Когда мужчина счел, что он уже достаточно растянут, то, раздвинув его ноги шире, вошел в жаждущее тело. Амир вскрикнул, сильно прогибаясь в пояснице, и вцепился в шелковые простыни по бокам от себя. Толчок, еще один, — раб не дал ему привыкнуть к своим немаленьким размерам. Под закрытыми веками рассыпались красные искры, боль смешалась с удовольствием, и калиф застонал громче, цепляясь за сильные смуглые плечи, царапая их до крови. Бесцеремонность, грубость, насмешки, издевки, шантаж, легкая жестокость и то, как по-хозяйски властно мужчина овладел им, — сводило юного калифа с ума, окончательно заставляя его потеряться в хаотичной буре чувств. Огненный жар между ног разгорался все ярче, с каждым головокружительным толчком мужчины унося его на небеса. И, не помня себя от наслаждения, калиф кричал, стонал и выгибался, выпевая свою первую песню страсти, пока оглушительный и слепящий фейерверк не взорвался перед глазами с последним рывком его бедер, и горячее густое семя внутри не заставило его содрогаться крупной дрожью.

*

Утром все тело ломило и тянуло от приятной боли внизу живота и между ног. Сладкая истома и нега овладели калифом, мешая ему подняться с кровати и начать новый день. Потянувшись всем телом, Амир охнул от боли в пояснице и рухнул обратно на подушки, зажмурившись и прикусив губу.

Прохладная губка коснулась его лба, стирая капельки пота — солнце поднялось уже высоко, покои калифа нагрелись, и в них поселилась каждодневная духота. Та же губка прошлась вдоль всего его тела, бережно касаясь тут же затвердевших сосков, промокнула живот. Теплые руки раздвинули его бедра, и там тоже поработала прохладная мягкая губка, устраняя следы вчерашнего соития.

Амир едва не замурчал от удовольствия. Так за ним еще не ухаживали. Он приподнял ресницы и увидел склонившегося над ним его новоприобретенного раба. Невольник обладал красивым смуглым лицом с правильными чертами: красивые черные глаза в обрамлении пушистых ресниц, тонкие дуги бровей, прямой нос, суровые и вместе с тем чувственные очертания рта и волевой подбородок. На высокий лоб падала черная, слегка волнистая прядка. Взгляд спокойный, немного сосредоточенный.

— Господин проснулся?

От звуков этого бархатного голоса в груди повелителя Джавахир Абаля что-то всколыхнулось, и дыхание слегка участилось. Интонации голоса мужчины были равнодушными, но прикосновения чутких рук — почти нежные.

— Поцелуй меня, — потребовал Амир, приподнимаясь на локтях.

Черное золото волос рассыпалось по бархатным подушкам сверкающим водопадом, взгляд зеленых глаз калифа остановился на губах его раба.

— Вместо охладительного сока на завтрак? — усмехнулся мужчина, встречая его взгляд прямо и спокойно.

— Опусти взгляд. — Амир резко сел на постели, голос его был холоден. — И запомни: ты не смеешь смотреть в глаза мне, своему господину, повелителю и калифу. Или тебя не учили, как вести себя с хозяином?

— Если господину так будет угодно, — отозвался раб безразлично, опуская взгляд.

Амир почти сразу же пожалел о своих словах: не видеть выражения восхитительных черных глаз, в которых вчера бушевала такая жаркая страсть, было мучительно, но он калиф, и его решения не оспаривались.

— А теперь поцелуй меня, — снова приказал Амир.

Раб подчинился и на этот раз, но поцелуй его был холодным и лишенным той самой страсти, которой вчера юноша отдавался с таким упоением. Тогда, впившись тонкими пальцами в загривок мужчины, Амир сам прижался к его губам, раздвигая их своим язычком и скользнув внутрь так, чтобы раб понял, кому он принадлежит.

Лишь сполна насытившись поцелуем и посчитав, что он показал дерзкому наглецу, кто тут господин, Амир соскользнул с постели и направился в купальню.

— Ты будешь помогать мне мыться, — высокомерно бросил юный калиф. — Потом завтрак. Сопроводишь меня в главный зал.

Не услышав привычного «слушаюсь, мой повелитель», калиф обернулся и выжидающе вскинул бровь.

Мужчина стоял возле кровати, скрестив руки на груди и явно не собираясь следовать за ним.

— Немедленно! — почти рявкнул Амир, раздраженно откинув назад длинные черные пряди.

— Сколько плетей ты дашь мне за неповиновение, о мой калиф? — Голос раба был все так же равнодушен.

— Плетей? — Изумрудные глаза опасно сузились, и Амир поджал губы. Калиф всегда так делал, когда был чем-то недоволен, и для всех рабов это уже давно стало условным сигналом о том, что следует затаиться, если не хочешь получить плетей. — О нет, мой дерзкий раб, я не стану портить твое тело новыми шрамами. Мне это не с руки.

— Что же ты со мной сделаешь, господин? — насмешливо вопросил мужчина, чуть склонив голову. — Заморишь голодом? Опустишь в глубокий колодец? В яму с крысами? Закуешь в кандалы? Распялишь на солнце на весь день?

В черных глазах теперь стыл такой ледяной холод, что калиф невольно поежился. Странно… Его уже наказывали так раньше?

— Какой ты изобретательный, — поцокав языком, насмешливо протянул Амир, подходя к пуфу возле прикроватного столика и беря свой халат. — У меня для таких дерзких и непослушных рабов есть наказание похуже. Стража!

Двери мгновенно распахнулись, едва калиф успел накинуть свой шелковый халат, и в покои ворвались четверо здоровенных смуглых мужчин.

— Привяжите его к кровати, да покрепче. Никого в комнату не пускать. Не кормить, пока я не вернусь.

— Да, повелитель! — быстро ответил один из них.

Вчетвером они скрутили почти не сопротивлявшегося раба и распяли на кровати, привязав его руки и ноги к серебряным поручням порванной на ленты шелковой простыней, — с одобрения самого калифа, конечно же, — и удалились.

— Ты ведь понимаешь, что звать на помощь бесполезно, правда? — ласково спросил Амир, садясь на край кровати и игриво проводя указательным пальцем от шеи мужчины до самого пояса черных шаровар из полупрозрачной ткани.

Раб ничего не ответил, все так же холодно глядя на калифа, и лишь крепко поджатые губы выдавали его эмоции.

— Ну, будь умничкой, я вернусь ближе к вечеру, и мы развлечемся, — мурлыкнул Амир, наклоняясь и с наслаждением проводя языком по сжатым губам мужчины. — Ух, как же ты мне нравишься, такой весь из себя неприступный!

Калиф улыбнулся и, напоследок лизнув левый сосок раба, ушел в купальню, чтобы освежиться и привести себя в порядок, прежде чем выходить из покоев. Сегодня предстояло много, очень много дел! И впервые повелитель Джавахир Абаля чувствовал такой душевный подъем с утра пораньше. Впрочем… солнце стояло уже в зените… А значит, до вечера было не так уж и далеко!

========== Наказание для раба ==========

Весь день калиф не мог найти себе места, предвкушая вечернюю встречу со своим новоприобретенным рабом. Он был рассеян, отвечал на вопросы невпопад, и, в конце концов, устав обсуждать государственные дела со своими советниками и визирем, распустил всех.

Лабиринт коридоров своего необъятного дворца Амир преодолел чуть ли не бегом, и только остановившись возле дверей в свои покои, глубоко вдохнул. Стражники, что стерегли вход в его опочивальню, смотрели прямо перед собой, и калиф их не замечал. Он давно уже привык считать их предметами обстановки. По его кивку они отворили двери, и калиф вошел в свои покои.

Дерзкий наложник не спал и при его появлении тут же поднял голову, настороженно глядя на калифа. Амир позволил себе усмехнуться.

— Ну как, еще не устал? — Скинув шелковую пурпурную мантию с золотыми узорами и высоким воротом, калиф остался в одних белых шароварах и расстегнутой жилетке, расшитой жемчугом.

Мужчина ничего не ответил. Амир был уверен, что ему жутко хочется пить и есть. Что касается его запястий и лодыжек… Калиф сомневался, что раб успел себе натереть кожу, если, конечно, не пытался вырваться. Шелк достаточно деликатен.

Сняв жилетку, он оседлал бедра строптивого наложника и погладил смуглую грудь ладонями.