виновато усмехнулся.

— Я бы с удовольствием, Валентин Алексеевич. Да видишь ли, выпросил в батальоне машину на два рейса — дровишек привезти.

— В воскресенье отдыхать надо, — заметил Булгаков с напускной строгостью.

— А что ты думаешь, Валентин Алексеевич? Хозяйственные заботы — это тоже своеобразный отдых.

— Какой там отдых… — Булгаков махнул рукой.

Холостяк семейного человека не понимает. И наоборот…

Около двухэтажного деревянного дома они расстались.

Зосимов свернул к подъезду. Булгаков пошел дальше, к общежитию летного состава.

II

Две девчушки встречали Вадима на крылечке дома. Старшая смотрела на него его глазами, будто из зеркала, младшая пучила кругленькие карие глаза своей мамы. Наташе шесть лет, Светочке — два с половиной.

— Мама дома? — спросил он.

— Нету. Ее вызвали, — ответила Наташа.

На Светкином щекастом личике отразилась грусть по этому поводу, она, кажется, приготовилась всхлипнуть.

Варвара работала врачом в гарнизонном лазарете. Работала пока бесплатно в ожидании полставки, которая должна скоро освободиться. Летчики навезли в гарнизон столько жен-врачей, что далеко не каждой удастся устроиться на работу в крохотном местном лазарете. Окончив медицинский институт, Варя успела с годик поработать в хорошей клинике, специализировалась по акушерству, и это послужило ей надежной рекомендацией для здешнего начмеда: полковник взял ее в лазарет. Дела пошли у молодого врача успешно. Нередко ей приходилось самостоятельно диагностировать и оперировать — рука у Вари как у хирурга. В крупной больнице ничего подобного ей бы не доверили — там немало светил в белых халатах. Здесь же свобода действия полная. До города двадцать пять километров, не всякий раз повезешь туда беременную женщину. Денег пока Варе не платят, но на работу вызывают даже ночью, если нужно, и она этим гордится.