— Молодец! Дал ему прикурить!..

Кто кричит по радио? Валька не сразу сообразил, что слова комэска относятся к нему. А когда понял, его охватил холодок безудержной отваги. Он совершенно перестал думать о себе, не дрогнул даже тогда, когда заметил на левом крыле несколько внезапно образовавшихся дырок — будто какая невидимка проткнула их пальцем. Близко от крыльевого бензобака, может вспыхнуть… Но пока ведь не горит? По газам! И Валька вслед за ведущим выписывал полупетли и боевые развороты. Охраняя командира пары, не упускал случая отвернуть, чтобы дать очередь по вражескому самолету.

С внушительной победой вернулась группа Богданова домой: сбили шестерых. Но все поздравляли Вальку Булгакова. Что означал, например, для комэска, Героя Советского Союза, еще один сбитый, двадцать третий по счету. Занести его в летную книжку — и порядок. Почти так же рассуждали о своих победах другие гвардейцы. А Булгаков, молодой летчик, открыл нынче счет, сбил первого, причем бомбера. Именинник он.

"Ну как?" — задавали ему дежурный вопрос при встрече. "Нормально", — отвечал он. "Ну, ну, расскажи, как ты его рубанул". Валька усмехался слегка и повторял фразу, которую услышал тогда по радио от комэска: "Дал ему прикурить — и все".

Боевая зрелость наступала у Валентина без переживаний, без ломки душевной, без эмоций. По крайней мере так казалось со стороны.

Вскоре Булгакова назначили ведущим. Командир пары — небольшой командир, но уже не рядовой. Главное же преимущество его состояло в том, что он отныне выступал в роли ударной силы, к чему Валька так стремился. Вспомнил командир эскадрильи просьбу двух молодых летчиков, с которой они обратились к нему по приезде в полк. Теперь можно было свести их в пару. После небольшой перестановки в боевом расчете эскадрильи Зосимов стал ведомым у Булгакова.

Некоторое время спустя Булгаков сбил еще самолет, и опять — бомбардировщик. Наградили Булгакова орденом Отечественной войны второй степени.

Зосимов и Розинский по-прежнему считались в полку молодыми, за которыми надо присматривать. Не только командир, но любой из летчиков постарше имел неписаное право сделать им внушение или послать за чем-нибудь, если самому лень. А Булгаков, их ровесник и однокашник, из такого "детского" возраста вышел. Человек имеет двух сбитых, орден, летает ведущим — попробуй его сгонять, он при своем характере так тебя пошлет, что не рад будешь.

Зосимов сбитых не имел. Да и боевых вылетов у него было поменьше: прежний его ведущий долго лечился в госпитале, и Вадиму тогда пришлось отсиживаться на земле. Летал Вадим не хуже Вальки, и смелости у него хватало. Попадись ему такой случай, как Вальке, он бы тоже не промахнулся. Но удачные случаи в воздушных боях — редкость, везет на них только некоторым счастливчикам.

Вообще-то боевой работы для летчиков противовоздушной обороны уже было мало. До прорыва блокады Ленинграда они тут не знали отдыха ни днем ни ночью. Вылетали по пять-шесть раз в сутки. Теперь же воюет в основном фронтовая авиация. Фронт откатился дальше на запад. ПВО оказывает фронтовой авиации помощь, не отрываясь от главного своего объекта прикрытия — Ленинграда. И уже заскучали гвардейцы, вылупилась и пошла гулять среди летчиков несправедливо-злая шутка насчет службы в системе ПВО — "пока война, отдохнем…".

Но война ушла не так уж далеко. В воздушных боях все еще случались потери. На прошлой неделе погиб командир звена из первой эскадрильи: два "фокке-вульфа" взяли его в клещи с двух сторон и расстреляли в упор. Вчера на рассвете, когда техники только разогревали моторы, пришла девятка "юнкерсов" и ударила по аэродрому. Дежурившая пара ночных истребителей вылетела с опозданием и завязала воздушный бой уже после того, как "юнкерсы" сбросили смертоносный груз. Бомбы легли по центру аэродрома и вдоль стоянки самолетов. Большого вреда они не причинили — земляные валы капониров надежно укрыли машины от осколков, — но два фугаса прямого попадания разворотили водомаслогрейку и КП полка. На КП в тот ранний час никого не было, лишь у входа стоял часовой, от которого после не кашли никаких остатков. Получили ранения некоторые механики и техники, пренебрегшие простым, но верным средством спасения от бомбежки: вблизи самолетных стоянок были вырыты зигзагообразные глубокие щели, а они туда не полезли. Кто по тревоге спрыгнул в щель, тот остался жив и невредим.

II

На аэродроме ее всегда ждут. Пара истребителей первой готовности; летчики, забивающие "козла" у порога эскадрильской землянки; механики, дремлющие каждый у крыла своей машины, свернувшись по-собачьи калачиком; телефонист, пребывающий в стадии гипноза перед ящиком полевого аппарата, — все ждут появления сигнальной зеленой ракеты. Ждут с тревогой, опасаясь прозевать. Зеленая ракета в своей сущности неповторима, как падучая звезда.

— Ракета!!! — заорал механик, дремавший только одним глазом.

Одновременно ее — зеленую падучую звезду — увидели многие и зашумели, забегали около самолетов.

Ведущий дежурной пары уже запустил двигатель, самолет, сдерживаемый тормозами, продвигался малыми шажками вперед. А у напарника мотор никак не запускается. Вертится, потеет в кабине Костя Розинский и ничего поделать не может.

Вдруг он выскочил из кабины и побежал, придерживая болтавшийся сзади парашют. Так может бежать не вовремя потревоженный, не успевший застегнуть штаны. И хотя было теперь не до смеха, на лицах летчиков и механиков появились улыбки. Костя бросился к соседнему капониру, где стоял расчехленный, готовый к вылету самолет командира эскадрильи. Самого комэска на аэродроме сегодня нет, приболел и отлеживается в деревне. В такой ситуации разрешения да согласия некогда спрашивать, дорога каждая секунда. Влез Костя в командирский самолет, и, как только винт у него заработал, ведущий пары прямо со стоянки, пересекая аэродром по диагонали, устремился на взлет. Розинский — за ним.

Набирая высоту, пара истребителей держала курс на юго-запад. Самолеты шли рядышком, летчики понимающе переглядывались.

По радио им указали квадрат южнее Нарвы, где-то там пересекла фронт группа немецких бомбардировщиков. Вслед за дежурной парой с аэродрома вылетела еще восьмерка истребителей. Она шла сзади, в пятиминутном интервале. Наверное, поднялись истребители и с других аэродромов. Летом сорок четвертого года сил уже хватало. К Ленинграду немецкие бомбардировщики давно не подпускались и близко. Некоторые полки Гвардейского истребительного авиационного Ленинградского корпуса ПВО были выдвинуты вперед, на прифронтовые аэродромы. Действуя с этих точек, они не только прикрывали дальние подступы к великому городу, но и помогали фронтовой истребительной авиации, которая трудилась над передним краем денно и нощно.

Чем ближе к фронту, тем больше становилось в воздухе самолетов. Внизу, у самой земли, проскользнула наискосок шестерка штурмовиков. "Как стайка чирков…" — подумал Костя, прослеживая их полет. Встречным курсом, почти на равной высоте, пронесли свои тучные тела бомбардировщики. Эти уже отработали по цели, возвращаются домой. Возвращаются, да не все. В одной группе Костя насчитал девять машин, в другой восемь, а в третьей — только семь. Известно, что бомберы летают девятками. Которых не хватает в строю, тех уже и нет… А где же истребители сопровождения? Вон они, храбрые рыцари, — идут сзади и повыше, идут опустивши заостренные "яковские" носы, печальные, как живые существа, потерявшие нескольких единокровных братьев в драке с врагом.

Костя Розинский все видит, все понимает. Он должен хорошо ориентироваться в воздушной обстановке, чтобы своевременно предугадать опасность и надежно прикрыть с хвоста ведущего пары. Тактику ведомого летчика (не столь уж простую, если разобраться) Костя усвоил, сегодня — его двадцать седьмой боевой вылет. Командир звена старший лейтенант Бровко меньше всего смотрит назад и по сторонам — там у него верный щит. Дело Бровко, как ведущего пары истребителей, — искать воздушного противника и бить.