Конану в самом деле недостало времени на то, чтобы надеть тяжелый пернатый шлем или зашнуровать как положено боковины кирасы. Он даже щит со стены сорвать не успел. Тем не менее доспехов на теле короля было побольше, чем у любого из заговорщиков, кроме Вольманы и Громеля, явившихся в полном вооружении.
Сурово и грозно смотрел на них Конан, пытаясь угадать, кто же это на него нападает. Аскаланте был ему незнаком, еще двое прятали лица за опущенными забралами, а Ринальдо стянул на самые глаза широкополую шляпу. Впрочем, на то, чтобы строить догадки, времени уже не было. Со слитным воплем, потрясшим дворец до самой крыши, убийцы хлынули в комнату. Громель наскочил на Конана первым – низко пригнувшись, точно атакующий бык, он держал меч наперевес, чтобы первым же выпадом выпустить противнику кишки. Конан рванулся навстречу, вкладывая в размах меча всю свою тигриную мощь. Свистящий клинок вычертил в воздухе серебряную дугу и обрушился боссонцу на шлем… Страшный удар вдребезги разнес и шлем, и оружие. Громель рухнул на пол бездыханным, Конан же отскочил назад, сжимая осиротевшую рукоять.
Разбитый шлем обнажил знакомые черты предводителя Черного Легиона, и глаза короля вспыхнули яростью.
– Громель! – вырвалось у него, как плевок…
А в следующий миг на него насела вся остальная свора. Чей-то кинжал скользнул по его ребрам между половинками кирасы, перед самыми глазами мелькнул обнаженный меч… Левой рукой Конан отшвырнул владельца кинжала, а правой, точно кастетом, обломанной рукоятью шарахнул меченосца в висок – так, что мозги брызгами полетели ему в лицо.
– Вы там, пятеро, стерегите дверь!.. – завизжал Аскаланте, мечась возле края лязгающего стального водоворота. Он боялся, как бы Конан не прорвался сквозь ряды заговорщиков и не выбежал в коридор.
Негодяи подались назад все сразу – откуда им было знать, к кому именно обращался главарь, – а Конан, воспользовавшись мгновением передышки, метнулся к стене и сорвал с нее древний боевой топор, что висел там, никем не тревожимый, добрых полвека.
Стоя спиной к стене, киммериец обвел глазами готовое сомкнуться кольцо головорезов, а потом… потом прыгнул вперед, в самую гущу врагов. Обороняться? Еще чего! Каким бы погибельным ни было неравенство сил, Конан-варвар признавал только один вид боя – нападение!
В нынешних обстоятельствах любой другой воин уже давно бы погиб, да и сам Конан не особенно надеялся выжить… Но прежде чем пасть, он был намерен забрать с собой как можно больше врагов. Его варварская душа пылала восторгом смертного боя, и песни о древних героях отдавались в ушах.
Летя в прыжке от стены, он стремительным ударом разрубил одному из нападавших плечо и тут же наотмашь сплющил череп другому. Кругом ядовитыми гадюками свистели в воздухе чужие мечи, но смерть всякий раз промахивалась, пускай и на волосок. Киммериец двигался до того быстро, что глаз не успевал уследить. Он прыгал, крутился и стелился по полу, точно тигр в стае обезьян. Враги никак не могли попасть по нему, между тем как его топор знай выписывал смертоносные полосы и круги…
Начавшие отчаиваться убийцы в какой-то момент попытались просто смять его числом, загоняя в угол и вслепую осыпая ударами; однако им помешала их собственная численность, и, не совладав, они вновь отшатнулись, оставив двоих мертвецов лежать на полу немыми свидетелями ярости короля-варвара.
У самого Конана тоже кровоточили раны на плече, шее и обеих ногах, но он крепко стоял и был готов драться.
– Сброд! Проходимцы! – вскричал Ринальдо, срывая и отшвыривая прочь шляпу с пером. Его глаза безумно горели. – Вы что, бежать изготовились? Бежать и оставить жизнь деспоту?.. Покончим же с ним!
И он очертя голову устремился вперед, пытаясь то ли рубить, то ли колоть, но Конан, узнав его, ограничился тем, что коротким страшным ударом раскрошил у него в руке меч, после чего ладонью свободной руки отшвырнул поэта далеко в сторону. Почти сразу ему пришлось отмахиваться от клинка Аскаланте, и беглый вельможа спасся от свистящего топора только тем, что сложился вдвое и отлетел спиной вперед прочь. Опять закружилась хищная стая, и снова топор Конана запел свою смертоносную песнь… Вот какой-то нечесаный разбойник нырнул под удар и бросился королю в ноги, желая его повалить… С таким же успехом он мог бы ронять железную башню. Осознав неудачу, он вскинул глаза – как раз вовремя, чтобы заметить опускающийся топор… Больше он не успел уже ничего.
Именно в этот момент кто-то из его товарищей метко рубанул широким двуручником и рассек наплечник короля, ранив прикрытое им плечо. Кираса Конана немедленно наполнилась кровью.
Завидев это, Вольмана расшвырял своих товарищей вправо и влево и в победном нетерпении подскочил ближе, нацеливая смертельный удар в ничем не защищенную голову короля. Конан, однако, успел пригнуться, и вместо головы лезвие смахнуло лишь прядь его густых черных волос. Не теряя время даром, Конан с разворота всадил топор во вражеские доспехи. Сталь беспомощно хрустнула, проминаясь и лопаясь под ударом, и заговорщик упал замертво.
– Вольмана, – выдохнул Конан. – Ну, коротышка, доберусь же я до тебя, когда попаду в преисподнюю…
Выпрямляясь, он оказался нос к носу с Ринальдо. Безумный поэт ринулся на него, беспорядочно размахивая кинжалом. Конан отшатнулся прочь, защитным движением вскидывая топор.
– Назад, Ринальдо! – приказал он с яростью и отчаянием. – Ну не хочу я тебя убивать!..
– Умри, тиран!!! – завизжал спятивший стихотворец и, не разбирая дороги, бросился на короля.
Конан всячески пытался его уберечь, он до последнего медлил с ударом, которого очень не хотел наносить, и отмахнулся, только когда кинжал Ринальдо ткнулся ему в незащищенный бок.
Иначе ему пришлось бы умереть самому…
Ринальдо запрокинулся и осел, Конан же, шатаясь, привалился к стене. Левой рукой он зажимал рану в боку, и между пальцами густо текла кровь.
– Вперед, вперед, добейте его! – кричал Аскаланте.
Опираясь на стену, Конан снова поднял топор… В эти мгновения с него можно было ваять памятник несгибаемому первобытному мужеству. Ноги широко расставлены, одна рука упирается в стену, другая заносит топор, синие глаза жутко горят на оскаленном, залитом кровью лице, жилистые мышцы вздулись коваными буграми…
Он был до того страшен, что нападающие невольно попятились. Все эти отпетые головорезы и прожженные негодяи вышли из худо-бедно цивилизованной среды, а тут перед ними был истинный варвар, дикий хищник, природный убийца. И они отступили, потому что умирающий тигр был способен причинить смерть еще не раз и не два…
Конан ощутил их неуверенность и ощерился еще страшнее.
– Ну? – прохрипел он разбитым, окровавленным ртом. – Кому первому не терпится на тот свет?..
Аскаланте прыгнул, как волк. И, как волк, сумел остановиться на середине прыжка, чтобы с невероятным проворством распластаться на полу и уйти от смерти, с шипением взметнувшейся навстречу. Кое-как он успел подобрать ноги и откатиться в сторону, ибо Конан, промазав с ударом, замахнулся опять. На сей раз лезвие глубоко врубилось в мраморный пол совсем рядом с ногами вертящегося волчком Аскаланте.
Один из головорезов выбрал этот момент для стремительного броска. Он намеревался убить Конана, пока тот будет выкорчевывать из пола топор, но ошибся в расчетах. Кровавая сталь взвилась навстречу… и отбросила под ноги нападавшим нечто бесформенное, совсем недавно бывшее человеком.
И в этот самый миг у пятерых негодяев, приставленных стеречь дверь, слитно вырвался ужасающий вопль, а на освещенную стену пала непроглядная уродливая тень. На вопль обернулись все, кроме Аскаланте… а еще через миг вся толпа уцелевших ломанулась в дверь, богохульствуя и по-собачьи подвывая от невыразимого страха.
Вот уже крики мерзавцев затихли в темноте коридора, но Аскаланте так и не оглянулся. Он смотрел лишь на израненного короля. Не иначе отчаянные вопли беглецов подняли на ноги весь дворец, так что следовало ждать скорого прибытия стражи… и оставалось неясным, что же могло обратить его закаленных разбойников в столь поспешное бегство…
